— А кто его знает? — пожал плечами прокурор. — Вертер чего-то шепнул, он и взорвался. Скорее всего, в Москве что-то не так вышло. Сейчас телевизор все расскажет.
А телевизор вещал про то, что сегодня Царь отправил в отставку очередного Премьера, по его собственной, естественно, просьбе, и предложил Государственной Думе новую кандидатуру главы правительства — Пужина Николая Николаевича. Почти все сидевшие за столом откровенно недоумевали от столь бурной реакции генерала на эту, казалось бы, такую далекую от их края новость.
— Товарищ генерал-губернатор, — нарушил общее замешательство уже прилично захмелевший старшина генеральского клуба Алексей Матвеевич Невеликов, добрейший отставник, ведающий в администрации мобилизационными вопросами, — а давайте поднимем этот бокал за нового премьер-министра, простого русского подполковника!
Все ожидали реакции губернатора. Плавский взял себя в руки и, дождавшись пока ему нальют водки, ледяным голосом произнес:
— В принципе, у нас нет никаких возражений. За подполковника, так за подполковника, может, со временем, и до ефрейтора докатимся, а чем мы хуже Германии? Прошу вас, господа! — и прежде, чем опрокинуть водку в рот, едва слышно произнес: — Пусть, сука, чужим подавится!
Малюта, сидевший почти напротив, в отличие от своих соседей, не удивился этакому завершению тоста. Еще как-то давно Стариков, потом несколько раз всезнающие москвичи, а совсем недавно и Беркус рассказывали, что Амроцкий клятвенно гарантировал Плавскому кресло премьера, а следом и место преемника. Даже, якобы, у генерала состоялись какие-то встречи с Царем, его семьей и близким окружением. Малюта, свято чтивший незыблемость конституции, ни в каких преемников не поверил, а информацию эту так, на всякий случай, в уме держал, мало ли что, дыма, как говорится, без огня не бывает. «Черт те что, наверное, Гоблина кто-то переиграл, а, может, он сам решил сменить фигуры в только ему ведомой партии», — подумал Скураш и решил, поддавшись общему куражу, сегодня хоть раз просто нажраться и ни о чем не думать. «Может, бедной России еще и повезло, что не лихой вояка будет дальше ею управлять? Да какое тебе дело, ты вон пей, да лучше о себе думай! Трое детей, а у тебя в кармане блоха на аркане. Говорят, сосед твой по даче вчера вечером коробку из-под телевизора, полненькую долларов, домой приволок. Жена его не утерпела, сегодня утром Катьке проболталась. А ты все за перспективу несуществующую на чужого дядю спину гнешь!» — и он с досадой опрокинул рюмку себе в рот.
Тем временем, Плавский с рюмок перешел на винные фужеры и заставил всех последовать его примеру. Водку генерал глотал, как простую воду, при этом не пьянел, а только раскручивал безудержное веселье.
— Итак, господа генералы и примкнувшие к ним, на повестке генеральского клуба возник один весьма щекотливый вопрос, — с бокалом в руке потребовал тишины губернатор, — а где, кстати, старшина клуба, и почему не ведется протокол, а?
Бросились искать старшину, кто-то доложил, что тот в мужской комнате и бедняге плохо.
— Итак, господа! Обойдемся без протокола, коль старшина наш блюет, — продолжил Плавский. — По просьбе многих товарищей ставлю на голосование один вопрос: этично ли будет пригласить на наше высокое собрание женщин с пониженной социальной ответственностью?
— Этично! — оживилась публика.
— Голосуем бокалами, господа! Тост контрольный, кто не выпил — тот Филипп Киркоров.
Вечер набирал обороты, уже скинувший пиджак Вертер, сам уселся за барабаны, кто-то из членов клуба взялся за гитары, Зараев сел за клавиши, и губернатор, обхватив огромной лапищей микрофон, запел свою любимую и рвущую душу песню о белых птицах.
После аплодисментов, поздравлений и клятв во взаимной верности все опять сгрудились у стола.
— Друзья, — проникновенно начал Плавский, — запомните сегодняшний день, отсель мы начинаем жить своей, не зависимой ни от кого жизнью. У нас есть все и, что самое главное, — любовь и доверие нашего народа. Мы без Москвы обойдемся, а вот обойдется ли она без нас, посмотрим! Хватит уже таскаться за кремлевскую стену, как козлы за морковкой, и выклянчивать у них наши же деньги. Больше такому не бывать! Слышите, Скураш, это и для вас говорится, так, что не стесняясь, доложите своему начальству все, что я говорю…
Малюта попытался что-то возразить.
— Не надо, — перебил его абсолютно трезвым голосом генерал, — не надо наматывать сопли на кулак! Докладывайте своему покровителю! Вишь, как его несет вверх! Он же вас в свое время мне порекомендовал наместником в край, наши добрые с вами отношения от этого не пострадают. Так и говорите, отвязался Плавский, и не дай Бог они меня там не поймут, у меня хватит и сил и воли напомнить им про Колчака, — и выпив, добавил: — Все, бал закончен, все по домам! Завтра наступит новая эра, всем рекомендуется хорошенько выспаться и не опаздывать на службу.
На следующий день ничего из ряда вон выходящего не произошло. Экспедиционный корпус никто формировать не бросился, в новые Семеновцы, Шкуро и бароны Унгерды записываться не спешили. Была правда, одна новость — губернатор заболел.
Москва, как всегда, проснулась в час дня по-местному времени. Малюта уже успел добраться до своего кабинета. Голова была слегка тяжелой, но работе российского чиновника такое состояние головы никогда помехой не являлось. Наместника подмывало позвонить Речину и поздравить их с Пужиным с очередным повышением. То, что Игнатий Иванович и сейчас останется при шефе, он нисколько не сомневался. С одной стороны, он и радовался за них, в кои-то веки, какие-никакие, а все же знакомые, могут стать руководителями страны, а с другой — внутри шкребли поганые кошки, рушился целый мир созданных за два года иллюзий, исчезала, распадалась, как тлен, наивная мечта. Они долго говорили вчера про это с Зурабом. Примитивно и смешно устроена жизнь человека, нет для него ничего постоянного ни в радости, ни в горе. Только что, кажется, радовался он переполняющей его любви, а глядь, уже ненасытные глаза блуждают по чужому телу. Нескончаемой и кричащей бывает боль утраты матери или ребенка, а проходят короткие дни, и из уст, недавно источавших рыдание, вырывается веселый смех, и бежит человек дальше, чтобы жить, приспосабливаться, где-то не договаривать, кому-то приветливо улыбаться, мимо кого-то проходить, не заметив. Из нехороших маленьких поступков складывается очень даже и неплохая жизнь.
Малюта все же в Москву позвонил. Трубку поднял сам Речин, выслушал поздравления, поблагодарил.
— Ты чего не докладываешь о вчерашних излияниях твоего губернатора? Мы тебя зачем туда направили, слюни за ним подтирать? Все, Малюта, служба у двух господ кончилась, давай определяйся! Передай этому новоявленному Колчаку, что премьер ждет его в эту пятницу к шестнадцати у себя в Белом доме. Что молчишь?
— Слушаю начальника, да и говорить особенно нечего. Значит, ваши этот пьяный бред вам уже передали. А я-то думаю, с чего бы это вчера внучатый племянник железного Феликса меня все выспрашивал про то, собираюсь ли я ночью в столицу звонить?
