— Мертв,— пробормотал Конан и нагнулся подобрать камень, выкатившийся из скрюченной ладони Вальбросо.
Сердце Аримана трепетало на полу, точно живой кусочек заката.
— Мертв,— повторил Белосо.
Взгляд его был безумен. Он метнулся вперед.
Завороженный сиянием Сердца, Конан не ждал подвоха. Он понял намерение Белосо, лишь когда нечто тяжелое обрушилось сверху на его шлем. Золотой свет камня сменился кровавым туманом, Конана бросило на колени.
Он услышат топот и животный рев убиваемого человека. Оглушенный Конан сознания не потерял и успел понять, что Белосо огрел его, нагнувшегося, железной шкатулкой. Добрый боевой шлем спас короля. Пошатываясь, он поднялся, выхватил меч и затряс головой, пытаясь остановить стены комнаты, плясавшие перед глазами. Дверь была распахнута; торопливые шаги уже стихали, удаляясь по винтовой лестнице. Звероподобный палач испускал дух, валяясь на полу со страшной раной в груди. Сердце Аримана исчезло.
Конан на нетвердых ногах выбрался из застенка наружу. Он держал в руке меч, по лицу из-под шлема бежала кровь. Качаясь, как пьяный, он сбежал вниз по ступеням. Со двора донеслись звон стали, крики,затем отчаянный топот копыт. Пронзительно визжали женщины. Вывалившись во двор, Конан увидел суматошно мечущихся воинов. Задние ворота раскрыты, поперек выхода, все еще сжимая копье, лежал с разрубленной головой мертвый воин. По двору с испуганным ржанием бегали кони, с которых никто не позаботился снять уздечки и седла. Был среди них и вороной жеребец Конана.
— Он сошел с ума! — ломая руки, истошно кричала какая-то женщина.— Выскочил из замка, точно бешеный пес, и ну рубить направо и налево! Говорю вам, Белосо спятил! Где граф Вальбросо, наш господин?
— Куда делся Белосо? — взревел Конан.
Все разом замолчали и обернулись, пялясь на окровавленного незнакомца с мечом в руках.
— Ускакал в задние ворота! — ответил женский голос.
— А это еще кто? — заорал какой-то воин.
— Белосо зарубил графа! — крикнул Конан и, прыгнув, поймал за гриву своего жеребца. Он не собирался ждать, пока неуверенно переминавшиеся молодцы на него нападут. И он не ошибся: они отреагировали на его сообщение именно так, как он и ожидал. Поднялся ужасный гвалт. Никому не пришло в голову запереть ворота, взять Конана в плен или броситься в погоню за убийцей и отомстить за вождя. Этих волков объединял лишь страх перед Вальбросо. Не стало его — и каждый дрался сам за себя.
По всему двору загремели мечи, женский визг надрывал слух. Среди всеобщего смятения никому и дела не было до Конана, который, вскочив на коня, вылетел из ворог и умчался вниз по склону холма. Перед ним расстилалась широкая равнина, караванная же дорога за холмом раздваивалась: одна ее ветка уходила на юг, другая на восток. По восточной дороге, низко пригнувшись в седле, стремительно уносился всадник, отчаянно шпоривший коня. Ровная степь покачивалась у Конана перед глазами, багровый туман временами застилал солнечный свет. Король пошатывался в седле, хватаясь за гриву. Кровь капала на кольчугу. Мрачно стиснув зубы, Конан понукал жеребца.
За его спиной из замка па холме повалил густой дым. Там, внутри, труп графа Вальбросо так и валялся рядом с телом замученного купца. Солнце садилось; на фоне страшного, кровавого неба мчались одна за другой две черные крохотные фигурки…
Вороной жеребец начинал уставать — как, впрочем, и лошадь Белосо. Но копыта могучего жеребца мелькали по-прежнему стремительно. Конан не утруждал больную голову рассуждениями о том, почему зингарец спасается бегством от одного-единственного преследователя. Быть может, Белосо поддался безрассудной панике, околдованный безумием, таившимся в сиянии камня?
Солнце скрылось. Белая дорога едва мерцала в призрачных сумерках, впереди сгущалась лиловая тьма. Тяжело дышал измученный жеребец. Даже в потемках было заметно, как менялась местность вокруг. Голую степь оживляли дубовые рощи и заросли ольхи. Невысокие холмы поднимались вдали. Появились первые звезды… Жеребец пошатывался на бегу. Но Конан разглядел впереди густой лес, тянувшийся по холмам до горизонта, а между собою и лесом смутный силуэт беглеца. И снова послал вперед едва живого коня: он видел, расстояние между ним и Белосо сокращалось ярд за ярдом, медленной неуклонно. Сквозь стук копыт из непроглядных теней на обочине послышались какие-то странные крики, но ни преследуемый, ни преследователь даже ухом не повели.
Когда лошади внесли их под деревья, смыкавшиеся кронами над дорогой, их разделяли считанные шаги. Яростный крик сорвался с губ Конана: он занес меч. Белoco обратил к нему бледное, еле различимое в темноте лицо и тоже занес смутно блеснувший клинок, ответив, точно эхо, на боевой клич короля. Но тут измотанный жеребец охнул и покатился кувырком, споткнувшись впотьмах. Вылетев из седла, Конан врезался больной головой в камень… и непроглядная тьма погасила для него звезды.
Долго ли он пролежал без чувств, Koнан не знал. Сначала он почувствовал, что его волокут, схватив за руку, по каменистой земле, напролом сквозь густые кусты. Потом кто-то грубо швырнул его оземь, и от этого толчка сознание начало возвращаться.
Шлем укатился неизвестно куда, голову раскалывала тошнотворная боль, волосы слиплись от запекшейся крови. Но Конан обладал жизненной силой дикого зверя, и едва успел проясниться перед глазами туман, как киммериец начал озираться и соображать, куда его занесло.
Большая красноватая луна светила сквозь ветви деревьев, и он понял — полночь давно миновала. Видимо, Конан провалялся оглушенным несколько часов: вполне достаточно, чтобы оправиться и от удара, которым наградил его Белого, и от падения с лошади. Голова теперь была определенно яснее, чем во время той сумасшедшей погони.
Тут Конан с удивлением заметил, что лежит вовсе не на обочине белой дороги, как ему сначала показалось. Дороги совсем не было видно. Конан лежал на траве посреди небольшой поляны, огороженной черной стеной древесных стволов и путаницей ветвей. Лицо и руки короля были изодраны и исцарапаны, как будто его в самом деле волокли сквозь заросли ежевики. Конан приподнялся на локте — и тотчас отшатнулся. Сидя на корточках, над ним склонился некто. Вернее, нечто.
Сперва Конан усомнился в собственном рассудке: тварь напоминала видение прямиком из кошмарного бреда. Неподвижное серое существо смотрело на Конана глазами, в которых не чувствовалось души, и быть реальным ему просто не полагалось.
Какое-то время Конан молча разглядывал его, почти ожидая — сейчас оно растает, точно дурной сон. Но потом в глубине сознания шевельнулось что-то полузабытое, и король содрогнулся, ощутив, как противный холодок пополз но спине. Недаром, знать, люди шепотом передавали из уст в уста пугающие слухи о серых тенях, таящихся в безлюдных лесах по холмам на границе Зингары и Аргоса! Вурдалаки, пожиратели человечины, семя тьмы, потомство нечестивой похоти, толкнувшей давно забытое племя в объятия демонов преисподней! Вот, значит, кто бродил в здешних первобытных лесах, прячась в проклятых руинах древнего города…
