Однако всадники продолжали двигаться на восток, и через несколько минут завеса дождя полностью скрыла их. Хэмиш громко и облегченно вздохнул, высказав общие чувства. Он поднялся на колени.
– Что будет, когда она доберется до Брандерского перевала и обнаружит, что Тоби там не проходил? Она повернет обратно!
– Вперед! – вскричал Рори, вскакивая на ноги. – На равнине мы легкая добыча. Нам надо уходить в горы.
5
Равнина сменилась пологим пастбищем, потом голым склоном. Едва заметная тропа вела их по продуваемой всеми ветрами, ледяной расселине Ис-Э-Гейл. В первый раз за всю дорогу Тоби обнаружил, что остался наедине с Мег. Он не знал, она ли подстроила это, или он сам. Любопытный Хэмиш ушел вперед отец Лахлан с Рори, поглощенные беседой, плелись далеко сзади.
Ее щеки горели румянцем, из-под коричневой шапочки выбились косы. Она подняла глаза, моргая от дождя. Он улыбнулся. Она улыбнулась в ответ – если она и винила его в своих нынешних неприятностях, она не собиралась говорить этого вслух.
Улыбаться было легко и приятно. Вот говорить… Он почувствовал, что язык отказывается шевелиться. Мег никогда на него так не действовала. Он припомнил все вечера, когда она оказывалась у замка и ему приходилось провожать ее домой… он помнил, что болтал при этом, как выводок сорок – почти как Хэмиш, – но теперь он понятия не имел, о чем говорить.
– Э… Гм… Как ты?
– Хорошо.
– Замерзла?
– Да.
«Ой…»
Пауза.
– Мег… Мне очень жаль. То есть я хочу сказать, мне жаль, что я втянул тебя во все эти неприятности.
Ее тонкие брови почти спрятались под шапочкой.
– Это не ваша вина, мастер Стрейнджерсон. Я сама виновата, что вела себя глупо, не забывайте.
– Мне очень жаль.
– Тебе жаль, что я вела себя глупо?
– Нет! Мне жаль, что я так говорил.
– Но если кто-то ведет себя глупо, ему стоит сказать об этом, чтобы он не вел себя глупо в дальнейшем.
Ну почему разговаривать с женщинами настолько тяжелее, чем с мужчинами? Почему слова меняют свой смысл, а простые фразы путаются, едва слетая с языка? Почему шутки всегда становятся обидными, а беззлобное замечание обжигает ядом?
– Ты вела себя не глупо. Это я повел себя глупо, говоря, что ты вела себя глупо.
– Значит, ты вовсе не то хотел сказать, когда говорил, что я скоро буду женщиной и что мужчины начнут заглядываться на меня?
«Демоны!»
– Я что, говорил это?
– Еще как говорили, сэр.
– Значит, я ошибался.
– О? – Коротенькое междометие прозвучало угрожающе.
– Я хотел сказать, мужчины уже заглядываются на тебя.
– Кто же, интересно?
– Да кто угодно! – Тоби отчаянно хотелось, чтобы леди Вальда со всеми своими демонами немедленно обрушилась на него и утащила прочь. Поскольку этого так и не случилось, ему ничего не оставалось, как продолжать: – Я, например.
Глаза Мег широко раскрылись.
– Правда? – Она тряхнула головой, и ее косы взметнулись вверх. – Я хочу сказать… Тоби Стрейнджерсон, что ты себе позволяешь! Как ты только можешь говорить такое! Как она выглядит?
– Кто?
– Леди Вальда. Опиши ее!
Ну что Тоби Стрейнджерсон такого сделал, что заслужил все это? Он описал леди Вальду. Совершенно сбитый с толку, он рассказал даже о том, как та обнажила грудь в темнице. Потом ощутил на своем разгоряченном лице ледяной ветер, но даже он казался теплым в сравнении с выражением лица Мег Кэмпбелл.
– И, насколько я понимаю, она теперь тебе снится?
«Ох, демоны!»
– Об этом можешь не беспокоиться! – торопливо проговорил он.
К счастью, они догнали Хэмиша, который остановился у развилки и теперь ждал их, схоронясь за валуном, не зная, куда свернуть. Никогда еще Тоби так не радовался встрече с кем бы то ни было.
Он улыбнулся им, блеснув зубами:
– Развлекаетесь?
– Развлекаемся? – переспросила Мег. – Хэмиш Кэмпбелл, у тебя мозгов не больше, чем у грудного младенца! Мы замерзаем от ветра в горах, за нами охотятся сассенахские солдаты и сассенахские демоны, и ты еще считаешь, что мы развлекаемся?
– А чего вы тогда держитесь за руки? Помогаешь Большому Тоби подниматься в гору?
Мег фыркнула и пообещала, что оторвет ему ухо. Тоби пытался понять, как давно он держит ее руку в своей и почему он до сих пор этого не замечал. Зато он заметил, что Мег относится к Хэмишу точно так же, как он сам, – как к ребенку. Отсюда следовало, что она больше, чем просто ребенок, не так ли? Черт, как давно он все-таки держит ее за руку? Наверное, помогал подняться на крутой подъем, а потом не отпустил… А когда провожал ее домой от Локи-Касла, он тоже держал ее за руку? Если это впервые, почему он не заметил этого? Потому, что всегда относился к ней как к ребенку?
– Направо, – подсказал нагнавший их Рори. – Мне все-таки очень хотелось бы знать, что ты собираешься делать с этим мечом, парень. Как вы, мисс Кэмпбелл? Мне очень жаль, что нам приходится подвергать даму таким испытаниям.
Мег церемонно улыбнулась, но руки у Тоби не отняла.
– О, благодарю вас, сэр, мне путешествуется очень даже неплохо! Разве не уподобляемся мы матери-перепелице, которая, притворяясь, что у нее сломано крыло, отводит врага от гнезда с птенцами? Мы отводим колдунью от Филлана!
– Воистину так! Очень поэтичное сравнение!
– Перепелица бежит на врага, а не от него! – возразил Тоби.
Мег неприязненно посмотрела на него.
Рори рассмеялся.
Вскоре тропа исчезла окончательно. Весь мир скрылся за завесой мокрого снега, перемешанного с дождем. Ничего не осталось, кроме камней, травы и полос вереска, растворявшихся в серой мгле. Этот мир перемещался вместе с ними, но ничего нового в нем не обнаруживалось. Путешествие превратилось в испытание на выносливость. Единственное разнообразие в него вносили маленькие ручейки, берега которых были подернуты ледяной коркой. Ветер неистовствовал, мешал дышать, стараясь добраться до самых костей, превращая дождевые капли в острые иглы. Рори уверенно прокладывал путь, хотя Тоби казалось, что он понятия не имеет, где находится.
Хэмиш заметно попритих и больше не забегал вперед подобно нетерпеливой гончей. При этом он оставался самым ловким из всех, превосходя в ловкости даже Мег. Впрочем, справедливости ради следует отметить, что девушке несколько мешало длинное платье. Отец Лахлан поспевал за ними как ни в чем не бывало. Тоби проклинал свой чудовищный меч и себя самого – за ослиное упрямство. Разумеется, теперь-то уж он не признает поражения и не выкинет его. Должна же быть хоть какая-то мужская гордость!
