И вот Конан прибыл в замок графа Троцеро…
Конан сидел на шелковом диване в богато убранном чертоге. Теплый ветер шевелил прозрачные шторы на окнах. Троцеро ходил по комнате туда-сюда, точно пантера по клетке. Он был гибкий, нервный мужчина с талией девушки и плечами бойца. Прожитые годы почти не оставили на нем отпечатка.
— Разреши нам провозгласить тебя королем Пуантена! — уговаривал он Конана. Пусть эти ничтожные северяне влачат ярмо, в которое сами сунули шеи. Юг — по-прежнему твой! Живи здесь и правь нами среди цветов и пальмовых рощ…
— Пуантен благороден,— Конан покачал головой,— как ни одна другая страна. Но и ему, при всем мужестве его сынов, не выстоять в одиночку.
— Мы поколениями оборонялись в одиночку,— возразил Троцеро с ревнивой гордостью, присущей его народу.— Мы не всегда входили в состав Аквилонии!
— Я знаю,— сказал Конан.— Но в те времена все королевства были раздроблены на мелкие владения, без конца воевавшие друг с другом. Теперь все по-другому. Дни герцогств и вольных городов миновали, грядет эпоха империй. Правителям снятся завоевания, и защититься можно только в единстве.
— Так давай присоединим Зингару к Пуантену,— предложил Троцеро.— Там теперь не менее полудюжины принцев, и все рвут глотки друг другу. Мы легко завоюем ее, одну провинцию за другой, и присоединим к твоим владениям.
Потом с помощью зингарцев покорим Аргос и Офир. Уж если кто создаст империю, так это мы!
И вновь Конан отрицательно покачал головой:
— Об империях пускай мечтают другие, я же хочу сохранить принадлежащее мне. Я не стремлюсь к тому, чтобы править империей, сколоченной огнем и мечом… Одно дело — когда народ вручает тебе трон и сам соглашается на твое правление. И совсем другое — захватить чужую страну и властвовать с помощью страха. Чтобы я превратился во второго Валерия? Нет, Троцеро. Я намерен править всей Аквилонией — и не более. Или ничем!
— Тогда веди нас через горы, и мы выгоним немедийцев!
Свирепые глаза Конана благодарно потеплели. Но…
— Это стало бы напрасной жертвой, Троцеро, — сказал он.— Я уже объяснял тебе, что именно я должен сделать, иначе мне не вернуть королевство. Я должен разыскать Сердце Аримана.
— Сумасшествие! — возмутился Троцеро. Бредни еретического жреца! Бормотание свихнувшейся ведьмы!
— Не был ты в моем шатре перед битвой, мрачно ответил Конан и невольно покосился на свое правое запястье, где еще виднелись синие пятна.– Ты не видел, как обрушились скалы и погребли цвет моей армии. Нет, Троцеро, не бред, и я в том убедился. Ксальтотун не простой смертный, и противостоять ему можно только с Сердцем Аримана в руках. Так что я все-таки поеду в Кордаву. И притом один.
— Это слишком опасно,— не сдавался Троцеро.
— А жить не опасно? — проворчал король.— Но я поеду не как аквилонский владыка и даже не как пуантенский рыцарь. Я буду простым странствующим наемником, как в прежние годы. Да, к югу от Алиманы у меня полно врагов и на суше, и на море. Многие, понятия не имея о короле Аквилонии, вспомнят Конана — вождя барахских пиратов. Или Амру — предводителя черных корсаров. Но хватает у меня и друзей, а кроме того, есть люди, которые по некоторым причинам будут рады мне помочь.
Воспоминания заставили его слегка улыбнуться.
Троцеро уронил руки, отчаявшись убедить короля, и повернулся к Альбионе, сидевшей на соседнем диване.
— Я понимаю твои сомнения, господин мой,— сказала она.— Но я тоже видела монету в храме Асуры и помню слова Хадрата, что отчеканили ее за пятьсот лет до падения Ахерона! Если, как утверждает государь, на монете изображен именно Ксальтотун, то, значит, в прежней своей жизни он не был обычным волшебником. Его век измерялся столетиями — разве простому смертному это под силу?
Ответить Троцеро не успел: в дверь почтительно постучали, и чей-то голос произнес:
— Повелитель! Мы поймали какого-то человека, прокравшегося в замок. Он говорит, что хотел бы сообщить нечто твоему гостю. Как прикажешь с ним поступить?
— Аквилонский шпион! — прошипел Троцеро и схватился за кинжал, но Конан возвысил голос:
— Откройте дверь! Я сам посмотрю.
Приказание было исполнено: на пороге появился худощавый мужчина в темной куртке с капюшоном. Двое суровых стражников держали его за руки.
— Ты поклоняешься Асуре? — спросил Конан.
Мужчина кивнул, и могучие стражники, потрясенные, уставились на Троцеро.
— К нам на юг пришло слово,— сказал асурит.— За Алиманой мы уже не сможем тебе помогать: наше влияние распространяется отсюда не к югу, а лишь на восток, вдоль русла Хорота. Но вот что я вызнал: вор, которому Тараск поручил Сердце Аримана, до Кордавы так и не добрался. В Пуантенских горах его убили разбойники. Сердце досталось их вождю, который о его истинной природе и не догадывался. Вскоре пуантенские рыцари уничтожили его шайку, и он, оставшись ни с чем, продал Сердце кофскому купцу по имени Зорат.
— Ха! — Конан вскочил как подброшенный.— И что Зорат?
— Четыре дня назад он пересек Алиману, направляясь в Аргос. С ним были вооруженные слуги.
— Глупец! Нынче пересекать Зингару небезопасно,— заметил Троцеро.
— Верно, за рекой неспокойно. Но Зорат смел и по-своему безрассуден. Он торопится в Мессантию, надеясь там найти покупателя. Возможно, он далее догадывается, что именно попало ему в руки, и хочет продать Сердце стигийцам. Во всяком случае, едет он прямиком через восточную Зингару, кратчайшим путем, пренебрегая более протяженной дорогой вдоль границ Пуантена.
Конан так грохнул по столу кулаком, что тяжелая столешница задрожала.
— О Кром! Неужто удача наконец-тo надумала мнe улыбнуться? Коня, Троцеро! Скорее коня и доспехи вольного наемника! Зорат, конечно, опередил меня, по уж не настолько, чтобы я не смог его догнать — хотя бы па краю света!
12
КЛЫК ДРАКОНА
На рассвете Конан верхом переправился через мелководную Алиману и поскакал по широкой караванной тропе, что вела на юго-восток. А на покинутом им берегу молча сидел в седле граф Троцеро, окруженный закованными в сталь рыцарями, и малиновое знамя с леопардом Пуанте-на трепетало на утреннем ветру над его головой. Темноволосые люди в блестящих доспехах хранили молчание, пока синяя дымка расстояния окончательно не поглотила их короля…
Конан ехал на громадном вороном жеребце, которого подарил ему Троцеро. На плечах короля больше не было аквилонской кольчуги; если верить доспехам, Конан выглядел как наемник из Вольного Братства, члены которого принадлежали ко всем народам земли. На голове Конана был простой шлем, помятый в боях, тело прикрывала видавшая виды броня, а за плечами развевался красный плащ, изрядно заношенный и не особенно чистый. Словом, Конан с головы до пят выглядел именно тем, за кого себя выдавал,— наемным рубакой, познавшим все гримасы и капризы судьбы: сегодня — богатая добыча, а завтра — ветер в кошельке и затянутый потуже ремень.
