Он заслонил собой девушку и вытащил меч.
— Только не убивай его!..— взмолилась она.— Во имя Сета, не убивай! Ты же сильный — скрути его, и довольно!
— Попробую,— отозвался варвар, сжимая левую руку в пудовый кулак.
Стоило ему сделать шаг в направлении переулка, как тура-нец разразился жутким стонущим смехом и сам бросился на него. Он бешено размахивал мечом и подпрыгивал, всем телом вкладываясь в удары. Полетели синие искры — Конан парировал его выпады. Еще миг, и сумасшедший без чувств растянулся в пыли, сраженный, точно молнией, ударом страшного кулака.
Девушка тотчас бросилась к нему.
— Он не… Ты ведь его не…
Конан быстро перевернул поверженного и сноровисто ощупал.
— Я его не…— сообщил он девушке.— Кровь из носу течет, ну а чего ты хотела? Погоди немножко, очнется… Может, заодно и мозги встанут на место. Дай-ка на всяк и и случай я руки ему свяжу… вот так… его же поясом. Ладно, куда прикажешь тащить?
— Погоди! — Она присела на корточки подле мужчины, схватила и жадно ощупала его связанные руки. Мотнула головой — разочарованно и с недоумением… Потом снова подошла к гиганту-киммерийцу и положила ладошки па его могучую грудь. Ее глаза показались ему двумя влажными черными самоцветами.
— Ты ведь мужчина, ты воин! Помоги же мне! Тотразмек должен умереть! Убей его ради меня!
— Ага, сейчас,— проворчал Конан.— Чтобы туранцы меня за это повесили?
— Ни в коем случае! — Нежные руки, оказавшиеся неожиданно сильными, обвили его шею, он ощутил напряжение и трепет стройного тела,— Гирканцам не за что любить Тотраз-мека. Его и жрецы Сета боятся… Власть этого ублюдка держится на суеверии и страхе. Я вот молюсь Сету, туранцы почитают Эрлика, Тотразмек же приносит жертвы Хануману Проклятому! Туранская знать опасается его темного могущества, его власти над людьми смешанной крови… опасается и ненавидит! Даже Джунгир Хан и его возлюбленная Нефертари! Если убить его ночью в храме, я уверена, сделавшего это не будут очень уж усердно искать…
Конан спросил недоверчиво:
— А магия?
— Ты боец,— был ответ.— Рисковать жизнью для тебя не впервой!
Киммериец кивнул.
— Ну… За подходящую плату…
— Ты получишь награду! — выдохнула она, приподнимаясь на носках, чтобы заглянуть ему в глаза.
От близости ее влекущего тела у него пробежал по жилам огонь, аромат ее дыхания кружил голову… Конан уже заключил было красавицу в объятия, но девушка гибко ускользнула, предупредив:
— Сперва просьбу мою исполни.
Ему понадобилось усилие, чтобы выговорить:
— Назови цену!
— Подними моего любовника,— велела она, и Конан, нагнувшись, без натуги закинул рослого туранца себе на плечо.
В этот момент ему казалось, что он бы и дворец Джунгир Хана с такой же легкостью перевернул. Девушка между тем нашептывала бесчувственному какие-то ласковые слова и, судя по всему, не лицемерила. Она явно любила своего Алафдаля, любила искренне и преданно. Может, они с Конаном и придут к некоей деловой договоренности, но на ее отношение к Алафдалю это ни малейшим образом не повлияет… Женщины — практичный народ, куда практичней мужчин. Алафдаль никогда ни о чем не проведает, а стало быть, и не будет страдать…
— За мной!
И девушка устремилась по улице. Киммериец размеренным шагом поспевал следом, безвольное тело, обвисшее на плече, ничуть не отягощало его. Он еще успевал поглядывать по сторонам — не таятся ли там, в глубоких дверных арках, какие-нибудь нехорошие тени? Ничего подозрительного им, однако, не встретилось. Скорее всего, дарфарские людоеды уже собрались у костровой ямы…
Наконец девушка свернула в узкую боковую улочку и осторожно постучала в высокую дверь.
Почти тотчас же в верхней филенке двери открылось смотровое окошечко, мелькнула черная физиономия. Девушка приблизила к окошку лицо, что-то зашептала… Было слышно, как отодвигался тяжелый засов, и дверь отворилась. Масляная лампа, горевшая позади, озарила фигуру чернокожего гиганта. Конан невольно напрягся, но только на миг. Этот слуга был не из Дарфара. Нормальные зубы, коротко остриженное курчавое руно — Конан узнал облик племени вадаи.
По слову Забиби киммериец передал ему по-прежнему бесчувственного Алафдаля, и скоро юный полководец был бережно уложен на бархатный диван. Сознание не спешило возвращаться к нему. И то сказать,— удар, которым наградил его Конан, мог бы свалить с ног быка. Забиби склонилась над любимым, беспокойно сплетая и расплетая пальцы… Потом выпрямилась и поманила Конана за собой обратно наружу.
Дверь за их спинами закрылась, замки щелкнули… Закрылось смотровое окошечко, отсекая свет масляных ламп. Снова только звезды горели над головой. Забиби взяла Конана за руку, и от него не укрылось, что ее ладошка дрожала.
— Так ты не подведешь меня? — спросила она.
Конан тряхнул вороной гривой. Наверное, девушке он казался каменной глыбой, заслонявшей звездное небо.
— Тогда поспешим в храм Ханумана,— сказала она.— И да сжалятся над нашими душами боги!..
Двумя неслышными тенями заскользили они вдоль спящих городских улиц… Никто не произносил ни слова. Должно быть, девушка беспокоилась о возлюбленном и все представляла себе, как он лежит там без чувств в сиянии медных светильников; а может, в ужасе гадала о том, что могло ждать их впереди, в посещаемом нечистью святилище Ханумана. Мысли варвара были существенно приземленней. Он думал только о девушке, легко шагавшей с ним рядом. Одного запаха ее душистых волос с избытком хватало, чтобы сделать ее центром его размышлений и отогнать прочь все остальное!
Один раз впереди послышалось лязганье по камням подкованной обуви. Конан и девушка тотчас же укрылись в глубокой сумрачной дверной нише, пережидая, пока мимо них пройдут ночные дозорные-пелиштимцы. Воинов было десятка полтора, они шагали в плотном строю, держа копья наготове, и шедшие последними несли щиты за спиной — от предательского удара ножом сзади. Видно, даже им приходилось опасаться ночных охотников на людей!
Когда клацанье сандалий затихло в уличной дали, Конан с девушкой покинули свое укрытие и поспешили вперед. Еще немного, и они увидели перед собой приземистое здание с плоской крышей. Это и была их цель.
Храм Ханумана уединенно стоял посреди широкой площади. Сейчас эта площадь была тиха и безлюдна, лишь звезды смотрели на нее с небес. Святилище окружала мраморная стена, в которой как раз против входного портика зиял широкий разрыв. В проеме не было ни ворот, ни иного барьера.
— Стало быть, тут не отгораживаются от людоедов,— заметил Конан.— Как я погляжу, жрецы их не боятся!
Прижавшуюся к нему Забиби так и трясло.
— Людоеды сами боятся,— сказала девушка,— Все в Замбуле боятся Тотразмека. Даже Джунгир Хан с Нефертари… Идем же! Идем скорей, пока я остатков мужества не лишилась!..
