Ланна Райнер слушала его с улыбкой.
- Таким вы мне нравитесь куда больше. Не надо вам подражать мнению большинства. Пресыщенность отвратительна. А теперь, если хотите, можете проводить меня до дома.
- Еще бы! Конечно, хочу!
Эрнст был в своей стихии. Робости как не бывало. Он представлял себе эту женщину совсем иначе. Теперь она беседовала с ним, как со старым знакомым. И даже сама высказала ту же самую мысль:
- Поскольку вы дружите с Фрицем Шраммом, вы уже стали для меня словно бы старым знакомым. Он один из немногих, кого я искренне уважаю, даже почитаю. Расскажите мне о нем.
Эрнст казался себе мальчишкой. Он шествовал рядом с красивой певицей, испытывая не только приятность, но и немалую гордость от того, как много людей желало поздороваться с ней. Он рассказывал ей о Фрице, о его Приюте Грез в мансарде, о цветах и свечах, о весне и юности.
Ланна слушала его с приветливой улыбкой.
- А что вы делаете здесь?
- Учусь и пишу музыку.
- Что именно?
- О, некоторое время назад я сочинил шесть новыхпесен на слова Фрица Шрамма. И мне так хочется, чтобы их кто-нибудь исполнил. Однако наши здешние исполнительницы - студентки - поют так неумело, что я, скорее всего, откажусь от этой идеи.
- Должна ли я это понимать как завуалированную просьбу?
- Это зависит от вашего желания, сударыня.
- Ай-яй-яй… Значит, это песни на слова Фрица Шрамма?
- Да… Но у меня их намного больше.
- Подумать только! Тогда приходите ко мне завтра в пять часов пополудни - к чаю. Будет еще несколько знакомых.
Эрнст посмотрел на нее, сияя от счастья.
Ланна с улыбкой протянула ему руку. Он низко склонился нал ней и ушел в глубоком раздумье. «Вот, значит, какая она, красавица Ланна Райнер», - пробормотал Эрнст себе под нос.
Квартира Ланны Райнер, обставленная со всей роскошью и шиком, была верхом элегантности. В гостиной, выдержанной в персиковых тонах, неслышно двигалась горничная, сервируя чай.
Эрнст сидел напротив Райнер. На певице было шелковое матово-желтое платье с длинными разлетающимися рукавами, которое ей очень шло и тонко подчеркивало темный цвет волос и глаз.
- Я пригласила вас чуть раньше, чем остальных, чтобы мы смогли немного побеседовать наедине, - сказала Ланна. - Вы принесли свои песни?
Эрнст молча протянул ей листки.
Она просмотрела их и спросила:
- Когда мы сможем попробовать исполнить их?
- В любое время.
- Ну, тогда, скажем, в пятницу, в пять часов пополудни. Но заодно порепетируем и другие песни, а также отрывки из опер, хорошо?
- Отлично! Следует ли понимать вас так, что вы хотите пригласить меня в аккомпаниаторы?
- Именно это я вам и предлагаю. У нас ужасный концертмейстер. А с вами мы сможем очень хорошо порепетировать. Но не отнимет ли это слишком много времени от ваших занятий?
- Так ведь при всем прочем я еще и многому научусь!
- Итак, мы с вами - друзья-товарищи по совместным занятиям. - Ланна Райнер с обворожительной улыбкой протянула ему руку. - Еще одно условие: быть честными. И безжалостно говорить друг другу правду!
- Этот меч направлен острием в мою сторону. Тут уж не отвертишься. Зато я буду учиться. Пусть будет так.
Горничная внесла на подносике две визитные карточки.
- Просите.
Вошли двое мужчин. Один, с моноклем, был тощ, долговяз и редковолос, второй - молод, но с резкими морщинами вокруг рта. Ланна представила их: граф Ниберг, лейтенант Харм.
Гости осведомились о здоровье Ланны и отпустили ей несколько комплиментов. Горничная вновь доложила о
приходе гостей. Вошли две дамы и два господина.
- Ну что? - протрубила более осанистая из дам. - Они опять взялись за свое? Принялись осыпать вас лестью?
- К сожалению, - вздохнула Ланна.
- Это все обман. Ну да ничего - отныне начинается век женщин.
- Великолепно, - простонал лейтенант.
- Как это? Что великолепно? Что вы имеете в виду?
- А то: теперь мы поменяемся ролями. Отныне вы будете нас домогаться.
- Ничего подобного. Женщина выходит из-под опеки.
- Что это означает?
- Прочь от мужа! - Голос дамы вновь обрел трубные обертоны.
Она энергично водрузила себе на нос пенсне. Граф так и покатился с хохоту:
- У нас будет страна амазонок!
- Рабство женщины должно прекратиться.
- Однако до сих пор рабыне жилось весьма неплохо.
- Дайте же мне договорить, граф. Женщина должна стать равноправной с мужчиной.
- Но это невозможно, - вырвалось вдруг у Эрнста. - Мужчина и женщина устроены по-разному. А законы, действительные для треугольника, не подойдут к кругу.
- Это различие надуманное. В чем же оно, по-вашему, состоит?
- Поступки женщины основываются на чувстве, а поступки мужчины - на разуме, - заявил граф.
- Мужчина может быть объективным, женщина - всегда субъективна, - отрезал лейтенант.
- Я тоже нахожу равноправие отвратительным, - вставил директор театра. - Каждому свое. Для меня политические агитаторши - ужас что такое. Уютная хозяюшка мне куда больше по сердцу.
- Вот именно! Вы жаждете вновь согнуть нас в три погибели под гнетом поварешки! - сердито воскликнула осанистая дама. - Ох уж эти тираны!
- Что вы скажете по столь трудному вопросу, господин Винтер? - спросила Ланна, с улыбкой выслушавшая всю эту перепалку.
- Говорят одно, а думают другое. Женщина должна оставаться женщиной.
- А вы, фройляйн Шрант?
- Не знаю… Я нахожу, что мужчины, несмотря на свои дурные свойства, все же очень милы.
- Браво, браво, - захлопал в ладоши лейтенант.
- А теперь, господа, сойдем с тропы войны и обратимся к более мирным темам.
- Да нет между нами никакой вражды, - засмеялся граф, - мы просто шутили.
- Прошу вас. Такая перепалка прямо-таки освежает.
- Итак - да здравствуют дамы!
Гости оживленно беседовали о том о сем, потом попросили Ланну спеть что-нибудь. Эрнст должен был аккомпанировать.
- Ну как? - спросила Ланна шепотом, когда они направились к роялю.
- Пустая говорильня, - также шепотом ответил Эрнст.
Ланна кивнула. Потом поставила на пюпитр ноты. Эрнста словно током ударило: так сладко и завораживающе звучало: «Любовь свободой мир чарует…»
