Исследователи пошли дальше, и свет пропал. Мимо них проходили сотни мертвецов. Дафна уже сбилась со счету. Она все время напоминала себе, что ей совсем не страшно. Ведь ей же было интересно на той лекции по анатомии! Неважно, что всю лекцию она просидела с зажмуренными глазами.
Однако теперь ей приходилось смотреть на сотни и тысячи покойников, и скользящий по ним свет фонаря Атабы не облегчал дела. Из-за этого света казалось, что мертвецы двигаются. Все они были островитяне: Дафна видела на древней дубленой коже выцветшие татуировки, какие и сейчас носят все мужчины на острове… точнее, все, кроме Мау. Волна на фоне заходящего солнца…
— Как давно вы хороните людей в этой пещере? — спросила она.
— Испокон веков, — ответил Мау, убегая вперед. — Здесь есть люди и с других островов тоже!
— Вы не устали, почтенный? — спросила Дафна Атабу, когда они остались одни.
— Нет, девчонка.
— Вы тяжело дышите.
— Это мое дело. Тебя оно совершенно не касается.
— Я просто… побеспокоилась.
Я буду очень признателен, если ты перестанешь беспокоиться, — отрезал Атаба. — Я знаю, к чему ты ведешь. Начинается с ножей и горшков, а потом мы все вдруг оказываемся собственностью брючников, да-да, и приходят ваши жрецы, и наши собственные души нам уже не принадлежат.
— Я ничего подобного не делаю!
— А что будет, когда явится твой отец на большой лодке?
— Не знаю… — ответила Дафна.
Правду сказать она не могла. «Что толку отрицать, у нас действительно есть привычка втыкать флаги где попало. Мы это делаем почти машинально, — думала она, — словно домашнюю работу выполняем».
— Ага, замолчала, — сказал жрец. — Женщины говорят, ты хорошая девочка и приносишь пользу, но брючники отличаются от охотников за черепами только тем, что охотники за черепами рано или поздно убираются восвояси!
— Разве можно так говорить! — горячо возразила Дафна. — Мы не едим людей!
— Есть разные способы пожирать людей, и ты достаточно умна, да, достаточно умна, чтобы это понимать. Иногда люди даже не осознают, что их съели, пока не услышат сытую отрыжку!
— Идите скорей! — крикнул Мау, чей зеленый фонарь слабо светился вдалеке.
Дафна побежала, чтобы Атаба не видел ее лица. Да, ее отец — хороший человек, но нельзя отрицать, что нынешний век — век имперских игр. Никто не потерпит, чтобы маленький островок принадлежал самому себе. Что сделает Мау, если кто-нибудь воткнет флаг на его пляже?
А вот и он. Лицо у него было зеленое, и он указывал на строй Дедушек.
Подойдя поближе, Дафна увидела белый камень, стоящий у стены коридора. На камне сидел Дедушка. Он сидел как вождь, но в той же позе, что и прочие обитатели пещеры, — обхватив руками колени. И смотрел он в другую сторону, прочь от устья пещеры, в неведомое.
Перед ним продолжался строй мертвых воинов, обращенных лицом в сторону… чего? Дневной свет теперь был у них за спиной.
Мау, блестя глазами, ждал, пока приковыляет Атаба.
— Атаба, ты знаешь, почему они смотрят не в ту сторону? — спросил он.
— Они как будто охраняют нас от чего-то, — ответил жрец.
— Здесь? От чего? Здесь ничего нет, кроме темноты.
— А может, есть и еще кое-что, о чем лучше всего забыть? Думаешь, волна никогда не приходила раньше? А в последний раз она пришла и не ушла. Вода так и не схлынула. Это был конец света.
— Это всего лишь сказка. Я помню, мать мне ее рассказывала, — ответил Мау. — Ее все знают: «Давным-давно, когда все было по-другому и луна тоже была Другая…» Люди испортились, и потому Имо наслал на них огромную волну.
— Там был ковчег? Ну… какая-то большая лодка? — спросила Дафна. — Я хочу сказать, как люди выжили?
— Кто-то был в море, а кто-то на высоких местах, — сказал Мау. — Так говорится в этой сказке, правда, Атаба?
— Что они сделали плохого? — спросила Дафна.
Атаба прокашлялся.
— В истории говорится, что они хотели стать богами, — сказал он.
Верно, — ответил Мау. — А ты можешь мне сказать, что мы сделали такого плохого в этот раз?
Атаба заколебался.
Мау колебаться не стал. Он заговорил быстро и резко, словно пружина разворачивалась:
— Я говорю про своего отца, свою мать, про весь свой народ! Они все погибли! Моей сестре было семь лет! Назови мне причину. Должна быть какая-то причина! Почему боги позволили им умереть? Я нашел в ветвях дерева труп младенца. Чем он оскорбил богов?
— Мы ничтожны. Нам не суждено постичь природу богов, — сказал Атаба.
— Нет! Ты этому сам не веришь, я слышу по голосу! Мне не суждено постичь природу птицы, но я могу наблюдать за ней, слушать, как она поет, и так узнать о ней больше. Разве нельзя то же сделать с богами? Где правила? Какое зло мы совершили? Скажи мне!
— Я не знаю! Ты думаешь, я их не спрашивал? — Слезы покатились по щекам Атабы. — Думаешь, у меня не было семьи? Я не видел свою дочь и ее детейс того дня, как пришла волна. Ты слышал, что я сказал? Не все вертится вокруг тебя! Я завидую твоей ярости, демонский мальчишка. Она заполняет тебя! Она питает тебя, дает тебе силу. Но мы, все остальные, слушаем, желаем определенности, а находим пустоту. Но в душе мы знаем, что должно быть… что-то, какой-то ответ, какая-то закономерность, порядок, и потому взываем к молчаливым богам — они лучше, чем тьма. Вот и все, мальчишка. У меня нет для тебя ответов.
— Тогда я пойду искать их в темноте, — сказал Мау, поднимая фонарь. — Пойдем дальше с нами, — добавил он уже спокойнее.
В свете фонаря заблестели дорожки слез на щеках жреца.
— Нет, — хрипло ответил он.
— Тогда нам придется оставить тебя здесь, — сказал Мау. — Среди мертвецов. А я думаю, тебе тут не место. Или иди с нами. Тогда на твоей стороне будут хотя бы призрак и демон. Кроме того, нам может понадобиться твоя мудрость.
К удивлению Дафны, старик улыбнулся.
— Думаешь, она у меня еще осталась?
— Не сомневаюсь. Так идем? Вряд ли там окажется что-то еще хуже меня.
— У меня вопрос, — быстро вставила Дафна. — Скажите, пожалуйста, как часто сюда помещают нового Дедушку?
— Раз или два за полвека, — ответил Атаба.
— Вы уверены? Здесь их тысячи.
— Эта пещера существует испокон веков, и мы тоже, — ответил Мау.
— Хотя бы на этом мы сошлись, — решительно произнес Атаба.
— Но это же очень давно!
— Потому здесь так много Дедушек! — ответил Мау. — Это же очевидно.
— Да, — сказала Дафна. — Действительно, все очень просто, если так посмотреть.
