— Седлайте коней, — велел Нарим подручным. — Надо уезжать, пока Давин не проснулся.
— А чем Давин нам помешает? — удивился Келлс. — Почему бы тебе не рассказать ему все как есть?
— Нет. Вот когда мы все сделаем, он убедится в том, что я был прав.
Выходит, у Нарима хватило ума понять, что он не сможет объясниться со своим лучшим другом и что достойного и честного Давина не удастся убедить в целесообразности моего убийства. Но, с другой стороны, моей смерти Давин не одобрит ни при каких обстоятельствах, так что Нарим должен был рассказать ему что-то другое. Но что?! Проклятье всем заговорщикам на свете, что же они затеяли?
Рыбешки так и сновали вокруг моей головы, а одна из них, самая крупная, напомнила мне о том, что все отгадки, скорее всего, содержатся в чем-то вроде кирпича — это что-то как раз впилось углом мне в живот. Почему, ну почему я не позаботился прочесть проклятую книгу? Ниен'хак… Что же это такое? Где я слышал это слово? Почему Давин так переполошился? Сосредоточиться не удавалось. Рыбешки разбежались по темным уголкам сознания. Одна напомнила мне о том, что надо предостеречь Девлина. Не важно, что случилось со мной. Нашу историю Девлину может рассказать и Давин, только ему нужна моя записка, чтобы король согласился его выслушать.
Ночь понемногу уступала серому утру. Я отважился на дело поистине невыполнимое: надо было заставить правую руку, лежавшую в дальней дали — где-то возле бедра, добраться до кармана. Заняло это, по-моему, часа два. Я постоянно забывал, что делаю, и терял власть над рукой, так что она лежала на одеяле, будто кусок сырого мяса. Когда же наконец рука добралась до кармана, надо было еще заставить ее вытащить письмо и… и что? Устал я так, словно сдвинул гору Амрин от Караг-Хиум на край света.
— Давин, просыпайся! — Мне хотелось кричать, но язык распух и отказывался шевелиться, и вот уже появились Нарим и Келлс, а моего друга так и не видно…
Нарим, склонившись, тронул меня за плечо.
— Посланцы Давина принесли кое-какие вести. Лара пока невредима, — сказал он. Интересно, откуда он знает, что я его слышу? — Мак-Ихерн сейчас в Кор-Неуилл, и ее везут к нему. Если мы поспешим и вы мне поможете, мы успеем ее спасти, и Клан ее не тронет.
Времени на то, чтобы утешаться подобными заверениями, у меня не было. В отчаянии я смял записку и сжал ее в кулаке, а элимы поставили меня на ноги и то ли повели, то ли поволокли к конюшне. Колени у меня были как сырое тесто. От резких движений в голове у меня все окончательно перепуталось, и я перестал даже различать лица.
— Нарим, что происходит? О боги, что с Эйданом? — У двери конюшни кто-то стоял.
Среди круговорота пятен показалась рыбешка. Она разевала рот, выговаривала слова и настаивала, чтобы я их повторял, но у меня ничего не выходило. Меня совсем укачало.
— Он опять поговорил с драконом и едва жив остался. Чуть дом не запалил. Говорит, что не смеет больше так обращаться к Роэлану, а лучше отправится к озеру и попробует там — когда драконы попьют воды, это будет проще. Видишь, мне его даже уговаривать не пришлось.
— Но как же… — Говоривший осекся, и прямо передо мной вынырнуло лицо, совсем не похожее на рыбешку. На один глаз — вовсе не рыбий — падал белый завиток.
— Эйдан, ты как? Он правду говорит? Ты же говорил — у тебя какие-то дела, ты говорил, что не хочешь сейчас к озеру… Эйдан!
Нарим пихнул Келлса и меня к коням.
— Он, по всей видимости, не может тебе ответить. Мы спешим…
Я пошатнулся, вывернулся из рук Келлса и рванулся к перепуганному лицу, пытаясь подобрать слова и заставить онемевший язык их выговорить — достаточно отчетливо и громко. Надо, чтобы он все услышал.
— Роэлан… понимает. Элимы обещали… сделают… что попрошу. Полагаюсь…
Меня оттащили.
— Не беспокойся, Давин. Мы о нем позаботимся.
Покуда Келлс и его помощники взваливали меня на лошадь, я все-таки разглядел Давина, потрясенно застывшего у стойла. Я прищурился, пытаясь разглядеть, не держит ли он скомканную бумажку, но он сразу пропал из виду. Однако, когда мои руки привязывали к седлу, чтобы я не свалился, в них ничего не было.
На пути к озеру огня защитой мне будут только эти веревки.
Глава 32
Донал
Никогда не видел ничего странного в том, что мой лучший друг — легенда. Наследник престола никогда не доверяет друзьям: я твердо усвоил это, когда мне было пять и мальчик, с которым я играл, ударил меня отравленным кинжалом. Три недели я провел в постели, и никто не навещал меня, потому что всех моих друзей изгнали или казнили. Тогда-то я и услышал о кузене моего отца, о моем дяде Эйдане Мак-Аллистере.
Няня рассказала мне о нем, когда у нее голова пошла кругом от моего нескончаемого нытья: живот болит, голова болит, под повязкой чешется, скучно, гадость твоя овсянка, хочу кататься верхом, почему никто не приходит со мной поиграть, почему мне нельзя делать, что хочу…
— Боги прогневались на меня — вот почему они забрали Эйдана Мак-Аллистера! — воскликнула она, пригрозив привязать меня к кровати, если я не буду лежать смирно, как велят отцовские доктора. — Только он с тобой управлялся! У него на руках ты пел, как соловей, правда-правда, а ведь маленький ты допекал меня даже хуже, чем сейчас!
Разумеется, я тут же потребовал, чтобы она рассказала мне про Эйдана Мак-Аллистера, особенно когда она шлепнула себя по губам за то, что произнесла имя, которое так не любит слышать мой отец-король.
— Ладно, — проворчала она наконец, — Его Величество никогда не запрещал держать здесь его подарки. Даже сам иногда на них смотрит, да так смотрит, будто что-то разглядеть хочет — тайну какую… Наверно, уж не разгневается, если я скажу, кто тебе их подарил.
Я пылал от любопытства, словно лихорадка вернулась ко мне, и подобными словами этот жар, конечно, было не унять. Я уперся, как целое стадо баранов.
И она рассказала мне о дне, когда меня провозгласили принцем и наследником, и достала с верхней полки колокольчик, дудочку, барабан и музыкальную шкатулку.
— Вот, смотри, это он прислал тебе, а потом пропал.
Я разволновался и просил ее рассказывать еще и еще, а сам, как завороженный, смотрел на солдатиков, под звуки марша печатавших шаг в шкатулке. Так я и узнал об Эйдане Мак-Аллистере, любимце богов, о музыканте, переворачивавшем сердца слушателей, о кузене моего отца, бесследно исчезнувшем, когда ему было всего двадцать один.
Узнать о том, что твой родич был на короткой ноге с богами, — сильное переживание для пятилетнего ребенка, и я не успокоился, пока не выведал все, что знали об Эйдане слуги, конюхи, лакеи и учителя. Оказалось, что его знают все, кому перевалило хотя бы за десять. Добрых полгода я донимал расспросами всех встречных. А потом настал день, когда я пришел к отцу и спросил его, куда делся его кузен.
— Ты же его единственный родственник, ты же король! Неужели он тебе не сказал, куда уехал?!
