Киллангратор взвыл, и гора задрожала до самого основания. Эллайен затаил дыхание, осознав, что произошло. Горячая лава не причиняла дракону вреда, но голубая жижа пожирала его плоть, словно кислота. А дракон погружался все глубже. Похоже, он предпочел растаять заживо, лишь бы не встречаться с таинственной силой клинков.
Вонь горелой плоти заполнила пещеру. Гора задрожала, и в темноте с потолка посыпались тяжелые камни. Они разбивались об пол на тысячи осколков. Эллайен съежился и закрылся руками, он оказался в ловушке под грудой камней. Охотник был уверен, что гора обрушится и похоронит его в одной могиле с Киллангратором.
Но вой затих. Тело дракона скрылось под вязким покровом лавы, а голова упала на каменный пол. Огромные глаза погасли. Крылья опустились, будто паруса переломленной мачты. Вулкан вздрогнул и замер, и огонь горы Краккен начал остывать.
* * *
Он пришел спасти Маришу от верной гибели. Он обещал освободить народы от гнета королевы демонов. Он отправился один, потому что собирался совершить это единственным способом, который был ему известен.
Он пришел сдаться.
Он не считал себя трусом. Напротив, храбрости на это требовалось больше, чем на что-либо другое. Если ценой собственной жизни он мог повернуть ход событий, то с радостью согласился бы пожертвовать собой. Но одной его смерти не достаточно было для спасения Мариши, друзей и народа Пентании. В действительности королева желала лишь одного — завладеть Мечом. Подчинение ей не обещало людскому роду даже кратчайшей передышки. У них оставалась единственная надежда.
Почему же тогда его не оставляло чувство, что расставание с Мечом станет предательством всего, за что он сражался? Это был единственно правильный выход, последнее средство повлиять на исход войны в их пользу. Подобное решение он принимал уже однажды, в заточении в Крааген Кипе. Погибнуть в бессмысленном сопротивлении или дать королеве то, чего она хочет и выиграть для людей хотя бы шанс отсрочить гибель. Только собственное тщеславие могло внушить ему, что он способен одолеть такое создание — неуместная вера в значение своей судьбы. Великими предводителями были те, кто умел сражаться и знал, когда сложить оружие. Даже Килак поступил так, когда в джунглях Восгеса на них напали А'авари. Если он собирался вести людей за собой, то настало время показать, что он усвоил урок.
Невик бы стал возражать. Как и Коратэль, и Трой, и другие. Даже Мариша, казалось, чувствовала, какое решение он принял, и не одобряла его. Все были против. Но что принесла борьба? Боль, смерть и горе. Сдайся они с самого начала, тысячи людей остались бы жить.
Джером дрожал, опуская Меч. Глаза Спитахеры раскрылись от удовольствия. Джером посмотрел на Маришу, умоляя ее о прошении. По ее щекам текли горькие слезы. На девушке висела разодранная в клочья одежда. Она глядела на него с укором. Джером колебался.
— Они ничто для нас, мой Торин. Разве ты не видишь? Мы высшие создания, ты и я. Это нарушение природного порядка — ястребу жить подобно воробью. Взлети со мною, и я покажу тебе славу, о которой ты не мог и мечтать.
Джерому не хотелось верить в посулы королевы. Но в чем-то она была права. Юноша не мог отрицать, что его влекла и манила ее темная красота. Кажется, он сам обманывал себя.
Может быть, он на самом деле был лучше тех, которых пытался спасти. Наверное, ему следует уделять меньше внимания их нуждам и больше — своим.
Джером сразу же отбросил эту мысль. Ничем он не лучше своих товарищей. Все, о чем ему надо было подумать — это Мариша, с ее непоколебимой силой и состраданием — и искушение отступало.
И все же, что теперь делать? Дать девушке умереть? Пожертвовать ею ради призрачной возможности спасти людей, многих из которых Джером не знал вовсе. Несомненно, именно этого Мариша и хотела от него. Но ее жизнь была Джерому дороже всего на свете.
Как и раньше, когда девушку впервые похитили колдун и демон, Джером не мог думать ясно. Несмотря на долгие и тщательные рассуждения о том, почему он должен сдаться, юноша чувствовал, что без Меча и он сам, и Мариша погибнут, а все остальные вскоре последуют за ними. Но перед его глазами сверкали лучи, угрожая спалить ее нежную кожу…
Внезапно какой-то блеск, знакомое красноватое свечение под разорванным платьем Мариши привлекло его внимание. Джером удивился. Наверное, игра воображения. Юноша вновь взглянул на королеву, которая, похоже, неправильно поняла причину его замешательства. Глаза ее сверкнули изумрудным светом.
— Пользуйся ею, как хочешь, если таково твое желание, но не становись рабом своей слабости!
Подчеркивая свои слова, королева встряхнула несчастную пленницу. Мариша зажмурилась и вскрикнула, ожидая, что в любой момент ее настигнет последний удар. Из-под одежды выпал рубиновый кулон и повис на груди девушки. Джером ясно видел его, но никак не мог поверить. Под блестящей гладью камня горели и вились огни Меча Азахиля.
Джером моментально скрыл удивление, взглянув на свою противницу. Он видел камень, а королева — нет. Мариша закрыла талисман от ее глаз, а все внимание Спитахеры было приковано к нему. Джером лихорадочно обдумывал ситуацию. Откуда возник такой камень? Как оказался он у Мариши? И почему она до сих пор не показала камня ему?
И все же появление талисмана объясняло многое, что приводило Джерома в недоумение раньше. Искренний интерес девушки к легендам о Мече, ее заверения, что реликвия существует, глубокое ощущение таинственной и волшебной его силы, ее секреты, включая тот, перед сражением в Моритиле…
Пот заливал глаза, но Джером не смел шевельнуться и вытереть его — это означало привлечь внимание королевы к тому, что только что открылось его взору. Пока он стоял в нерешительности, волшебные лучи вместе с рукою Спитахеры все ближе и ближе подбирались к лицу Мариши…
Внезапно Джерома осенила мысль, отчаянная надежда, от которой радостно забилось сердце — и так же быстро заставило его замереть от страха. Что, если он ошибся насчет камня? Может быть, это очередная уловка королевы? Но что подсказывали ему чувства? Рискнуть или остеречься?
— Судьба отделяет слабого от сильного, — призывала королева. — Не противься своему предназначению.
Джером съежился. Снова мысль о предопределенности судьбы, о неизбежности исхода битвы. Ему стало еще больше не по себе, пока взгляд его метался между молниями у щеки Мариши и алым сиянием ее кулона.
— У тебя мало времени. Выбирай.
Невозможно. Джером не мог принять такого решения. Вероятные последствия были ужасны.
Впервые за все то время, что он владел Мечом, плечи его заныли от тяжести оружия. Руки снова опустились, и он поглядел на Маришу с немой мольбой.
Но когда их глаза встретились, по жилам Джерома хлынула новая сила. Сквозь боль и страх на ее лице светились неизменные твердость и спокойствие. Даже теперь, когда не осталось ни малейшей надежды на спасение, девушка отказывалась покориться. Об одном она просила — пусть он сам выберет себе судьбу, а не доверяется королеве демонов. Что бы ни случилось, она с легким сердцем встретит грядущее.
