В следующий раз мы всемером оказались на пропускном пункте на границе, где капитан-базраниец набивал свои сундуки полученной с путешественников мздой. Когда маленький отряд обложил дом капитана снопами соломы, а вместе с ним и казармы и пропитал солому ламповым маслом, похищенным из ближайшего чулана, я попробовал убедить Блеза, что иногда лучше просто сообщить Императору о происходящем, а не поджигать людей в их постелях. Фаррол тут же обвинил меня в сочувствии дерзийцам.
– Наверное, он нашел среди них доброго хозяина. Или хозяйку, богатую дерзийскую корову, от прелестей которой у него протухли мозги.
– Даже протухшие мозги осознают разницу между заслуженной казнью и бессмысленным убийством, – ответил я.
– Мне необходимо, чтобы мои уроки пошли впрок, – заявил Блез. – У меня нет времени умолять или подкупать несколько десятков чиновников, чтобы попасть к Императору. Кроме того, Императору нет дела до несправедливостей, так же как и его чиновникам.
– Но в домах невинные люди: дети, рабы, простые солдаты. Многие из них понятия не имеют, что творится на границе. Они беспомощны. О какой справедливости здесь идет речь? Кому и какой урок ты преподашь?
– Поджигайте.
Всадники бросили факелы в солому, хотя хватило бы одного их рвения, чтобы она занялась. Когда мы выезжали из города, Блез на некоторое время покинул нас, он вернулся с волдырями на руках и в обгоревшей рубахе и отказался отвечать на вопросы Фаррола.
Я принимал участие во всех походах, стараясь понять, что это за магия, которой пользуется Блез. Все это время я пытался сохранить свою жизнь и свою честь. Моя жизнь была при мне. В своей чести я был не уверен. Повсюду был обман, он въедался в душу, как угольная пыль. Я ничего не узнал о магии Блеза, еще меньше узнал о нем самом, если не считать того, что любой из его отряда не задумываясь отдал бы за него жизнь. Чем дольше я наблюдал и слушал, тем яснее понимал это. Я не соглашался с большинством его планов, его представления о добре и зле казались мне слишком упрощенными, но невозможно было не признавать его достоинства. Он был умным и щедрым, добрым и преданным людям, абсолютно всем живущим в мире, которые нуждались в том, что он мог им дать. Обладал обостренным чувством справедливости. Был ли то неграмотный крестьянин, надрывающийся от зари до зари на дерзийских полях, пока его семья умирала с голоду, или фермер, чей дом сожжен за то, что не понравился кому-то из дерзийцев, или маленькая девочка, оторванная от семьи, чтобы начищать изнутри масляные лампы, гордость дерзийцев, только потому, что ее ручки были достаточно малы и хорошо подходили для этой работы, – он замечал всех. Я начал думать, что, если бы мне удалось познакомить Блеза с принцем, жизнь их обоих заметно бы упростилась, а мир сделался лучше.
Другое дело Фаррол. Он был правой рукой Блеза, успевающей сотворить многое, кроме того, он яростно и самозабвенно охранял предводителя в бою. Я знал, что они дружат с детства, они так близки, что один может закончить начатую другим фразу или засмеяться еще невысказанной шутке. Но я не верил, что коротышка был полезен Блезу, мне казалось, что он, возможно, ведет своего друга к гибели. Все планы этого эззарийца были кровожадны и плохо продуманны, и они всегда шли вразрез с намерениями Александра. Блез вносил в них исправления, но у него не было ни времени, ни желания пересматривать их полностью. А я все еще был чужаком, чтобы вмешиваться. Фаррол не верил мне и не забывал каждый раз сообщать об этом Блезу.
