Ричард понимал, что герцогиня, возможно, над ним насмехается, но, несмотря на это все-таки рассказал о дворцах, превращенных в доходные дома, бордели, таверны или обители целых родов, где старшие занимали нижние этажи, а молодежь — верхние.
Услышанное потрясло Диану до глубины души.
— В таком случае, какой этаж занимаете вы? — придирчиво посмотрела она на Сент-Вира — Бальную залу наверху с комнатой для тренировок? Или ее превратили в детскую?
— У меня нет семьи, — улыбнулся Ричард. — Я просто снимаю жилье. У меня старая спальня и еще одна комната, где, думаю, некогда занимались музыкой. А этажом ниже поселилась… прачка.
— Надо полагать, она рада иметь такого соседа. Я уже давно хотела вам сказать, сколь глубокое впечатление на меня произвела ваша дуэль с Линчем, ну и, разумеется, с беднягой Де Марисом. Впрочем, думаю, он получил по заслугам, коли прыгнул на вас и бросил вызов, когда вы уже сражались с Линчем. Насколько я могу судить, мэтра Де Мариса утомила служба у Горна, и он захотел продемонстрировать гостям свои способности в надежде получить более выгодные предложения.
Ричард с интересом и уважением посмотрел на красавицу. Именно так истолковывал поведение Де Мариса и сам Сент-Вир. Мечник Горна, вероятно, решил, что его лорд слишком редко дает ему шанс показать себя. Кроме того, Горну и охрана была не особо нужна — ну кто станет на него нападать. С поражением Сент-Вира заходящая звезда Де Мариса немедля бы засияла с новой силой.
— Думаю, некоторое время не стоит ждать появления герцога Карлейского в городе.
На первый взгляд могло показаться, будто герцогиня всего-навсего продолжает осыпать Ричарда комплиментами и указывает на то, что герцогу пришлось бежать ввиду поражения его мечника в бою с Сент-Виром. Однако Ричарду почудилось, что герцогиня ждет от него ответа. Что-то в ней было особенное: в положении рук, в пальцах, сжимавших чашку на волоске от блюдца. Диана будто бы знала, что Сент-Вир может рассказать ей о герцоге нечто большее. Но Ричард не имел права на подобную вольность: он получил гонорар и был обязан обо всем забыть. С другой стороны, многозначительное молчание герцогини подразумевало, что ей известно имя нанимателя Сент-Вира.
— Я никогда не спрашивал, — уклончиво произнес он, — почему герцог и его противник решили сохранить причины дуэли в такой тайне, при этом сделав все, чтобы о самой дуэли узнало как можно больше людей. Конечно же, я выполнил пожелание заказчика.
— Эта схватка была очень важной, — молвила герцогиня, — а в подобных случаях, чем больше свидетелей, тем лучше. Кроме того, герцог человек тщеславный и вздорный. Он вам не говорил, из-за чего состоялся поединок? — Она замолчала, словно дозволяя ему, пораздумав, дать двусмысленный ответ.
— Он никогда мне об этом не говорил, — честно признался Ричард.
— Впрочем, вскоре, видимо, все прояснится. Наверняка имел место политический спор, в котором можно рискнуть жизнью мечников, но никак не их нанимателей. Исход боя напугал герцога, и он бежал, но сейчас, не исключено, снова набирается храбрости. Когда лорд Феррис вернется из поездки на юг, он будет знать, требуется ли преподнести герцогу еще один урок.
Что она хочет? Убить Холлидея и убрать с дороги герцога Карлейского? Уничтожить двух противников, чтобы расчистить дорогу еще одному человеку? Кому? Феррису? Герцогиня не произнесла имя Холлидея, более того, на словах она его защищала. Ричард махнул рукой: он слишком мало знал о нобилях и их планах, чтобы разгадать головоломку. Однако кое-что Ричарда все еще тревожило. Он посмотрел герцогине прямо в глаза и произнес:
— Я уже у вас на службе.
— Да что вы говорите? — усмехнулась Диана. — Как мило.
Ричард вновь почувствовал себя юным. Он ощущал, что находится в надежных руках, в руках человека, знавшего, что у герцогини на уме. Чтобы окончательно удостовериться в правильности своих догадок, Сент-Вир сказал:
— Вы знаете, где меня искать.
— Правда? — все с тем же изумлением спросила красавица.
— Ну точнее, ваши друзья, — поправился мечник.
— Ах, вот вы о чем, — вздохнула она. Герцогиня казалась довольной. Доволен был и мечник, надеясь, что Алек сможет разделить его чувства. Заиграли трубы, знаменуя начало второго действия.
— Останьтесь, — молвила Диана, — из моей ложи прекрасно видны наряды актеров. А какие у них парики — ну это просто невероятно!
Мечник, на чью трагедию пришли посмотреть зрители, протянул до самого конца. Решив отомстить герцогу, он стал слать ему любовные письма от имени некой дамы с точно такими же инициалами, как у матери Филио. Герцог влюбился в таинственную чаровницу, которая раз за разом требовала от Филио доказательств искренности его чувств.
После нескольких красочных сцен с изнасилованиями, казнями и одной эксгумацией Герцог остался в одиночестве. Теперь даже у самых преданных из его слуг и придворных имелись причины желать Филио смерти. Единственным человеком, который все еще вызывал у зрителей симпатию, был лекарь из сумасшедшего дома, объявивший, что Герцог находится на грани помешательства.
В финале на сцену вновь водрузили гигантскую лестницу. Герцог, желавший, наконец, увидеть даму своего сердца, обещавшую предстать перед ним в полночь, встал у нижней ступеньки. Когда часы пробили двенадцать, на вершине показалась фигура его сестры в окровавленном плаще. Однако Герцог уже был безумен, поэтому, не ведая страха, он прокричал: «О нет, меня не обратишь ты в бегство! Сейчас взлечу к тебе на небеса, чтобы сорвать с твоих непорочных мягких губ секреты вечной жизни!» Филио бросился вверх по лестнице, но фигура откинула капюшон, и Герцог увидел перед собой мечника, оказавшись единственным, кто был удивлен представшей перед ним картиной. «Не жизнь, но смерть ты обретешь. Простись же с радостями земными!» Мечник обнажил меч и вонзил его в сердце Филио. Во время удара главный герой сбросил с себя плащ, продемонстрировав при этом зрителям залитые кровью одежды. «Вот смерть моя! Это конец!» — простонал умирающий герцог.
Однако до конца еще было далеко. Филио испустил дух, так и не произнеся финального монолога. На сцену выбежали придворные. Увидев своего повелителя на руках закутанной в плащ фигуры, скрывавшей, как они предполагали, возлюбленную герцога, придворные набросились на них с криками: «Месть! Месть!» — изрубив на куски уже мертвого Филио и нанеся смертельную рану мечнику. Однако главному герою все-таки хватило сил на последний, заключительный монолог:
В ловушке — ловчий, а в сердце моем
Клинок бьет клинок, высекая огонь.
Я горю, я бушую и вскоре встречу смерть,
Что прежде была рабой моей,
но ныне станет мне супругой.
Чьи слезы смогут потушить бушующее пламя?
Мои лишь только. Но я их не пролью.
Пройдут года, и от меня и Филио,
Останутся лишь скалящиеся черепа.
Все просто: я любил твою сестру,
