И, выдернув из ножен абордажную саблю, он зашагал к палисаду. Оттуда, где горел костер, ни стену, ни часового нельзя было рассмотреть,— все заслоняли крыши строений. Стром, которому невольно передалось беспокойство Конана, пошел следом за ним.
У входа в промежуток между домиками и палисадом Конан настороженно остановился. Проход был смутно освещен факелами, торчавшими по углам стены.
И посередине лежало скомканное, смятое тело.
— Бракус!..— Стром с руганью устремился вперед и припал на колено подле убитого часового.— Видит Митра, ему горло от уха до уха располосовали!..
Конан мгновенно осмотрел проход, но, кроме них со Стромом да убитого дозорного, здесь больше никого не было. Он выглянул в амбразуру… В круге факельного света не двигалась ни единая живая душа.
— Кто мог это сделать? — вслух спросил киммериец.
— Зароно!..— Стром взвился на ноги, шипя и плюясь, точно дикий кот, его лицо перекосила судорога, волосы и те, кажется, поднялись дыбом.— Это он послал своих негодяев бить моих людей в спину! Он хочет предательством покончить со мной!.. О демоны, да что ж это такое! Со всех сторон обложили…
— Погоди,— Конан протянул руку, желая его удержать.— Я тоже не доверяю Зароно, однако…
Но взбешенный пират вырвался и побежал вдоль ряда домишек, изрыгая жуткие богохульства. Конан, ругаясь, погнался за ним. Стром мчался прямо к костру, где виднелась высокая фигура Зароно — буканьер большими глотками осушал кружку эля.
Он изумился сверх всякой меры, когда кружку вдруг вышибли у него из руки, да так, что пена разлилась по латному нагруднику, а его самого схватили за плечи и развернули, и перед ним возникла перекошенная яростью физиономия пиратского капитана.
— Ах ты, предатель! — бушевал Стром.— Значит, ты намерен бить моих людей в спину, пока они сражаются не только за меня, но и за твою вонючую шкуру?!
К ним уже спешил Конан, а воинство, собравшееся у огня, перестало есть и пить, не понимая, в чем дело.
— О чем ты? — брызгая слюной от негодования, осведомился Зароно.
— Мой человек стоял на посту, а ты подослал пырнуть его в спину! — орал взбешенный барахский пират.
Подспудно тлевшая вражда взвилась яростными пламенами.
— Лжешь! — рявкнул в ответ Зароно.
С невнятным воплем Стром выхватил абордажную саблю и махнул, целя Зароно в голову. Буканьер успел поймать удар окованной сталью левой рукой. Брызнули искры, Зароно шарахнулся назад и запнулся о собственный меч…
А в следующий миг двое капитанов схлестнулись в бешеной дуэли — только клинки вспыхивали и играли в свете костра. Команды отреагировали без промедления и не особенно разбираясь, в чем дело. Поднялся несусветный рев — пираты и буканьеры выхватили оружие и накинулись одни на других. Дозорные, оставленные сторожить стену, забыли о своих обязанностях и попрыгали вниз — участвовать во всеобщей резне. Крепостной двор стал сплошным полем сражения. Дерущиеся сплетались в клубки, катились кувырком, рубили и резали в каком-то безумном неистовстве. Постепенно в свалку втянули кого-то из графских людей, а солдаты, стоявшие у ворот, изумленно обернулись, забыв о внешних врагах, таившихся за стеной…
Все произошло настолько стремительно, тлеющие угли породили такое бешеное и внезапное пламя, что резня пошла по всей крепости еще прежде, чем Конан успел добраться до зачинщиков. Но уж когда добрался, то, не обращая особого внимания на мелькающее оружие, отшвырнул их друг от друга с такой силой, что Стром еле устоял на ногах, а Зароно вовсе растянулся на земле.
— Проклятые недоумки! — взревел киммериец.— Вы что, все наши жизни псу под хвост бросить готовы?
Его не услышали. Стром бешено брызгал пеной. Зароно звал своих на подмогу. Какой-то буканьер подбежал к Конану сзади и замахнулся, целя в голову. Полуобернувшись, киммериец перехватил и остановил его руку на середине удара.
— Смотрите, дурачье! — закричал он, указывая саблей.
И на сей раз было в его голосе что-то такое, что привлекло внимание осатаневшей толпы. Люди замерли буквально с занесенными мечами, а поднимавшийся Зароно — на одном колене… Все повернули головы и посмотрели туда, куда показывал киммериец. На воина, что стоял на стрелковом помосте. Бедный малый шатался, хватая руками воздух и силясь закричать. Но вот силы оставили его, и безжизненное тело свалилось во двор. Между лопаток у солдата торчало черное древко.
Вот тут в крепости раздались крики тревоги. И почти одновременно — хор жутких воплей, сопровождаемый грохотом боевых топоров, молотивших в ворота. А над стеной взвились пылающие стрелы, чтобы миг спустя вонзиться в бревна построек, и очень скоро тут и там появились синеватые змейки дыма. И наконец из-за ряда домишек, что примыкал к злополучной южной стене, ринулись стремительные человеческие силуэты.
— Пикты в крепости!..— проревел Конан.
После чего началось уже форменное сумасшествие. Оставив междоусобицу, пираты и буканьеры кинулись кто к стенам, кто наперерез прорвавшимся пиктам. Из-за лачуг выбегали все новые дикари, их боевые секиры вовсю лязгали о сабли моряков…
Зароно как раз поднимался на ноги, когда сзади к нему подскочил раскрашенный пикт — и ударом топора вышиб буканьеру мозги.
Конан с кучкой моряков, прикрывавших ему спину, рубился с пиктами во дворе. Стром с большинством своих людей взобрался на стрелковый помост, пытаясь противостоять волне атакующих, захлестнувших внешнюю стену… Но пикты, подкравшиеся незамеченными, пока осажденные резались между собой, успели окружить укрепление и теперь лезли со всех сторон. Люди Валенсо сгрудились возле ворот, силясь удержать их против целого роя восторженно завывающих демонов…
Все большее число пиктов преодолевало оставленную без присмотра южную стену и оказывалось во дворе. Строму с его пиратами не удалось удержать оставшуюся часть палисада, так что вскоре по всей территории укрепления кишели голые раскрашенные дикари. Они накидывались на уцелевших защитников крепости и валили их, точно волки добычу. Битва распалась на отдельные вихри, в центре которых были разрозненные группы белых людей, отбивавшихся уже без особой надежды спастись. Весь двор был завален трупами пиктов, пиратов, буканьеров и людей графа. Упавших сразу затаптывало множество ног… Лесные воины врывались в домишки прислуги, и скоро поднялся жалобный крик, слышный даже сквозь гул сражения,— это женщины и дети умирали под ударами топоров. Внимая их голосам, люди Валенсо покинули свое место возле ворот, и пикты немедленно этим воспользовались. Ворота распахнулись, дикари рекой хлынули внутрь. Строения начали вспыхивать одно за другим…
— Скорей в особняк! — закричал Конан и принялся прорубаться в том направлении, сопровождаемый дюжиной бойцов.
Стром присоединился к нему, отмахиваясь направо и налево абордажной саблей, точно хлыстом.
— Не удержать нам особняк…— выговорил он, задыхаясь.
— Почему? — спросил Конан, даже не поворачивая головы.
