Конан заподозрил, что металлический гад может ожить от прикосновения.
Одним ударом он отрубил ручку, и медный звон упавшей на камень змеи отнюдь не рассеял его подозрений. Концом кинжала он отбросил ее и вновь повернулся к двери. Вокруг царила полная тишина. Солнце блестело на горных вершинах, покрытых снегом. Высоко вверху кружил ястреб, черная точка в небесной сини. Кроме него единственными живыми существами были люди, стоящие перед обитой золотыми листами дверью,— маленькие фигурки на галерее из зеленого нефрита на склоне огромной горы Имш.
Холодный ветер, прилетевший с ледников, хлестнул, развевая обрывки их одежды. Кинжал Конана ударил в массивную дверь. Эхом откликнулись скалы на удар. Киммериец бил раз за разом, пробивая металлические листы и тиковое дерево. Через несколько минут он уже смог осторожно заглянуть внутрь. Увидел просторную комнату с голыми стенами из шлифованных камней и мозаичным каменным полом. Здесь были лишь столики из шлифованного эбенового дерева и каменный подиум. В противоположном углу он разглядел следующую дверь.
— Оставь охрану у дверей,— велел он.— Идем внутрь.
Керим Шах приказал одному из воинов стоять на страже, тот с луком наготове вернулся на середину галереи. Конан вошел в замок, за ним туранец и три иракзая.
Страж сплюнул, пробормотал что-то себе под нос и вздрогнул, услышав тихий издевательский смех. Подняв голову, увидел на втором этаже фигуру в черном, презрительно поглядывающую на него. Иракзай быстро натянул тетиву и выпустил стрелу, попав в обтянутую тогой грудь. Колдун, продолжая смеяться, вырвал стрелу из тела и небрежным жестом швырнул лучнику. Воин отпрыгнул, инстинктивно выставив руку. Его пальцы сомкнулись на возвращенной стреле. Иракзай пронзительно вскрикнул. Прямая стрела вдруг стала гибкой, словно размякла в руке. Он попробовал отшвырнуть ее, но поздно — холодные кольца обвились вокруг запястья, а наконечник впился в мускулистое плечо. Воин еще раз крикнул, лицо опухло и покраснело, а глаза приготовились вылезти из орбит. В страшных конвульсиях он растянулся на полу и замер.
Мужчины, уже было вошедшие в замок, бросились назад. Конан быстро подошел к высаженным дверям и стал как вкопанный, ничего не понимая. Товарищам показалось, что киммериец сражается с воздухом. Не видя перед собой никакой преграды, он все же ощутил под пальцами скользкую, гладкую поверхность и понял — выход закрыт кристаллической прозрачной плитой. Он видел через нее неподвижно лежащего на галерее стражника с оперенной стрелой в плече.
Конан поднял кинжал и ударил в невидимую стену; удивленные иракзаи заметили, как острие отскакивает со звоном от невидимой преграды, словно сталь натыкается на что-то твердое. Конан прекратил попытки пробиться. Он знал, даже легендарный меч Амир Курума не смог бы сокрушить эту невидимую преграду.
В нескольких словах он объяснил это Керим Шаху. Туранец пожал плечами:
— Обратная дорога нам отрезана, мы должны искать другой путь. Значит, идем вперед, не так ли?
Конан кивнул, повернулся и зашагал к двери в противоположной стороне комнаты. Он догадывался, что идет навстречу неизбежной смерти. Поднял кинжал, желая ударить в дверь, но та тихо открылась, словно подчиняясь чьему-то велению. Конан перешагнул через порог и оказался в огромном зале. Вдоль стен тянулись блестящие колонны, а в ста футах от двери начинались широкие нефритовые ступени лестницы, сужающейся кверху, словно пирамида. Он не знал, что находится дальше, но, чтобы зайти на ступени, ему следовало пройти мимо странного алтаря из черного камня. Четыре огромные золотые змеи свились в кольца на четырех углах, словно стражи легендарных сокровищ, клиновидные головы были обращены к четырем сторонам света. Но на алтаре, который они стерегли, покоился только хрустальный шар, наполненный чем-то вроде дыма, в нем плавали четыре золотых плода граната.
