Задать вопрос он решился только у ее квартиры:
– Лиля, Тимофей не ваш ребенок?
Она дернулась и застыла, вцепившись в ручку двери. Лиля могла не отвечать, он попал в точку.
– Как ты узнал? – Она взглянула в глубь квартиры, осторожно прикрыла дверь, выйдя на площадку.
– Не узнал, а догадался. Колосова работала в роддоме, на фотках Тимофей… Я только не понимаю, зачем ты им платила. Ты украла ребенка?
– Ты что, спятил? – возмутилась Лиля, посмотрела на него и решилась: – Тимка сын моей сестры.
– Усыновление оформлено законно?
– Конечно. Все у нас оформлено законно.
– Так зачем ты платила? – недоумевал он. – Ты всю жизнь собиралась платить?
– Я не могла допустить, чтобы Тимошка узнал. Неужели ты не понимаешь? Этот тип… сказал, что он Тимочкин отец. – Она тихо заплакала. – Что он все ему расскажет…
– Ну а ты бы сказала сыну, что дядя врет!
– Нет! Ты… Ты ничего не понимаешь. Вот будут у тебя дети, тогда поймешь. Тимочка – мой сын, мой, понимаешь?! Наш с Иваном! Мы его взяли пятидневного, и дороже у нас никого нет и никогда не будет. Я не знаю, какую травму может нанести семилетнему ребенку известие, что он не родной. И знать не хочу. Я этого не допущу. Никогда!
– Значит, кто отец ребенка, вы не знаете? – надо было кончать этот пустой разговор и не лезть в чужие дела, но он не уходил.
– Нет.
Сестра училась на третьем курсе, когда выяснилось, что произошло непоправимое. Аборт делать оказалось поздно, мама непрерывно плакала, сестра молчала, уставившись в стену, перестала ходить в институт. Лиле было жалко ее до смерти, она только что вышла замуж за Ивана и вся светилась от счастья, и доказывала сестренке, что жизнь не кончена, что она, жизнь, еще повернется к ней совсем другой стороной, а сама боялась представить себя на месте сестры.
Потом Лиле казалось, что в последние полгода перед родами сестра не произнесла больше десятка слов и умерла только потому, что хотела умереть.
– Роды были очень трудные, – неожиданно призналась Лиля, в общем-то совершенно чужому мужику. – Моя тетя работала в роддоме главврачом, сама принимала роды, но ничего не могла сделать.
Мама до последнего пыталась узнать, кто отец ребенка, и тетя пыталась, и Лиля. И разговаривали они, не обращая внимания на снующих медсестер. Любая могла услышать.
– Мама умерла через несколько месяцев. – Лиля прислонилась спиной к стене. – И мы сразу сюда переехали. Я поменяла работу, Иван тоже. Не понимаю, как они нас вычислили.
– Скорее всего, случайно. Думаю, Колосова тебя видела в больнице, узнала и решила позабавиться. Вряд ли шантажист настоящий отец ребенка, он бы давно вас нашел безо всякой Аси.
Лиля скрылась в своей квартире, а он какое-то время смотрел на запертую дверь.
– Это она, – подтвердил Колосов. – Это моя жена.
Поняла ли Ася, что это он убил ее руками Коряги?.. Дмитрию очень хотелось, чтобы она умерла в неведении, без лишней боли, даже если эта боль не физическая. Чтобы она верила ему до последнего и не подозревала предательства.
Конечно, Коряга не мог поступить по-другому. Только Ася знала о шантаже, и это грозило возможным разоблачением, и он должен был избавиться от нее ради собственного спокойствия. Ну и ради денег, конечно.
Дмитрию было страшно смотреть на мертвую Асю. Это была она и не она, тело, лежавшее перед ним, казалось чужим. Колосов отвернулся, он не хотел видеть, как накрывают ее лицо белой тканью.
Потом ему задавали вопросы, он отвечал.
…Да, он знал, что жена поехала в город. Она собиралась навестить родителей.
…Он понятия не имеет, зачем она отправилась в парк.
…Он не замечал никаких изменений в ее поведении. Она была такой же, как всегда.
…Нет, жена ничего и никого не опасалась, он бы заметил…
…Он не знает, сколько денег могло быть у его жены. Обычно больших сумм она с собой не носила.
…Нет, таких огромных денег у нее точно быть не могло. Она столько за год не зарабатывала, а с его карточки снять не могла, он бы получил СМС от банка.
…Нет, он никогда не слышал об Анатолии Корчагине.
…Нет, у нее не было любовника.
– Мужья часто узнают об измене в последнюю очередь, – сочувственно покивал головой сидящий напротив человек.
– У нее не было любовника, – устало повторил Колосов. – Она держалась за меня двумя руками.
Он правильно сделал, что не поторопился, не подал на развод. Сейчас возникли бы вопросы.
– Она много раз звонила Корчагину, – объяснял собеседник.
Колосов не ответил, пожал плечами. Ему хотелось домой и было жутко возвращаться в пустую квартиру.
Еще необходимо поговорить с ее родителями, но на это у него совсем не осталось сил.
К Москве он ехал, пристроившись за грузовой «Газелью». Останавливался, когда притормаживала «Газель», трогал, когда расстояние между ними увеличивалось. Ася бы точно заставила его обогнать надоевшую машину, и он, всегда добросовестно соблюдавший правила движения, злился бы на нее и на себя, и она, чувствуя его недовольство, обиделась и ехала бы молча, что вполне его устраивало. И потом дома они еще какое-то время не разговаривали бы или отделывались незначительными фразами. А потом он обнял бы под одеялом худенькие плечи, Ася уткнулась бы ему в подмышку, и никакие слова стали бы не нужны, потому что и он и она понимали, что они есть одно целое.
Сможет ли он стать одним целым с другой женщиной, даже если она, в отличие от Аси, будет умной и чуткой и ему не придется стесняться ее, как он стеснялся Аси…
Он опять гадал, поняла или не поняла Ася, что это он толкнул ее на смерть, и снова пожелал, чтобы она ни о чем не догадалась.
Дома он оказался уже в первом часу. Звонить среди ночи было совершенно неприлично, но он набрал номер, который навязала ему новая сотрудница, и, когда та ответила, произнес:
– Маша, не выходите на работу, вы нам не подходите.
Это было последнее, что он еще мог сделать для Аси.
Суббота, 29 декабря
– Антонина? – удивилась бабушка, открыв дверь. – Я ожидала, что ты поздравишь меня на Новый год.
– Я так и сделаю, – кивнула Тоня. – Я просто так зашла.
– Ну проходи.
Передвигалась Зоя Степановна с трудом, держась за стену. Тоне очень хотелось ее поддержать, но она не рискнула.
– Я тебя слушаю. – Зоя Степановна уселась в кресло, Тоня напротив.
– Я уволилась. После каникул выйду на новое место.
– Ты говорила.
– Да. Но тогда я еще была не уверена, что не передумаю.
