— Хорошая? Ха! Спроси своего брата, каково это: не иметь дочерей! Мои племянницы выше меня по положению. А придет день — и их дочери станут выше меня.
— Так что же мне сказать Даргу? — спросила Зор-ят.
— Скажи ей, что Ковоку запрещено видеться с ней.
— Твой ответ меня не удивляет, но я боюсь, что из-за этого кое-что может случиться.
— Что может случиться?
— Перерожденные наделены особым даром. Даргу, как и Веласа-па, владеет силой волшебства. Как еще такая уродливая мать могла привлечь твоего сына? Если ты оторвешь его от нее, она разобьет ему сердце.
— Так что же мне делать?
— Пошли твоего сына в Тайбен, и Даргу забудет его. Когда он вернется, у нее уже будет другой велазул.
— Ты уверена?
— Она моя дочь. Я про нее много знаю.
Кат-ма нахмурилась.
— Ты принесла дурные вести. Какой выбор я ни сделаю — все плохо.
— Все может закончиться хорошо, — успокоила ее Зор-ят, — подумай о том, что я тебе сказала. Если ты пошлешь Ковока в Тайбен, дай нам знать об этом, чтобы Даргу стала забывать его.
Пока Зор-ят не было, настроение Дар менялось от радости до отчаяния. Она не чувствовала себя такой беспомощной с того времени, как ее заклеймили и отправили служить в оркский полк. Казалось, судьба совсем не повинуется ей; она могла только ждать решения Кат-ма.
Порой у Дар почти кружилась голова от ожидания благословения. Порой она пыталась подготовиться к худшему и представить себе, как она будет жить без Ковока. Она чувствовала, что необычность их встречи и вспыхнувшей между ними любви может оказаться неповторимой.
«Если Кат-ма не благословит нас, я проживу всю жизнь одна», — с тоской думала Дар.
Она слышала о женщинах, которые посвящали свою жизнь Карм, жили отшельницами, молились и занимались тяжким трудом, пока не наступал час уйти по Темной тропе. Когда-то Дар завидовала такой жизни, но после того, как Ковок-ма пробудил в ней страсть, такая жизнь стала казаться ей ужасной. Ей не хотелось состариться без любви.
На четвертый день после ухода Зор-ят Дар так волновалась, что Гар-ят прогнала ее из кухни, чтобы она не испортила очередное блюдо. До позднего вечера Дар стояла за воротами и смотрела на дорогу — не появится ли ее мутури. Было уже почти совсем темно, когда Дар разглядела вдалеке Зор-ят, которая шла под холодным ветром одна, плотно запахнув накидку. Дар бросилась вниз по извилистой тропе и встретила свою мутури у подножия горы.
— Какие вести, мутури?
— Более хорошие, чем я надеялась, Даргу.
— Она благословит меня?
— Пока нет, — ответила Зор-ят, — но она позволит Ковоку видеться с тобой. Не огорчайся. Если все будет так, то есть надежда.
— Но мне нужна не только надежда.
— То, о чем я рассказала, удивило Кат-ма, и ей нужно время подумать. А когда она подумает, мне кажется, она увидит, что в этом союзе есть мудрость. Жди Ковока. Скоро он придет.
Дар обняла Зор-ят.
— Шашав, мутури.
Зор-ят пошла вверх по склону, радуясь, что в темноте Дар не видит ее лица. Она сама чувствовала, что делает что-то нехорошее, неестественное, и боялась, что лицо может выдать ее чувства.
«От бессмысленных слов остается дурной привкус», — подумала Зор-ят.
Однако она верила, что если ее замысел удастся, Мут ла простит ее.
27
Новость, которую принесла Зор-ят, обрадовала Дар, но настоящую уверенность ей мог дать только приход Ковока. Дар теперь ждала этого с еще большим волнением. Ее настроение скоро заразило всех обитателей ханмути, и все сестры Дар стали посматривать на дорогу в ожидании путников. Через пять дней после возвращения Зор-ят в кухню зашла Нир-ят. Дар встретила ее весело, но тут же обратила внимание на то, что взгляд Нир-ят грустен.
— Даргу, пришел Джавак-ят, принес вести.
У Дар похолодело под ложечкой.
— Какие вести?
— Лучше будет, если ты услышишь их от него.
Дар поспешила в ханмути. Джавак-ят сидел там со своей сестрой и пил горячий травяной настой. Ожидая самого худшего, Дар прервала их разговор.
— Дядя, где Ковок-ма?
Джавака, казалось, удивило волнение Дар.
— Он ушел в Тайбен.
— В Тайбен?
— Хай. Все кланы должны посылать сыновей воевать на стороне вашавоки. Наша королева…
— Это моя вина, — сказала Дар, — вы отослали его из-за меня.
Она разрыдалась.
Джавак-ят изумленно уставился на Дар.
— Сестра, — спросил он у Зор-ят, — почему твоя новая дочь издает такие странные звуки?
— Думаю, она захворала, — ответила Зор-ят, строго глядя на Дар, — Даргу, ступай к себе, приляг, отдохни.
Джавак-ят проводил взглядом поспешно удалившуюся Дар и устремил на сестру подозрительный взгляд.
— Зачем ты приходила к Кат-ма?
— По делами мутури, — сказала Зор-ят, — если Кат-ма тебе не сказала, и я не скажу.
Нир-ят ждала Дар в комнате. Дар вбежала и, рыдая, бросилась на постель. Ее плач изумил Нир-ят не меньше, чем ее дядю, но она догадалась, чем это вызвано.
— Мне так жаль, Даргу.
Усилием воли Дар уняла рыдания, но ничто не могло избавить ее от отчаяния.
— Кат-ма не понимает, — сказала она.
— Чего не понимает?
— Она послала Ковока на смерть.
— Ни одна мутури так не поступит.
— Ни одна мутури не видела того, что повидала я. Королю-вашавоки все равно, сколько сыновей погибнет.
— Наша королева ни за что бы не позволила…
— Она тоже ничего не понимает, — простонала Дар и отвернулась лицом к стене.
Через некоторое время Дар услышала, как Нир-ят вышла из комнаты. Дар лежала на постели, охваченная отчаянием. Прежде она опасалась, что Ковоку не позволят с ней видеться. Весть, принесенная Джаваком, заставила ее страшиться того, что Ковок погибнет. Его смерть казалась ей возможной, даже неизбежной, и она чувствовала себя ответственной за это.
«Он едва уцелел в первый раз», — думала Дар, вспоминая последнее жестокое побоище.
Перед ее мысленным взором каждый орк становился Ковоком.
Дар все еще лежала на постели, когда вошла Зор-ят.
— Даргу, это не твоя вина. Все кланы обязаны посылать сыновей в Тайбен.
Дар отвернулась от своей мутури.
— Ковок-ма только что возвратился с войны. Почему же он снова должен идти убивать?
— Только неблагословленных сыновей призывают. После этого лета их останется совсем мало.