Увиденное пробудило у Конана неясное воспоминание, но он не успел вдуматься в подсказки памяти, завидев на нижних ступеньках лестницы четверых людей в черных одеяниях. Он не заметил появления Колдунов, они просто возникли здесь, согласно кивая птичьими головами, высокие, худые. Руки и ноги скрывались под складками многочисленных одеяний.
Один из них поднял руку, рукав сполз, открывая… вовсе не руку. Вопреки своей воле Конан замешкался. Он встретил силу, не похожую на силу Хемсы, и не мог сделать ни шагу вперед, хотя чувствовал, что может отступить назад, если захочет. Его друзья тоже остановились и выглядели еще более беспомощными, чем он, будучи не в состоянии сделать ни одного движения.
Чародей с поднятой рукой кивнул одному из иракзаев, и тот, словно в трансе, двинулся к нему, сжав меч в бессильно опущенной руке. Когда воин проходил мимо Конана, тот, вытянув руку, загородил ему дорогу. Киммериец был намного сильнее иракзая и в обычных условиях с легкостью смахнул бы его, как муху. Но сейчас воин оттолкнул его руку, будто стебелек травы. Дошел до ступеней и встал на колени, отдавая меч и наклоняя голову. Колдун взял у него оружие. Блеснуло острие на взмахе. Голова иракзая упала с плеч и с глухим стуком покатилась по черному мраморному полу. Из рассеченных артерий хлынула кровь, потом тело осело и, широко раскинув руки, распростерлось на полу.
Нечеловеческая ладонь вновь поднялась и позвала следующего иракзая, который, шатаясь, двинулся навстречу смерти. Жуткая сцена повторилась, и второе обезглавленное тело распростерлось рядом с первым.
Когда и третий воин прошел мимо Конана, направляясь к своей гибели, киммериец, у которого набрякли жилы на висках от напрасных усилий преодолеть удерживающий его невидимый барьер, вдруг почуял, что пробуждаются неизвестные, благоприятные для него силы. Ощущение пришло без предупреждения, неожиданно, но он ни на минуту не сомневался в нем. Левая рука киммерийца невольно дотронулась до стигийского подарка Хемсы, и он моментально ощутил прилив энергии: воля к жизни и гнев взыграли в нем с нарастающей силой.
Третий иракзай уже превратился в труп, и отвратительный палец качнулся вновь. Конан почувствовал, как невидимый барьер треснул. Он исторг дикий крик, и накопившаяся в нем злость нашла выход в молниеносной атаке. Он ринулся на колдунов, сжимая левой рукой волшебный пояс с отчаянной силой, так тонущий держится за плывущее дерево. Длинный клинок в правой руке сверкал, как солнечный луч. Стоящие на ступеньках Колдуны не шелохнулись. Даже если они и были удивлены, то не подали виду, смотрели холодно и равнодушно. Конан не терял времени на ненужные раздумья, что он сделает с ними, когда они окажутся в пределах досягаемости. Его охватила жажда убийства, он хотел только одного — вонзать острие в тела врагов, утопить их в крови.
Он находился уже в паре шагов от ступенек, где, издевательски усмехаясь, стояли Колдуны. Конан набрал воздуха в грудь, ярость росла в нем с каждым вздохом. Он как раз был рядом с алтарем, обвитым золотыми змеями, когда, словно блеск молнии, его озарило воспоминание о таинственных словах Хемсы, словно кто-то прошептал ему на ухо: «Разбей хрустальный шар».
Он отреагировал почти машинально. Между побуждением и действием не прошло и сотой доли секунды, даже наивеличайшие из чернокнижников не смогли бы прочесть за столь малый срок его мысли и помешать. Ловко, по-кошачьи, в прыжке он сменил направление атаки и с треском опустил кинжал на хрустальный шар. Тотчас же почувствовал почти осязаемое дыхание ужаса, плывущее со ступеней, от алтаря или же от самого хрусталя. Слух разрезало пронзительное шипение позолоченных змей, которые вдруг ожили и, поднимая жуткие головы, пробовали кусаться. Но разъяренный Конан был для них неуловим. Сверкающий клинок перерезал чудовищные тела одно за другим и ударил по хрустальному шару. С громовым раскатом кристалл взорвался, осыпаясь дождем огненных осколков на черный мрамор пола, а золотые плоды граната, словно освобожденные из пут, взлетели под высокие своды и исчезли.
