— Самому себе.
— А что тогда является показателем верности?
— В каждом случае — разное. Испытуемому предлагается выбрать свой путь, которым он хочет идти до конца своих дней.
— И как ты определяешь правильное решение? — как ни старался скрыть внезапно накатившую обиду, так и не получилось.
— Ты что? Злишься на меня? — понурив голову, робко спросил рабикан. Я промолчал. — Это твое право. Но я ничего изменить не могу, потому что делаю это не я.
— А кто тогда? Птичка? — язвительно сказал я.
— Какая? — живо заинтересовался лес, оглядываясь.
— Не выйдет, старик. Не получится у тебя отвлечь меня на другую тему, — заявил я. — Раз уж спросили, отвечай.
— Нет. Не птичка, — так же язвительно произнес конь. — Тебя еще что-то интересует? Так спрашивай, не бойся! Молчишь? А то обидеть вы все мастаки, а вот пожалел бы кто! Ведь говорю, не я это! Не я! — рабикан стукнул копытом по земле. — Так само получается. Я за это не в ответе! Так ведь поди докажи! А то, что все кидаются на меня, будто я специально больно людям делаю, из скуки! Вот так всегда: предлагаешь ему выбор, какого он может и не достоин вовсе, даешь возможность изменить жизнь, исправить ошибки прошлого, так ведь потом все кидаются с кулаками, дабы морду начистить! И за что?! Молчишь, вампир? Сказать нечего?! Я отвечу за тебя: за то, что позволяешь почувствовать себя действительно хозяином своей судьбы, даешь возможность увидеть родного, дорого твоему сердцу человека, вновь пообщаться с ним! И что самое обидное, я-то действительно в этом не виноват! Ну, ладно, допустим и благодарить меня тоже не за что, раз я не специально так делаю. Но и понять никто не спешит! Это все равно, что тебя осуждать за то, что ты дышишь…
Я уже и не рад был, что затеял этот разговор. Ведь если все так, как он говорит, то конь абсолютно прав, и главное, что я действительно об этом не подумал, пока он прямым текстом не сказал! Стыд… это противное чувство! Мне редко бывало настолько стыдно. А в тот момент я готов был провалиться сквозь землю.
— Извини, — тихо промямлил я. Я много чего еще хотел сказать, но язык отказывался слушаться.
— Извини! — перекривлял меня лес. — Только и можете «извини», да «извини»!
— А что я могу для тебя сделать? — с искренним желанием загладить свою вину ухватился я за так кстати подвернувшуюся ниточку.
— В смысле? — ошарашенные глаза рабикана взирали на меня с нескрываемым изумлением.
Для меня было главное, что уже без явной обиды.
— В прямом. Что я могу сделать такого, чтобы ты меня простил? Пожалуйста, позволь мне загладить свою вину.
Он снова опустил голову, уставившись куда-то вниз, где он копытцем теребил мелкую травку.
— Да что ты можешь сделать… — совершенно беззлобно сказал он. — Обещай больше не говорить мне таких слов!
Большие темные влажные глаза поднялись на меня, ожидая ответа.
— Ты извини, я ведь не со зла. Я действительно не знал, что ты это не специально.
— Вы все не знаете, а вот почему-то осуждаете, — резонно заметил тот.
— Да я вообще такой… непутевый. Всегда я делаю выводы, не собрав достаточно фактов. Вот и получаются у меня неприятности на мою зад…
— Эй! Ты только не наговаривай на себя-то! А то сейчас я буду тебя успокаивать, — оскалил ровные зубы в улыбке жеребец.
— А что, она действительно была лишь иллюзией? — воспользовавшись перемирием, задал вопрос, который мучил меня все время. Я очень боялся услышать ответ, но не спросить просто не смог.
— А ты как думаешь? — лукаво отвертелся лес.
— Я не знаю, что думать, — честно признался я.
— Понимаю, — снова улыбнулся конь. — Только знаешь, тут не все так просто. Вот ты отказался, а ведь равно можно было согласиться.
— И что, действительно начал бы все с самого начала?
— А почему тебя это удивляет? Не веришь? Уж придется, многие соглашались, знаешь ли.
— И как?
— Что как? Как у них потом сложилось? Да не знаю, кое-что действительно исправили, а что-то наоборот напортачили. Тут, видишь ли, нельзя все предвидеть. Невозможно прожить жизнь так, как ты представляешь идеальным. Всегда будут какие-то факторы, которых ты не сможешь учесть, о которых просто не будешь знать…
— А вот ты бы согласился, если бы тебе кто-то предложил нечто подобное?
— Что? Изменить свою жизнь? Не знаю… — рабикан на секунду задумался. — Наверное, все-таки нет. А зачем?
— Ну, там, стать, допустим, человеком… или еще кем-то. Никогда не хотел?
— Я просто об этом не задумывался. А что я получу, если стану кем-то, способным на передвижение? Научусь срать, как ты выразился? Зачем?
— Получается, что она была настоящая… — скорее утвердительно, чем вопрошающе произнес я.
— Для тебя — да, — так же тихо подтвердил лес. — Для кого-то другого — могла быть иллюзией. Все воспринимают по-разному. В любом случае, считай так, как тебе больше всего нравится. Нравится считать, что она не фантом — пожалуйста! Не хочешь верить во все происходящее, считаешь, что это лишь галлюцинации — никто тебя переубеждать не будет! Как ты сам к этому относишься, так и есть на самом деле, — заключил рабикан, тоже о чем-то задумавшись.
Видимо, слова этого загадочного коня возымели эффект, и действительно помогло — я стал воспринимать произошедшее, как настоящее. Мне ведь так хотелось вновь ее увидеть, поговорить с ней… Так почему нет?! Вот, товарищ Мейрон, была у тебя возможность и увидеть, и поговорить… и остаться с ней…
С другой стороны ведь не зря я даже не подумал в тот момент, что это могло быть что-то вроде галлюцинации! Тогда я имею полное право считать, что передо мной было не видение, имею право в это верить. Нет, я ХОЧУ в это верить! ХОЧУ, чтобы она была настоящей!
— А почему ты — рабикан? Это как-то связано с моими мыслями или ассоциациями? — оживился я.
— Нет. Просто я никогда не видел этого мифического животного, а оно мне очень нравится. Я бы хотел завести у себя в лесу… ой, в себе, конечно!.. завести рабикана.
— А оно действительно лишь — миф?
— Не знаю. Говорят, стада этих копытных обитают где-то далеко к югу, почти у самого побережья.
— Я тоже никогда не видел настоящего рабикана, но очень хотел бы, — мечтательно произнес я. — А кем еще ты можешь стать?
— Тебе не нравится конь?
— Да нет. Просто интересно.
— Могу стать даже бесплотным объектом. Духом, например, или еще кем.
— Тогда можно тебя попросить? Не обидишься?
— На тебя — нет, — решительно сказал он. — Проси.
— А можешь становиться по очереди моими знакомыми?
— Могу, только зачем тебе? Еще вспомнишь кого, расстроишься.
