Исподтишка еще раз тщательно проследив за движениями своего приятеля, Кейл взял щипцы, подхватил раковину, с помощью шпажки выковырял из нее серую аморфную скользкую массу, повременил, прилежно наблюдая за остальными, потом положил в рот и начал жевать с видом человека, поедающего собственное яичко.
К счастью, другие блюда оказались такими же или, по крайней мере, выглядели так же, как то, чем кормил его ИдрисПукке. Не спуская глаз со своего наставника, он более или менее правильно сумел воспользоваться остальными приборами, хотя вилки по-прежнему были для него трудно управляемым инструментом. Беседу за столом вели исключительно трое мужчин. Никаких дел — только воспоминания, истории о тех или иных событиях прошлого, в которых все они участвовали, за исключением тех, которые касались былых опрометчивых поступков и изгнания ИдрисаПукке.
За все время обеда Арбелла Лебединая Шея ни разу не подняла глаз от тарелки, хотя ела очень мало. Кейл время от времени бросал на нее взгляд, и каждый раз она казалась ему все более прекрасной: длинные светлые волосы, зеленые миндалевидные глаза и… губы! Красные, как плод шиповника, на фоне бледной кожи. А шея такая длинная и стройная, что любые сравнения были бы бессильны. Он возвращался к еде, а душа его звенела, как гулкий колокол. Но в этом звуке слышались не только радость и обожание, были в нем также гнев и обида. Она не смотрела на него, потому что не желала находиться в его обществе. Она ненавидела его, и он (как могло быть иначе?) ненавидел ее в ответ.
Как только было подано последнее блюдо, клубника со сливками, Арбелла Лебединая Шея сказала:
— Простите, я неважно себя чувствую. Можно мне уйти?
Отец посмотрел на нее, ради гостей постаравшись скрыть свой гнев, и лишь молча кивнул, надеясь, что она и так заметила его крайнее недовольство: мол, я поговорю с тобой позже.
Девушка обвела быстрым прощальным взглядом стол, пропустив, однако, Кейла, и удалилась. Буря чувств клокотала в, казалось бы, твердой, как гранит, душе юноши — любовь, горечь, ярость…
Как бы то ни было, с уходом девушки отпала необходимость избегать темы ее похищения и его загадочных целей. Также стало ясно, почему улицы города не наводняли толпы людей, громогласно воздающих вечную признательность Кейлу за его удивительную храбрость, проявленную при освобождении Арбеллы Матерацци. Просто о ней мало кто знал. Маршал принес извинения Кейлу и объяснил: если бы о похищении стало известно, объявление войны оказалось бы неизбежным, а они с Лордом Випоном придерживались того мнения, что, прежде чем предпринять столь радикальный шаг, необходимо узнать все, что можно, об этом непостижимом выпаде Искупителей.
— Мы пока слепы, — сказал Кейлу Випон, — и поэтому вынуждены повременить сломя голову бросаться в подобное предприятие. ИдрисПукке сказал мне, что ты понятия не имеешь, зачем они совершили столь провокационное деяние?
— Не имею.
— Ты уверен?
— Зачем мне лгать? Я вижу в этом не больше смысла, чем вы. Единственная война, о которой всегда говорили Искупители, это война против Антагонистов. И даже в этом случае они рассуждали лишь о том, что Антагонисты поклоняются Анти-Искупителю и являются еретиками, которых следует стереть с лица земли.
— А о Мемфисе они когда-нибудь говорили?
— С отвращением и очень редко — для них это рассадник всяческих извращений и греха, место, где все продается и все покупается.
— Грубо, — вставил ИдрисПукке, — но можно понять, что они имеют в виду.
Маршал и Випон нарочито проигнорировали его замечание.
— Значит, тебе нечего нам сказать? — спросил Дож.
Кейл сообразил, что интерес к нему сейчас будет потерян, а ведь это его единственный шанс завоевать себе будущее среди людей могущественных.
— Разве вот еще что: если Искупители на что-то решились, они не остановятся. Я не знаю, зачем им понадобилась ваша дочь, но они будут продолжать попытки похитить ее, чего бы это им ни стоило.
При этих словах Маршал побледнел. Кейл не упустил своего шанса:
— Ваша дочь очень… — он запнулся, подыскивая нужное слово, — прославленная особа. Я имею в виду, что по всей империи люди уважают и ценят ее — своими ушами слышал — как самое дорогое ее достояние и украшение.
В ней воплощено все то, чем восхищаются в Матерацци. Она символизирует всех вас, так?
— Что ты имеешь в виду? — поинтересовался Маршал.
— Может быть, они хотели донести до вас послание… — он запнулся.
— Какое послание? — спросил Маршал, который становился все более и более взволнованным.
— Похитить Арбеллу Матерацци или убить ее означает показать вашим подданным, что Искупители могут добраться даже до самых высокопоставленных лиц страны. — Он сделал паузу, опять-таки ради большей эффектности. — Вероятно, они понимают, что повторить похищение невозможно, но, с моей точки зрения, они не успокоятся. Они всегда доводят начатое до конца. Для них так же важно дать вам понять это, как и то, что они могут достать каждого. Они пытаются сказать вам, что ни в коем случае не остановятся.
К этому моменту Маршал стал совершенно белым.
— Здесь она будет в безопасности. Мы окружим ее кольцом охраны, внутрь которого никому ходу не будет.
Кейл сделал вид, что смущен больше, чем был смущен на самом деле:
— Мне сказали, что она находилась под охраной сорока стражников, когда ее похитили из замка на озере Констанц. Кто-нибудь из них выжил?
— Нет, — ответил Маршал.
— А на сей раз — это всего лишь мое мнение, я ничего не утверждаю — они придут с единственной целью: убить. Вы уверены, что восемьдесят или сто восемьдесят человек смогут их остановить?
— Если история чему и учит, мой Лорд, — вставил ИдрисПукке, — так это тому, что тот, кто готов пожертвовать собственной жизнью, может убить кого угодно.
Никогда еще Випон не видел Маршала таким растерянным и встревоженным.
— А ты можешь их остановить? — спросил Маршал у Кейла.
— Я? — Кейл сделал вид, будто такая мысль ему и в голову не приходила, подумал с минуту, потом сказал: — Во всяком случае, наверное, скорее, чем кто бы то ни было другой. К тому же у меня есть Смутный Генри и Кляйст.
— Кто? — переспросил Маршал.
— Это друзья Кейла, — пояснил Випон, которому становилось все более интересно, к чему ведет Кейл.
— У них такие же таланты, как у тебя? — поинтересовался Маршал.
— У них — собственные таланты, у каждого свой. Втроем мы можем противостоять всему, что нашлют Искупители.
— Ты очень уверен в своих силах, Кейл, — заметил Випон, — учитывая, что в течение последних десяти минут ты сам рассказывал нам о неуязвимости Искупителей.
Кейл перевел взгляд на него:
— Я сказал, что их ассасины неуязвимы для вас. — Он улыбнулся. — Я не говорил, что они неуязвимы для меня. Я лучший из воинов, когда-либо воспитанных Искупителями. Это не хвастовство, а просто факт. Если вы мне не верите, сэр, — он снова посмотрел на Матерацци, — спросите свою дочь и ИдрисаПукке. А если их свидетельств недостаточно, спросите Конна Матерацци.
