— Занг! — позвала она,— Занг!
Клубящийся в сфере дым чуть разредился и обернулся тучами пыли, в них мелькали неузнаваемые черные силуэты и молниями сверкала сталь. Внезапно лик занга сделался абсолютно ясным, его круглые от страха глаза воззрились на Саломэ. Из раны на голом черепе сочилась кровь, кожа посерела от смешавшейся с потом пыли. Раздвинулись кривящиеся губы, и любой другой на месте Саломэ решил бы, что этот рот напрасно силится исторгнуть страдальческие крики. Но до ее ушей слетавшие с бледных губ звуки доносились так же, как если бы жрец стоял рядом, а не вопил в меньший кристалл, находясь во многих полетах стрелы от дворца. О том, что за невидимые волшебные нити протянулись между двумя мерцающими сферами, знали, наверное, только боги тьмы.
— Саломэ! — кричала окровавленная голова.— Саломэ!
— Я слышу! — воскликнула женщина.— Докладывай, как идет битва?
— Мы пропали! — заходился жрец криком.— Хауран обречен! Подо мной пала лошадь, я беспомощен! Вокруг как мухи гибнут люди в серебристых кольчугах!
— Не рыдай словно баба, говори толком! — прорычала она.
— Когда мы двинулись на волков пустыни, они выступили навстречу,— подвывая, объяснил жрец. — В тучах пыли засвистели тысячи стрел, заставив кочевников попятиться, Констанций приказал атаковать, и мы ровными рядами, с грозным топотом копыт устремились вперед. Но тут вражья орда распалась надвое, а брешь вмиг заполнили три тысячи хайборийских всадников, и откуда они только взялись! Это свирепые хауранцы! Закованные в железо исполины на могучих конях! Обрушились на нас подобно молнии, раскололи, как стальной клин раскалывает гнилое полено! И прежде чем мы успели оправиться от потрясения, с обоих флангов ударили разбойники пустыни. Смяли наши ряды, рассеяли армию! Конан, будь проклят этот демон во плоти, обманул нас, как младенцев! Выставил поддельные осадные машины — наши разведчики издали не разглядели пальмовые каркасы и крашеный шелк. Ему надо было выманить нас, и он своего добился! Теперь наши воины бегут! Пал Хумбанигаш, его зарубил сам Конан. Среди охваченных паникой толп кровожадными львами рыщут хауранцы, а зуагиры безнаказанно пронзают наших воинов стрелами. Я… А-а-а!..
В кристалле будто молния полыхнула, а может, то сверкнула боевая сталь. Плеснула яркая кровь, и шар опустел, только перекошенное злобой лицо Саломэ отражалось в нем теперь.
Несколько мгновений она простояла в полной неподвижности, вытянувшись в струнку и глядя в пустоту. Наконец хлопнула в ладоши, и в комнату вошел бритоголовый священник, такой же молчаливо-послушный, как и первый.
— Плохи наши дела,— объяснила она, не мешкая.— Констанций разбит, еще час, и Конан снесет крепостные ворота. И у меня нет сомнений: если попадусь к нему в лапы, пощады не будет. Но сначала я позабочусь о том, чтобы моя проклятая сестренка не взошла обратно на трон. Иди за мной! Сделаем, что в наших силах, устроим Цогу добрый пир!
Шагая по лестницам и дворцовым галереям, Саломэ слышала растущий гул с далеких стен. Там зеваки сообразили, чем оборачивается для города поражение Констанция. В тучах пыли уже удавалось различить наступающие массы конницы.
От дворца отходила длинная крытая галерея с высокими мрачными сводами. Самозваная королева и жрец преодолели ее чуть ли не бегом, отворили тяжелую дверь и очутились в тюремном сумраке. Широкий коридор привел их к лестнице, спускавшейся во мрак. Саломэ резко остановилась и выругалась. На ступеньках неподвижно сидел шемит, задрав кверху короткую бороду. Женщина съежилась, разглядев полуразрубленную шею тюремщика.
Ту г снизу долетели голоса запыхавшихся от бега людей, и она прянула назад в сумрак коридора, одной рукой отталкивая с пути жреца, другой хватаясь за подвешенный к поясу мешочек.
6
ХИЩНЫЕ КРЫЛЬЯ
От сна, в котором Тарамис, королева Хаурана, пыталась найти забвение, ее пробудил чадный свет факела. Приподнявшись на ложе, она расчесала пальцами спутанные волосы и проморгалась. Неужто опять пришла Саломэ, неужто опять будут насмешки и изощренные пытки? Но тут она услышала радостный голос:
— Тарамис! О моя королева!
И столь неожиданным был этот зов, что она усомнилась в своем пробуждении.
За факелом угадывались силуэты, поблескивал металл. Над королевой склонились пятеро, но не смуглые от природы крючконосые лица были у них, а узкие, с ястребиными чертами и солнечным загаром.
Один резко опустился на колено перед одетой в лохмотья девушкой:
— О Тарамис! Мы нашли тебя, хвала Иштар! Я Валерий, неужели не помнишь? Разве не с твоих уст слетела хвала верному слуге, когда он одержал победу при Корвеке?
— Валерий…— пролепетала она.
И тут же из глаз брызнули слезы.
— Валерий! О нет, я сплю! Это новые козни Саломэ, это колдовство, это пытка!
— Нет! — ударил по каменным стенам полный страсти возглас.— Это к тебе на выручку пришли верные вассалы. И мы должны поспешить. Констанций выступил против Конана, который перевел через реку зуагиров, но три сотни шемитов остались оборонять город. Мы убили тюремщика и забрали ключи, и, хотя других стражей здесь вроде бы нет, медлить опасно. Идем!
Но королеву не держали ноги, и не слабость была тому причиной, а глубокое потрясение. Валерий поднял ее как младенца и заспешил вслед за факелоносцем к скользкой каменной лестнице. Она казалась бесконечной, но все же настал тот миг, когда беглянка и ее спасители очутились в широком сводчатом коридоре.
Не успели они сделать и двух шагов, как шедший впереди хауранец выронил факел и закричал в смертной муке. Мглу коридора разорвал голубой сполох, осветив на миг искаженное лютой злобой лицо Саломэ и скорчившуюся рядом с ней звероподобную тварь. А уже в следующий миг воцарилась мгла — вспышка ослепила недругов ведьмы.
Валерий с королевой на руках двинулся наугад. Словно в бреду, он слышал, как лютые коп и и зубы раздирают человеческую плоть; слышал хрип умирающих товарищей и голодное ворчание монстра. Внезапно из его рук вырвали драгоценную ношу, и жестокий удар по шлему поверг его на пол.
Кое-как он поднялся на ноги, тряся головой, чтобы отделаться от синего пламени оно все еще плясало в глазах. Когда наконец вернулось зрение, Валерий понял, что остался один в коридоре, покойники не в счет. Четверо лежали в собственной крови, черепа расколоты, вспороты животы. Ослепленные и оглушенные адским огнем, его спутники не оказали никакого сопротивления убийце. Королева исчезла.
Проклиная коварство ведьмы и собственную неосторожность, Валерий подобрал меч, стащил с головы шлем и бросил его на каменный пол. По лицу текла кровь из раны на темени.
Не успел он задаться вопросом, что предпринять, как услышал отчаянный зов:
— Валерий! Валерий!
Шатаясь и спотыкаясь от слабости, он побрел на голос. Едва повернул за угол, как в его объятиях очутилось тугое и жаркое тело.
