В теории отца Лахлана явно имелись слабые места. Какое отношение, например, имеет ко всему этому «Сюзи»?
Старик заметил его сомнения.
– Это всего только предположения, и я приму любые возражения. Демонические силы ограничены расстоянием. Если демон, которого она призывала, был заключен в камень на рукояти кинжала, она должна была отдать тебе этот кинжал, чтобы ты не расставался с ним, – но не дала, верно? Тогда где он, этот демон? Как ему удается оставаться с тобой?
– Не знаю, отец.
– Я тоже! Но я все еще верю в то, что нам надо как можно быстрее доставить тебя в монастырь, пока ничего не случилось. Ладно, я вижу, этот бедный старичок ждет, когда ты кончишь увиливать от дела.
– Бедный старичок? Гэвин? Да у него выносливости больше, чем у горного козла!
На следующее утро он с радостью увидел, что погода ухудшилась. Он начал беспокоиться о Мег, удивляясь тому, что она так долго не приходит проведать его, пока сам он связан по рукам и ногам. Он собрался спросить о ней Хэмиша, но и тот пропадал где-то целый день.
Им отвели на двоих маленькую круглую комнатку на верху одной из башен. В ней слегка сквозило и не было никакой мебели, кроме двух набитых соломой тюфяков, но это мало их смущало. Вечером, накрываясь пледом, он услышал сонное приветственное бормотание – довольное урчание книжного червя, посвятившего целый день изучению книг и надеющегося провести за этим занятием еще много, много дней.
– Не спишь?
– Ммммф! – То есть нет.
– Хэмиш, ты знаешь, как зернят порох?
– Мммф! – То есть да.
Тоби свернулся калачиком.
– Знаешь, как подстраивают стрелу под лук?
Последовала пауза.
– Ну знаю, – произнес чуть менее сонный голос. – А что? Зачем ты хочешь это знать?
– Я не хочу. Я уже знаю. – Он в отчаянии уставился в темноту.
Хэмиш его не понял, что было неудивительно. Он зевал во весь рот.
– Давай рассказывай, если хочешь, но я и так читал об этом когда-то.
– Я не хочу рассказывать.
Снова раздраженное фырканье.
– Ты будишь меня, чтобы сказать, что не хочешь рассказать, как подстраивают стрелу? Ты давно собирался это сделать или только что придумал?
– Извини. Ты видел Мег?
– Не о чем говорить. Она гуляла сегодня с леди Лорой на закате. Я слышал, как она поет в зале. – Зевок. – С ней все в порядке.
– О… Хорошо. Я просто так спрашивал. Извини, что разбудил. Спи.
– Спать? Теперь? После того, как ты ведешь себя…
– Как?
– Ох, ничего. Спокойной ночи, Тоби.
Комнатка была совсем маленькая. Тоби вытянул длинную руку, нашарил ухо и ухватил его большим и указательным пальцами.
– А этого хочешь? Сейчас оторву!
– Ууууй!
– Хочешь, дерну?
– Ладно! Ладно! Пусти! Спасибо. О чем это я говорил?
– Ты собирался сказать мне что-то насчет того, как я себя веду.
– Ох, не настолько же я спятил! – Зашуршала солома, и Хэмиш хихикнул, укрывшись за тюфяком. – Я тебя почти и не видел с тех пор, как мы здесь. Но… почему ты спрашивал меня про зернение и стрелы?
– Это интересно, – упрямо сказал Тоби.
– Что-то это не в твоем духе интересоваться вопросами «как». Я мастер учиться, ты мастер делать. – С минуту он молчал, потом в темноте замаячило белое пятно его лица. – Ты это хотел сказать, да?
– Да, – признался Тоби. – Они объясняют мне – и я запоминаю это! Мне это даже интересно! Со мной никогда такого не бывало. Твой па говорил, что ученика хуже меня у него не было.
Хэмиш громко рассмеялся:
– Это ужасное преуменьшение! Я никогда не забуду свой первый день в школе! Мне тогда исполнилось пять, кажется. Тебе было около восьми, верно? Я помню, что уже тогда ты был самым большим в школе, и в тот день па пытался объяснить тебе таблицу умножения. Я тогда уже знал ее, ясное дело – я научился читать в три года, – и ни за что не мог поверить, чтобы такой здоровый парень так мучился с ней. И па тоже! Я никогда до тех пор не видел его по-настоящему сердитым. Я почти не узнавал его. Я даже плакал из-за того, что мой па так вел себя: визжал, кричал на тебя, даже порол. Там сидели дети со всей деревни, и он потратил на тебя больше времени, чем на всех нас, вместе взятых, но я не думаю, чтобы ты, выходя из школы, знал хоть капельку больше того, что знал с утра. А ведь ты получил не меньше дюжины розог.
– Только дюжину? Я всегда считал, что провел день впустую, если не доводил число до двух десятков. – Он хвастал, конечно, но не слишком. – Пять лет борьбы! Я все надеялся, что он признает меня полным идиотом и оставит в покое.
– Но он знал, что ты притворяешься, потому и не выгнал тебя. Не представляю, как ты выдержал все это.
– Я знаю, что он приходил домой и плакал, – мне Эрик рассказывал. Это меня поддерживало: как же, он плакал, а я нет. Я до сих пор сплю лицом вниз – по привычке.
– Когда ты закончил школу, па сказал, что ты победил: он не научил тебя ничему.
Лестно слышать!
– О, кое-что он в меня все-таки вдолбил, – честно признался Тоби. – Например, английский язык. – Даже в детстве он понимал, что это нужно, так что позволил обучить себя этому. На то и существует школа, ради этого написан закон об образовании. – Но очень скоро я ухитрился забыть почти все. А теперь посмотри на меня! Я запоминаю новые вещи! Я учусь новым вещам! Это на меня не похоже! Я околдован!
– Не думаю, – сонно ответил Хэмиш. – Просто то, чему па пытался научить тебя, было тебе неинтересно. И потом каждый раз, когда ты понимал-таки что-то, ты считал себя проигравшим, верно? Но то, чему учат тебя здесь, – это то, что ты хотел знать. Так что каждый раз, когда ты понимаешь что-то, ты чувствуешь, что ты выиграл. Вот и вся разница! Что до меня, то мне интересно почти все, особенно если об этом написано в книгах – все, кроме семьи. Каждый раз, когда ма хочет, чтобы я вызубрил всех наших родичей, я все равно что тупею. «Тупой, как Тоби Стрейнджерсон», – так она говорит.
– Правда? Неужели так и говорит? – Приятно было сознавать, что в учительской семье его не забыли даже спустя столько лет.
– Все так говорят. Твое невежество вошло в пословицу во всем глене, правда! Но, по-моему, ты просто очень разборчив в том, что хочешь знать. Ты не глуп просто ты запоминаешь только то, что тебе нужно.
– Мммф! – сонно буркнул Тоби в подушку. Странно думать о себе не как о тупице. Чуть позже Хэмиш сказал что-то еще, но он уже был слишком далеко, чтобы расслышать…
На следующее утро дождь прекратился, но северо-западный ветер срывал с волн в заливе клочья пены. Сэр Малькольм предложил поучиться верховой езде. Тоби сменил плед на штаны с курткой и отправился вместе с ним на конюшню. К обеду он брал пятифутовые барьеры.
