— Докладывай, мужик.
— Докладываю, служивый, — дружелюбно улыбнулся Максимов. — Двое вышли из леса. Где тут у вас ближайшая трасса? Подбрось, что ли?
— А мы похожи на такси? — хмуро вопросил старшина, критически озирая нахохлившуюся Светлану. Возникло опасение, что сейчас она достанет кулачок из кармана, оттянет средний палец, и придется ждать следующей попутки.
Водила гоготнул.
— Мы тебя нижайше просим, особенно девушка. — Пара сотенных купюр переместилась в плоский ящичек на дверце. Перемещение не осталось незамеченным. Старшина деловито нахмурился, искоса глянул на водителя.
— Только до трассы, — напомнил Максимов. — Дальше сами. Не робей, старшина, Российская армия должна оказывать содействие мирному населению. Посмотри на нас — мы же месяц по тайге блуждали, города не видя, на тебя вся надежда.
Водила с лычками ефрейтора простодушно загоготал. Приподнялся, вытянув шею, чтобы лучше рассмотреть девчонку. Девчонка высунула язык. Пацан совсем развеселился.
— В машину, — лаконично скомандовал старшина. — До трассы двенадцать верст, дальше не повезу…
И все двенадцать километров она сидела на подпрыгивающей лавке, вцепившись ему в рукав, боялась поднять глаза. По мнению Светки, очевидно, вся Российская армия сплошь и рядом состоит из сексуальных маньяков. Мнение спорное, однако даже Максимову в этой компании стало не по себе. Дюжина откровенно замерзающих пацанов (на летнюю форму перевели, а про снег забыли), с автоматами между колен — тощих, толстых, большеглазых, монголоидных, светлых, чернявых — сидели в гробовом молчании и жадно поедали глазами Светку… Когда машина остановилась вблизи какого-то населенного пункта, и старшина из кабины проорал, что пора проваливать, она первой махнула через борт (проворный сержант успел подставить ладонь под попку) и нетерпеливо запрыгала.
— Мирного неба, ребята, — пожелал Максимов и покинул задушевную компанию. «Газон» затарахтел к месту постоянной дислокации, а две усталые фигуры поплелись на асфальтовую дорогу, по которой регулярно проносились машины…
Не так-то просто спрятаться в полуторамиллионном городе. До станции Инской, являющейся центром Первомайского района, добирались на каком-то странном техническом изделии. Изначально — лет сорок назад — данное изделие называлось «Москвичом-408». Теперь хозяин — подвижный пожилой человек — переоборудовал это чудо под станцию мобильной сантехничекой помощи и оказывал на ней услуги населению. Дважды переспросив, не требуется ли симпатичным молодым людям что-нибудь экстренное — трубу, например, заварить или кран поменять — старичок все же согласился довезти их до станции и даже денег не взял. Сварочный аппарат, занимающий полсалона, изрядно намял бока. Куда податься? — вопрос потяжелее гамлетовского. К Фикрату — требуется подход. Напрягать Завадского — бессмысленно, пока не появятся хоть какие-то доказательства. Он и так придавлен, бедненький. В прокуратуру, ФСБ… МЧС? Так, мол, и так, уважаемые чиновники, грядет стихийное бедствие, не пора ли пошевелиться? Не пошевелятся. Подумаешь, кандидат-убийца. Лишь бы мэром был хорошим. А к своим и вовсе бесполезно обращаться — попрятались по знакомым и балдеют, что на работу ходить не надо…
Прячась подальше от людских глаз, игнорируя виадук, они путями переползали горловину станции, направляясь к стрелочному заводу. На запасных путях теснились составы — цистерны, рефрижераторы, банальные товарные вагоны.
— Смотрите, Константин Андреевич, — обнаружила Светка, выбираясь на четвереньках из-под нутра ходовой части. — Настоящая теплушка. Как в картинах про войну. Давайте залезем? Отдохнем минуточку?
