— Знаю, знаю. Я тоже тебя люблю.
Ахилл обошел ее кругом, забежал немного вперед и тут же, весело мяукнув, вернулся. Он составлял ей компанию.
Агата подходила к дому Гектора осторожно, боясь поскользнуться на грязной брусчатке. Ключи она сжимала в кулаке, словно кастет: стальные и медные шипы торчали между пальцев, готовые вонзиться в первого же алкоголика, выступившего из тени.
Что же до Ахилла, то ему на Приканальной очень даже нравилось. После того, как Гектор притащил его в коробке из квартиры Стопака, его целую неделю не пускали на улицу. Когда же, наконец, ему разрешили выйти на разведку, он сразу почувствовал себя здесь как дома. Ему нравилось все, что раздражало Агату. Ему нравились грязь и тени, опасности и угрозы. Ему нравилось, что никто (кроме Агаты) никогда не прикрывает как следует крышки мусорных баков, нравилось, что вокруг шныряют крысы, нравились покосившиеся сараи с плоскими крышами (на которых летом так славно принимать солнечные ванны), нравились красавицы-кошки с соблазнительно поднятыми вопросительными знаками хвостами, нравились полночные схватки, но больше всего нравилась Агата. Пробираясь по улице, он шел плавной походкой боксера, готовый в любую секунду выпустить кинжально-острые когти, но в обществе Агаты превращался в маленького котенка, ждущего, когда же его приласкают и погладят.
Пока Агата пыталась попасть ключом в замочную скважину, Ахилл терся о ее ноги.
— Да-да, я знаю, ты голоден. Сейчас, подожди немножко. Здесь так темно, что я ничего… Готово!
Дверь распахнулась, и Ахилл проскользнул мимо Агаты, как она когда-то проскользнула мимо Гектора. Но сегодня Гектора не было. Квартира была пуста. Когда Агата повернулась, чтобы закрыть дверь, только тени ждали ее на пороге. Она замерзла, ей было одиноко, а где-то на краю сознания формировался ужасный вопрос, который она предпочла проигнорировать.
— Ну-ка, давай мы тебя покормим.
Ахилл одобрительно изогнул хвост, наблюдая, как Агата достает из шкафчика под раковиной консервную банку и выкладывает рыбу в его блюдце. Затем он издал дребезжащее мурчание, похожее на далекий звук возвращающегося в порт парома, и приступил к еде.
«Так, а что насчет моего ужина?» — подумала Агата и заглянула в буфет. Там лежал кусок черствого хлеба и одинокое яйцо. «Яичница с гренками. Очень-очень маленькая яичница с гренками. Никто еще от этого не умирал».
Она натерла хлеб чесноком, порезала его на кусочки и обжарила до золотистой корочки, потом разбила яйцо, поперчила его и отправила на сковородку. Одновременно она объясняла Ахиллу свои действия, шаг за шагом, как когда-то объясняла ей бабушка, так, чтобы Ахилл когда-нибудь сам смог приготовить себе яичницу с гренками — если у него возникнет такое желание.
Когда яичница была готова, Агата выложила ее на голубую тарелку, села за стол и развернула газету. Читать там было решительно нечего. Кто-то поджег старый диван, валявшийся во дворе многоэтажного дома, и начальник пожарной бригады Свенсон строго предупреждал, что такое хулиганство может повлечь ужасные последствия.
— Пожар небольшой, никто не погиб, — сказала Агата Ахиллу. — Знаешь, в каком-то смысле я рада, что живу в городе, где такая новость может попасть в газеты. Если им больше не о чем писать, значит, мы можем спать спокойно.
Ахилл ничего не ответил, только перевернулся на спину и развесил лапы в стороны, предлагая Агате почесать ему животик.
— Да-да, я тебя вижу, глупый кот. — Агата решила не обращать внимания на его просьбы. Она попыталась есть яичницу медленно, но четырех движений вилкой хватило, чтобы исчезла последняя крошка. — Пожалуй, на мытье посуды уйдет больше времени, чем на еду. Знаешь, я удивляюсь, что обо мне до сих пор не написали в «Ежедневном Доте». Как же, такой скандал! С другой стороны, госпожа Октар так не думает, верно? А, я же не рассказала, что встретила госпожу Октар. Она спрашивала, как ты поживаешь.
Вставать и мыть посуду Агате не хотелось, поэтому она перевернула страницу. И мгновенно увидела среди множества печатных слов — как сразу же различила бы свое имя в гуле голосов на вечеринке, — имя «Гектор Стопак». Рубрика «Дела судебные» с глупой картинкой, изображающей весы.
— О, Господи! О, святая Вальпурния! — воскликнула Агата, прикрыла страницу рукой, свернула газету, и только когда имя Гектора и рассказ о том, что он сделал, оказались надежно спрятаны, вытащила руку.
Ахилл тем временем готовился запрыгнуть ей на колени. Он пританцовывал на месте, переставляя лапы то на миллиметр вперед, то на самую чуточку влево, вычисляя правильный угол полета сквозь узкий просвет под столом, потом передумал и встал на задние лапы, поставив передние Агате на колени, словно маленький мальчик, который хочет, чтобы его взяли на руки.
Агата подняла его, положила на плечи, словно боа, и стала поглаживать (Ахилл благодарно мурлыкал), устремив пустой взгляд на объявление о зимней распродаже в универмаге Брауна на первой полосе, под которой скрывались рассказы о мебели, сгоревшей на свалке, и о квашеной капусте, и еще кое-что похуже. Так она и сидела, глядя в пустоту, а Ахилл, закрыв глаза, блаженствовал на ее плечах, пока минутная стрелка будильника на окне с еле слышным щелчком не встала на отметку «VI». Половина восьмого.
— Время идет, — сказала Агата и встала, чтобы вымыть посуду.
Пока кипятился чайник, Ахилл с обиженным и надутым видом расхаживал по кухне, а Агата тем временем решила сосчитать, сколько мелочи осталось у нее в кошельке. Кажется, не так уж много — купить завтра утром билет на трамвай, и почти все. На поездку к «Золотому ангелу» и обратно точно не хватит.
— Я бы туда не пошла, — сказала Агата. — Но я обещала.
Она высыпала деньги на сушилку и начала считать, сбрасывая монетки в ладонь. Оказалось достаточно для двух поездок на трамвае. «Съездить туда и обратно, а на работу пойти пешком? Или туда сходить пешком, а обратно и на работу — на трамвае? Или туда поехать, а обратно пойти?»
Чайник вскипел. Агата высыпала монеты назад в кошелек. «У Гектора наверняка что-нибудь останется. Не мог же он потратить все».
Она вымыла посуду, вытерла ее и поставила в буфет, за все это время ни разу не посмотрев в сторону газеты, которая по-прежнему лежала на столе.
Потом она опустила закатанные рукава блузки, оправила юбку, причесалась перед зеркалом — и больше целых два часа до самой встречи с Мамой Чезаре делать было нечего. Совершенно нечего. Только читать газету.
Агата присела на кровать. Газету оттуда было видно. Агата легла и, в который раз, поглядела на пятна на потолке. Снова села. Газета никуда не делась. Агата вернулась к столу, оперлась на него ладонями, поставив их по обе стороны газеты, и стала на нее смотреть. Смотрела довольно долго, а потом сгребла ее обеими руками и смяла в ком. Встревоженный шумом Ахилл прекратил вылизываться и обвел комнату удивленным взглядом.
— Вот так-то! Я не могу здесь оставаться. Ахилл, мы уходим.
