— Постой, Варька, — вмешался Генрих, — Ты хочешь сказать, что Доризо сам, а не его приятель, играл роль Виктора?
— Да. Санин нашел в квартире лже-Виктора набор гримера-профессионала. Он спросил меня, как бы выглядел этот тип, если убрать с его физиономии все избыточное. Я мысленно уменьшила щеки, убавила подбородок, сузила нос, убрала темный парик и получила портрет Доризо. Это, конечно, ничему не мешает. Назовем Синюю Бороду Доризо, и дело с концом. Но возникает резонный вопрос: кто же тогда отправил его на тот свет?
— Ты в своем амплуа, Варвара, — сердито сказал Марк. — Сначала прыгаешь, а потом уже смотришь куда. Грим в квартире Виктора доказывает только то, что он мог его использовать и, вероятно, выглядел иначе, чем на твоем портрете. Может быть, еще сильнее походил на Доризо. Но вывод о том, что Виктор и Доризо — одно и то же лицо, по меньшей мере преждевременен. И даже если выяснится, что Инна никогда не видела пресловутого приятеля Олега, вопрос все равно останется. Но, конечно, Прошка должен выяснить все, что ей известно о Викторе.
— Нет!
— Почему — нет?
— Потому что, если я права, то она могла быть убийцей Доризо.
Прошка молча покрутил пальцем у виска.
— А почему бы и нет, черт возьми? Что ты в этом видишь такого невозможного? Она его любила? Так это никогда не было препятствием. Про преступления на почве страсти слыхал? И это отнюдь не единственный возможный мотив. Если эта ее байка насчет романа века — не вранье, получается, что Доризо ее использовал. Причем использовал втемную. С особым цинизмом. Задурил девице голову, будто старается ради ее писательской славы, а сам убивал и наживался. В сущности, он сделал ее своей сообщницей. Сообщница серийного убийцы — не хило звучит, а? Если она каким-то образом узнала правду, то испытала шок. Еще бы! Благородный рыцарь без страха и упрека оказался беспринципным, корыстолюбивым, кровожадным чудовищем. Такое и в кошмаре не приснится. Или другой вариант: она все знала с самого начала. То есть помогала Доризо с открытыми глазами. Тогда она сама — беспринципная, корыстная, кровожадная тварь, и убийство для нее не проблема. Лично я склоняюсь ко второму варианту. Надо быть беспросветной дурой, чтобы купиться на сказочку, которую ей скормили.
Все молчали, переваривая услышанное.
— Ты не права, Варька, — возразил Генрих. — Если она любила Доризо и доверяла ему, она проглотила бы что угодно.
— Можно подумать, она неправа только в этом, — проворчал Прошка. — Объясни мне, премудрая ты наша, с какой стати убийце трепаться с первым встречным о своей тайной связи с жертвой? Из желания пощекотать себе нервы? Или ты веришь во всю эту чушь насчет подсознательного стремления преступника понести наказание? Обрати внимание: я Инну на дыбе не подвешивал. Она сама заговорила о покойном возлюбленном и добровольно выложила свою историю со всеми перипетиями. Какая трогательная доверчивость со стороны убийцы! Особенно если учесть, что со дня убийства не прошло и недели, а я вполне мог оказаться переодетым легавым.
— Ты? — я медленно прошлась по нему взглядом — от головы до пят и обратно. — Не похож. Разве что на бультерьера…
— О, какой сногсшибательный юмор! Ты случайно под псевдонимом Джером К. Джером не творила? И нечего менять тему! Поняла, что глупость сморозила, так имей смелость признаться!
— Я?! Глупость? Ничего нелепее в своей жизни не слышала! Да обвини ты папу римского в сочинении скабрезностей под видом энциклик, и то заврался бы меньше! Где ты углядел глупость? По-твоему, убийца не должен страдать излишней болтливостью? Я, конечно, не специалист по психологии убийц-любителей, но, полагаю, они бывают разные. Молчаливые и разговорчивые, умные и придурковатые… Кстати, Агата Кристи, вероятно, неплохо понимала убийц. Я читала, что она старалась досконально разобраться в предмете, о котором писала. Так вот, в одном из ее романов герой спрашивает сыщика, как можно распознать убийцу. Существует ли признак, отличающий его от остальных людей? И сыщик, подумав, говорит, что убийца, как правило, весьма гордится своими умом, ловкостью, находчивостью и испытывает постоянное искушение похвастаться. Но, поскольку открыться другим он по понятным причинам не желает, ему приходится довольствоваться общими разговорами о свершившемся преступлении. Иными словами, отыщи человека, который постоянно заводит речь об убийстве, мотивах и жертве, и ты найдешь убийцу.
— Чушь! — Прошка дернулся от возмущения. — А еще кичишься своим умишкой! Только безнадежные идиоты руководствуются при расследовании убийства идейками, почерпнутыми в замшелых детективных романах! Или мы все здесь убийцы, потому что непрерывно только о них и говорим.
Видя, что дискуссия грозит перейти на личности, Генрих поспешил вмешаться:
— Варька, я не понимаю, почему Прошке нельзя еще раз пообщаться с Инной? Пусть даже Доризо убила она. Из этого же не следует, что опасность висит над каждым, кто к ней приблизится. Прошка, слава богу, до сих пор жив и здоров. Почему ты уверена, что новая встреча с Инной изменит статус-кво?
— Я не уверена, но зачем рисковать? Вдруг девица решит, что наболтала чересчур много, опомнится и захочет исправить оплошность? И потом, до сих пор Прошка был пассивным слушателем, тему монолога выбирала она, а теперь вдруг начнет задавать вопросы о Викторе.
— А как иначе проверить твою дикую гипотезу? — перебил меня Марк. — Я имею в виду твою гениальную догадку о тождестве Виктора и Доризо. Надеюсь, ты понимаешь, что это вопрос принципиальный? Если ты ошиблась, то Доризо убил настоящий Виктор, и наша задача — найти его и выяснить, которая из его знакомых втравила в это дело тебя. Если нет, то убийцу, как и твою недоброжелательницу, нужно искать в окружении Доризо. Пока мы не получим ответа на вопрос «А был ли мальчик?», двигаться дальше не имеет смысла. А получить ответ мы можем только от Инны.
— Не обязательно, — возразила я. — Есть гораздо более простой и безопасный способ — выложить все Санину. Он пойдет к коллегам, работающим по делу Доризо, добудет образец почерка, отпечатки пальцев, насядет на Инну, наконец…
— Ага! — подхватил Прошка. — И сдаст тебя братьям-легавым. То-то они обрадуются! Небось уже из сил выбились, разыскивая тебя, а тут такой подарок!
— И этот туда же! — прошипела я сквозь зубы. — Что за дурацкая черта: путать реальность с собственным вымыслом? До сих пор нет ни единого намека на то, что меня кто-то разыскивает.
— Каких, к черту, намеков ты ждешь? Удара резиновой дубинкой по башке и наручников на запястьях? Еще дождешься, дай срок! Вот исповедуешься перед Саниным и дождешься.
Прошка бросил взгляд на Марка, явно рассчитывая на его поддержку. Но просчитался. Марк, как ни странно, взял мою сторону.
— Варвара думает, что Санину можно доверять, — сказал он. — И я склонен с ней согласиться. Он производит впечатление неиспорченного молодого человека со светлыми идеалами. Кодекс чести не позволит ему выдать женщину, которая ему доверилась.
— Кодекс чести у мента? Вы что, совсем сбрендили?
