— У тебя есть деньги? — спросил Гектор.
У Агаты упало сердце.
— Да, есть немного.
— Тогда давай их сюда.
— Они у меня в кошельке, в кабинете.
Гектор посмотрел на нее, как на идиотку.
— Ну, и?..
— Да. Хорошо. Подожди минутку. Извини! — И Агата побежала наверх, спрашивая себя: «За что я извиняюсь?» Но вслух ничего не сказала.
Когда она вернулась, Гектор выглядел еще более нетерпеливым и взбудораженным. Агата открыла кошелек и спросила:
— Сколько тебе нужно? — Но рука Гектора уже выудила из кошелька все банкноты, которые там были.
— Это все? — спросил он. — Ладно, думаю, хватит.
— Гектор, это все мои деньги!
Он выхватил у нее кошелек и заглянул в него.
— На трамвай хватит, домой вернешься. Зачем они тебе нужны-то, собственно говоря?
— А тебе зачем?
Гектор внезапно застыл на месте, нахмурил брови и сжал губы в тонкую линию. Его рука сделала неуловимое движение, которое, однако, заставило Агату отшатнуться. Петер Ставо уронил газету и встал.
— Вот, значит, как? — прошипел Гектор. — Тебе жалко? Жалко для меня пары монет. Я что, маленький мальчик, который клянчит у мамы карманные деньги? Так, да? Вот, пожалуйста. Забирай назад. Забирай все, черт побери! — И он швырнул деньги в Агату, так что они ударились в ее грудь и разлетелись по полу, словно осколки снаряда.
— Нет, я вовсе не это имела в виду. Гектор, я же просто спросила! — Агата присела на корточки, чтобы собрать банкноты, но когда она встала, двери Ратуши уже раскачивались на петлях, а Гектора в вестибюле не было. Агата выбежала следом, и он слегка замедлил шаг, чтобы она смогла догнать его на углу у почтового ящика, там, где врезалась в него в первый день. — Гектор, Гектор! — Она схватила его за рукав тонкого черного пальто. — Гектор, прости меня! Конечно же, ты можешь взять деньги, если нужно.
Он даже не посмотрел на нее.
— Гектор, возьми их, пожалуйста!
Агата свернула банкноты в комок, засунула их в его карман и почувствовала, как его пальцы схватили деньги и сжались в кулак.
— Ну, если ты просишь… — сказал он. — Только не надо делать мне одолжений.
— Нет-нет, это не одолжение! У нас же все общее. Эти деньги и твои тоже. Я хочу, чтобы ты их взял. — Агата подняла лицо, ожидая поцелуя.
Но Гектор не поцеловал ее.
— Что ж, ладно. Будем считать, что этот вопрос улажен. Я вернусь поздно, не жди.
— Куда ты идешь?
— Господи, Агата, я не твой щенок! У меня нет поводка. Или ты этого хочешь? Хочешь, чтобы я был таким? Тебе что, нужен второй Стопак, да?
— Нет, Гектор, нет! Мне нужен ты. Я просто спросила. Гектор, не надо так! Прости.
— Мне что, нельзя пойти, куда я захочу? Ты думаешь, я твоя собственность? Твоя чертова игрушка?
— Нет, это не так!
— Может, будешь отмечать время моего прихода и ухода, как на заводе?
— Нет. Прости меня. Пожалуйста, прости! Увидимся ночью.
— Хорошо.
Больше Гектор ничего не сказал. Он свернул к трамвайной остановке и не оглянулся, но, прежде чем он вышел с площади, Агата увидела, как он достал из кармана скомканные банкноты, расправил их, пересчитал и покачал головой.
Агата вернулась к Ратуше и обнаружила, что Петер Ставо ждет ее у отрытой двери своего закутка.
— Кофе почти готов, — сказал он.
— Спасибо, но я лучше вернусь к себе и поработаю.
— Все в порядке?
— Да, все замечательно.
— Темная он личность, этот парень.
— Нет, он хороший.
И Агата потащилась вверх по лестнице.
У дверей кабинета она столкнулась с Тибо. Тот хотел воспользоваться возможностью улизнуть, пока Агаты нет на месте, и налетев на нее, почувствовал себя ужасно неудобно. Во рту тут же пересохло. Он пригладил волосы, повернулся, чтобы пойти назад в кабинет, понял, что попался в ловушку, снова повернулся и сказал:
— Доброе утро, госпожа Стопак.
У Агаты задрожали губы.
— Вы собираетесь меня уволить?
— Уволить? Разве вы сделали что-то такое, за что вас следовало бы уволить?
Он мог бы сказать это по-другому, мягче и ласковее. Он мог бы сказать, например: «Что за глупости? Зачем мне вас увольнять? Разумеется, я не собираюсь это делать. Я вас люблю». Но его отучили — она отучила — говорить такие вещи. Она преподала ему жестокий урок, и теперь он был готов постоять за себя.
— Не знаю, — сказала она. — А вы думаете, я что-то такое сделала?
Тибо затянул галстук так, что узел сжался до размеров горошины, и отчеканил:
— Я не собираюсь вас увольнять.
— Вы назвали меня «госпожа Стопак». Вы очень давно меня так не называли. Я подумала, что это не просто так, и решила, что вы хотите меня уволить.
Тибо устремил взгляд за ее плечо, на пятнышко на противоположной стене коридора.
— Да, — сказал он. — Госпожа Стопак, я имел в виду, что… Как бы это получше сказать? После некоторых размышлений я пришел к выводу, что в свете известных вам обстоятельств было бы лучше, если бы мы вернулись к более формальному стилю общения. Если вы не возражаете, я буду обращаться к вам «госпожа Стопак», и мне хотелось бы, чтобы вы отныне называли меня «господин мэр».
— Значит, вы не собираетесь меня уволить, — ее плечи опустились, — господин мэр?
— Нет.
— И не хотите перевести меня на другое место?
— Нет.
— Мне нравится моя работа.
Она солгала. Она ненавидела свою работу. Ее угнетала атмосфера, воцарившаяся в резиденции мэра в последние недели, — неловкая, холодная, горькая.
— Вы в высшей степени квалифицированный и опытный работник, госпожа Стопак. Не могу себе представить, чтобы кто-нибудь мог справляться с обязанностями секретаря лучше вас. В последнее время нам с вами было непросто, нет смысла это отрицать, но мы оба взрослые люди и можем найти способ… ээ… Да. Не сомневаюсь.
Его глазам уже больно было смотреть в одну и ту же точку. Он мог бы сказать: «Я не могу найти ни одной причины вставать по утрам, кроме мысли о том, что проведу рядом с вами весь день. Это убивает меня, но если бы вас не было рядом, я умер бы быстрее». Но он промолчал.
— Спасибо, господин мэр, — сказала Агата и медленно прошла к своему столу. — Не забудьте, в три часа в Ратушу приезжает школьная экскурсия. Вы хотели лично ее встретить.
— Спасибо, госпожа Стопак. Не забуду.
И Тибо, спотыкаясь, ссыпался по лестнице, словно его подстрелили, но он еще не набрался мужества умереть.