Ближайший путь действительно оккупировали пустые платформы, замыкаемые тривиальной советской теплушкой — дощатым вагоном с пустотой посередине и доской на уровне груди. Груз доставили по месту назначения, разгрузили, а состав за ненадобностью отправили на долгий запасной путь. До лета точно простоит.
— Теплушка про войнушку, говоришь? — задумался Максимов. — Согласен, Светка, полезли. Полчаса разрядки, но никаких, предупреждаю, любовных баталий.
— Ну, вы и скажете, Константин Андреевич, — покраснела Светлана, хватаясь за ржавые скобы. Он подсадил ее за узкую, хрустящую от грязи талию.
В вагоне царило запустение. В левом отсеке, отгороженном от прочего пространства подобием двери, имелись ржавая буржуйка, нары, заваленные слежавшейся соломой, обрывки газет, березовые чурки, почему-то фуфайка с запахом честного пота. Стены законопачены, но как-то не совсем жарко.
— Как уютненько здесь… — бормотала Светка, забираясь на нары. Максимов завалил ее соломой, она свернулась, заулыбалась. Заблестели в полумраке глаза.
— Между прочим, Светка, ты уже дважды спасала меня от неприятностей, — вспомнил Максимов. — Не такое уж ты избалованное дитя эпохи.
— Спасать от смерти — это, по вашему мнению, спасать от неприятностей? — лукаво заметила девица. — Хорошенькая, однако, неприятность — смерть… А в принципе я страшно избалована, Константин Андреевич. Лопаты не держала, за станком в мороз не стояла, теплушки только в фильмах видела. Да и не смотрим мы сейчас такие фильмы. Отстойно это. Спросите у наших ребят, кто такие Гитлер, Троцкий, Сталин — умрут, не скажут. Про Наполеона худо-бедно вспомнят или про этих, как их — героев МЧС — Противоминина и Противопожарского… А кто такой дедушка Ленин?
— А завтра у него, между прочим, день рождения. А вчера у дедушки Гитлера был.
— Да что вы говорите? — страшно удивилась Светка. — Ну, мы и попали… А знаете, вот лично мне плевать с высокой колокольни.
— Да лично мне — оттуда же, — пожал плечами Максимов. — Даже в детстве не увлекался высокой идеологией. Но на теплушках в армии вдоволь накатался… Технику сопровождали из Европы на Дальний Восток. Едешь, бывало, с Украины, горилку попиваешь, яблочки грызешь — а они уже не лезут, вот и швыряешься яблоками в деревенских девчат — те стоят на пригорке, такие хорошенькие, платочками машут, а мы в них яблоками, с размаху, как цветами. Бабоньки визжат, пугаются… — Максимов мечтательно заулыбался, вспоминая суровую службу.
— А потом удивляемся, почему на Украине москалей не любят, — сообразила Светка. — Надо же додуматься до такого: яблоками — по бабам… Слушайте, Константин Андреевич, а почему бы нам буржуйку не затопить? Не заметит никто, а заметят — мы их подальше пошлем…
Но удовольствие быстро закончилось, когда бредущий вдоль состава старичок в железнодорожном бушлате услыхал болтовню и разорался:
— А ну, пошли отсюда, бомжи вонючие!.. Ишь, облюбовали местечко, а после вас люди ездить будут!.. Да я полицию сейчас вызову и берданку принесу!.. Кыш отсюда, кому сказано?
— Дедуль, — высунулся Максимов, — да не бомжи мы, а моржи. Будь человеком…
Но быть сегодня человеком старичок отказывался категорически. Злой и мятый с похмелья, топал ножками и орал, что моржам место в проруби, а не в порядочном вагоне, что он уже бежит за путейцами — они как раз неподалеку рельсу выворачивают. Ишь, устроили тут лежбище, котики, блин! Потрахаться им, видите ли, негде!
