— Мы тоже проверяем, — сказал Гольдфарб. — Когда речь идет о подобном террористическом акте, мы обычно задействуем все свои возможности. Тем более что первую информацию в Москву передали по нашим каналам. Уже потом там начали разработку этой операции. Русские не сообщили нам о том, что и ваши службы подключены к делу. Поэтому мы потеряли так много времени, но через турецкую разведку МИТ узнали о вашем сотрудничестве с российскими спецслужбами.
— У вас всегда были тесные связи с турками, несмотря на все попытки Эрдогана поссорить ваши страны, — добродушно заметил Кафаров.
— В турецкой разведке на самых важных должностях всегда работали профессионалы, которые проходили стажировки в ЦРУ, — напомнил Гольдфарб. — Если турецкому премьеру удалось немного прижать своих военных, то с разведкой и контрразведкой такой номер не проходит. Там свои правила. МИТ всегда был нашим надежным союзником. Они ведь члены НАТО, с которыми мы тоже активно сотрудничаем.
— В том числе и против иранских, сирийских и арабских спецслужб. — Кафаров усмехнулся.
— Мы тоже помогаем туркам, как можем, — заметил Гольдфарб. — Особенно против курдов и сирийцев, за которыми внимательно следим. Да и против ваших бывших коллег. Я имею в виду прежний КГБ, который особенно активно работал как раз против турков. Хотя об этом вы, азербайджанец, наверняка знаете гораздо больше меня. Вас ведь, конечно же, использовали и на турецком направлении.
— Я должен что-то отвечать? — с нескрываемой иронией уточнил Кафаров.
— Нет. Это только мои предположения. Но сейчас ваше Министерство национальной безопасности сотрудничает с турецким МИТ, значит, мы являемся почти союзниками. Хотя нам прекрасно известно, что ваши офицеры все еще поддерживают достаточно тесные связи и с российскими спецслужбами.
— Мы все родом оттуда, — напомнил полковник.
— Это я знаю. О ваших операциях в КГБ до сих пор ходят легенды. Могу признаться, что четверть века назад у нас серьезно рассматривались вопросы вашего возможного устранения.
— А в Москве знали о вашей настоящей деятельности и тоже хотели принять решение по ликвидации, — вспомнил Кафаров и ответил любезностью на любезность. — Но началась перестройка, и у Москвы были уже другие приоритеты.
— Со стороны может показаться, что мы — два старых параноика, которые вспоминают, как не смогли убить друг друга. — Гольдфарб улыбнулся. — Но давайте вернемся к нашему Неджаду Мехмеду. — Турки не смогли его взять. Он сбежал задолго до того, как в его доме появились контрразведчики.
— Поэтому мы так прореагировали, — пояснил Кафаров. — О случившейся автомобильной аварии у нас знали только несколько человек. Об операции — только трое. Кроме меня. Всем им я доверяю настолько, насколько можно.
— Поздравляю. Тогда почему сбежал Неджад Мехмед?
— Мы передали сообщение в МИТ, и они почти сразу решили его арестовать. Но через два часа нам сообщили, что он ушел.
— Два часа, — раздумчиво пробормотал Гольдфарб. — Слишком уж небольшой срок для информатора из МИТа. Он не успел бы получить сообщение и предупредить агента. Самое печальное, что тот исчез за несколько часов до получения этого известия. Даже если предположить, что сообщение было передано в ту же минуту, все равно не сходится. Неджад Мехмед пропал за четыре или пять часов до того, как вы передали свою информацию. Мы уточняли у турков. Значит, в МИТе не могло быть утечки информации. Получается, что это произошло у вас. Мое руководство вышло непосредственно на руководителя МИТ генерала Эмре Танера. Тот подтвердил, что операция проводилась под его личным контролем. — Яков Аронович чуть помолчал и осторожно добавил: — У нас появились дополнительные проблемы в работе с турецкими коллегами. Раньше не было никаких разногласий. В те времена руководителем МИТ был дипломат Сонмез Коксоль. Потом эту должность занял Шокал Атасагун, бывший представитель МИТа в Лондоне. Кстати, последнего я лично хорошо знал. Он настаивал на нашем тесном сотрудничестве. Более того, мы все эти годы достаточно плодотворно контактировали. Я думаю, вы не хуже меня осведомлены, что именно наши спецслужбы помогали туркам во время задержания лидера курдов Оджалана в Кении. Но сейчас настали другие времена, пришли новые люди. Исламистская партия, правящая в Анкаре, настаивает на сворачивании или резком ограничении всех наших контактов. Вы ведь прекрасно знаете, что все эти годы премьер Эрдоган целенаправленно ограничивал наши отношения, в том числе и по линии спецслужб. Хотя мы формально до сих пор союзники. Ведь Турция — член НАТО, а мы считаем всех членов Североатлантического блока своими естественными партнерами. Кроме того, у нас слишком много внешних врагов, против которых мы выступаем в тесном союзе, даже несмотря на возражения нынешних турецких правителей. К примеру, Сирия, которая беспокоит не только нас, но и турков.
Кафаров остановился, посмотрел на своего собеседника и осведомился.
— Что вы предлагаете?
— Нас беспокоит, что террористы придумали способ, который может быть использован в разных частях света. В том числе и в нашей стране. Насколько мне известно, речь идет не просто о рядовом террористическом акте. Пострадают тысячи или даже десятки тысяч людей! Если такой теракт произойдет в Москве, то его можно будет повторить и в других частях света. Не исключено, что и в нашей небольшой стране. Тогда неизбежны катастрофические последствия для всего Израиля.
— Есть какие-то зацепки?
— Ничего. Поэтому я так срочно прилетел сюда, на встречу с вами. Сложно предположить, что именно могут придумать изощренные умы наших врагов. Возможны новая вариация захватов самолетов, изготовление грязной бомбы, какой-нибудь чудовищный план по взрыву атомной станции, хотя рядом с Москвой предусмотрительно не строили таких. Никакой конкретики пока нет. Но наши аналитики очень тщательно все продумали. Они уверены в том, что речь идет о теракте во время проведения чемпионата мира по футболу. Он будет почти наверняка приурочен к этому грандиозному событию, которое состоится достаточно скоро. Тогда может получиться, что атомная станция будет взорвана в непосредственной близости от одного из городов, где будут проходить соревнования. Но это пока только наши предположения.
Кафаров повернулся, и они снова пошли по узкой улочке.
— Может, какие-то радиоактивные элементы? — предположил полковник.
— Пока это гадание на кофейной гуще, — сказал Гольдфарб. — Наши специалисты работают по всему миру, но пока нет никаких конкретных результатов. Вы послали своего человека с группой паломников?
— Нам удалось внедрить туда нашего осведомителя, — уклонился от прямого ответа Кафаров.
— Вот и прекрасно. Думаю, у наших российских коллег было гораздо больше возможностей на внедрение целой группы агентов. Все-таки их лимит на этот год — почти двадцать тысяч паломников. Это достаточно много. Можно внедрить туда хоть целый батальон своих осведомителей.
— И очень много для проверки каждого из оставшихся, — напомнил Микаил Алиевич.