Меня предоставили самому себе. Блез так и не сказал мне то, что я хотел узнать, но он ни о чем не спрашивал и меня. Только один раз мы подошли к сути. Как-то утром, недели через три после моего присоединения к отряду, настала моя очередь чистить выловленную в ближайшем озере рыбу. Он подошел и сел рядом со мной, как часто делал и с другими, когда они работали в лагере. Он передал мне очередную рыбину из кучи и внимательно смотрел, как я одним движением отсекаю голову и аккуратно вынимаю кишки, как это принято у эззарийцев. Потом я вымыл рыбу, не в ручье, как делало большинство, а в миске, куда я набирал воду для каждой рыбы отдельно.
– Ты ни разу не спросил о своем сыне, – сказал он через некоторое время.
– Я решил, что ты сам скажешь мне, когда настанет время. – Я взял следующую рыбину, мои руки продолжали совершать привычные движения, хотя мои мысли были далеко.
Он кивнул и поднялся, чтобы уйти, ополоснул руку, но не в потоке, а из ведра, которое я держал под рукой для мытья рыбы.
– Именно так. – Он отошел и стал помогать старику, тащившему на себе тележку с дровами. Мне захотелось воткнуть в него нож.
После выздоровления мне были выданы соломенный тюфяк и одеяло, и меня поместили с остальными в небольшом бараке. Никто из отряда не искал моей дружбы, но никто не делал попыток зарезать меня во сне. После нашего набега на крепость Набоззи Блез начал расспрашивать меня о привычках дерзийских воинов и обычаях, принятых в домах дерзийцев. Хотя за мной продолжали наблюдать, я почувствовал, что меня начали уважать за умелость. После третьего похода Блез спросил, не могу ли я обучать его людей принятым у дерзийцев приемам боя на мечах, и мы начали тренироваться каждое утро по два часа. Он стоял в ряду вместе со своими женщинами и мужчинами, повторяя все движения, спрашивая, смеясь собственным промахам. В войске Лукаша были молодые люди с ферм, бывшие служанки, мельник и ученик кузнеца. Никто из них не умел толком держать меч, но все они были готовы умереть по слову Блеза. Своим успехом они были обязаны отчаянной храбрости, стечению обстоятельств и талантам своего главаря, который позволил им стать чем-то большим, чем они были.
Как-то раз дождливым вечером, когда я сидел у очага и точил нож, Блез подсел ко мне и спросил, могу ли я научить его магии. Я был изумлен:
– Мне кажется, что ты и сам прекрасно справляешься. Я подумывал, не попросить ли мне тебя обучать меня. Ты меня изумляешь. Появляешься ниоткуда, видишь то, что невозможно увидеть, таскаешь нас из одной части Империи в другую за какие-то часы. Чему еще ты хочешь учиться?
Он покраснел и перешел на шепот:
– У меня в доме мыши, а Кьор сказал, что ты каким-то образом вывел их в казарме.
Я не засмеялся. Был слишком удивлен. Кто обучил его творить такие потрясающие вещи, не дав элементарных знаний? Я удивился еще больше, когда после двух часов занятий он так и не смог зажечь руками огонь. В нем была мелидда, но он понятия не имел, как ее использовать. Кончилось тем, что я зашел в хижину, которую он делил с Фарролом, и выгнал мышей сам.
– Я хотел научить этому своего сына, – сказал я однажды, когда он благодарил меня за урок.
Он вскинул голову и внимательно посмотрел на меня.
– Ты прекрасный учитель, – вот и все, что он сказал.
Через несколько дней после нашей вылазки в Базранию Фаррол пришел к Блезу с новым планом:
– Яккор говорит, что в это время в Загад доставляют лошадей из северных земель. Лошадей для императорских конюшен. Он говорит, что в этом году будет что-то особое. Подумай, что мы могли бы сделать с дерзийскими жеребцами. Половину продадим пескарским воинам, они будут только рады насолить Императору Дерзи, а остальных оставим себе. На вырученные деньги мы сможем целый год кормить Кувайю или нанять столько тридских солдат, что дерзийцам и не снилось. К тому же их легко захватить. Им придется идти через Макайскую теснину, и я слышал, что при них почти не будет охраны. Дерзийские скоты и подумать не могут, что кто-то осмелится напасть на их лошадей.
