— Как дела, мистер Лоу? — нарочито небрежным тоном спросил я, опасаясь вызвать недовольство у этого романтика.
— Хорошо! Брата сейчас нет. Он ест свою кошерную пищу, вы же знаете! А я — нет, — добавил он, сверкнув глазами. — Я питаюсь по-американски.
Близнецы Лоу напоминали мне известных сиамских близнецов, из которых один был трезвенник, а другой — горький пьяница. Поскольку система кровообращения у них была одна, несчастному трезвеннику приходилось выдерживать не только опьянение, но и последующее похмелье своего пропойцы-брата. Как всегда, страдала добродетель. Так и у Лоу — один был ортодоксальным евреем, а другой — вольнодумцем.
— Я обнаружил бронзовые статуэтки, — объяснил я. — Они будут продаваться с аукциона по дешевке. Лоу-младший махнул рукой.
— Скажите об этом моему брату-фашисту, я утратил интерес к бизнесу: меня занимают сейчас только проблемы жизни и смерти. — Он повернулся ко мне и вдруг спросил: — Скажите честно, что вы мне посоветуете: жениться или нет?
Это был коварный вопрос: при любом ответе я проигрывал.
— Кто вы с точки зрения астрологов? — ответил я вопросом на вопрос.
— Что?
— Когда вы родились?
— Какое это имеет значение? Ну, двенадцатого июля.
— Так я и думал. Вы — Рак. Легкоранимая, любвеобильная, художественная натура.
— Так как же все-таки? Жениться мне?
— От Рака трудно отделаться. Он крепко вцепляется в тебя, пока ему не отрежешь клешни.
— Какой кошмарный образ!
— Образ чисто символический. Если перевести его на язык психоаналитиков, это означает всего лишь: пока не вырвешь ему половые органы.
— Всего лишь? — жалобно воскликнул Лоу. — Оставьте наконец шутки и скажите ясно и просто: жениться мне или нет?
— В католической Италии я бы вам ответил: нет. В Америке это проще: вы всегда можете развестись.
— Кто говорит о разводе? Я говорю о женитьбе!
Дешевую шутку «это почти одно и то же» мне, к счастию, не пришлось произносить. Равно как и ничего не стоящий совет: раз ты спрашиваешь, жениться тебе или не жениться, то не женись. В магазин вошел Лоу-старший, весь сияя после тяжелой кошерной трапезы.
Младший брат взглядом призвал меня к молчанию. Я кивнул.
— Как поживает паразит? — весело спросил Лоу-старший.
— Силверс? Он только что добровольно прибавил мне жалованье.
— Это он может. На сколько? На доллар в месяц?
— На сто.
— Что?
Оба брата уставились на меня. Первым оправился от удивления старший.
— Ему бы следовало прибавить двести, — заметил он. Такое присутствие духа восхитило меня, но я решил не поддаваться.
— Он так и хотел, — сказал я. — Но я отказался. Считаю, что еще не заслужил. Может быть, через год — тогда другое дело.
— С вами нельзя говорить разумно, — пробурчал Лоу-старший.
— Напротив, — сказал я. — Особенно если речь идет о бронзовых статуэтках. — Я поведал ему о своем открытии. — Я могу купить их для вас на аукционе. Все будут считать их подделками.
— А если это действительно подделки?
— Ну, значит, мы ошиблись. Или вы хотите, чтобы я еще застраховал вас от убытков?
— Почему бы и нет? — ухмыльнулся Лоу. — При ваших-то доходах!
— Я их и сам могу купить. Это даже проще, — сказал я разочарованно.
Я рассчитывал на большую благодарность за такой совет. Как всегда, это оказалось заблуждением.
— Ну, как чечевичный суп? — спросил я.
— Чечевичный суп? Откуда вы знаете, что я ел чечевичный суп?
Я показал на лацкан его пиджака, где прилипла половинка раздавленной чечевицы.
— Слишком тяжелая пища для этого времени года, мистер Лоу. Рискуете получить апоплексический удар. Всего хорошего, господа!
— Вы человеколюбивая бестия, господин Росс, — с кисло-сладкой улыбкой заметил Лоу-старший. — Но надо понимать шутку! Сколько могут запросить за эту бронзу?
— Я рассмотрю ее еще раз, как следует.
— Хорошо. Я ведь не могу этого сделать: если я посмотрю на нее два раза, эти типы почуют недоброе. Они знают меня. Вы меня предупредите?
— Разумеется.
Я уже был почти за дверью, когда Лоу-старший крикнул мне вслед:
— С Силверсом все неправда, да?
— Правда! — бросил я. — Но у меня есть предложение получше — от Розенберга.
Не прошел я и десяти шагов, как меня охватило раскаяние. Не из этических соображений, а из суеверия. В своей жизни я проделал уже немало афер с Господом Богом, в которого всегда начинал верить лишь в минуту опасности, — подобно тому, как тореадоры перед боем приносят к себе в каморку статуэтку Мадонны, украшают ее цветами, молятся, давая обет ставить ей свечи, служить мессы, вести благочестивую жизнь, воздерживаться отныне и во веки веков от выпивки и так далее и тому подобное. Но вот бой закончен, и статуэтка Богоматери летит в чемодан вместе с грязным бельем, цветы выбрасываются, обещания забываются, при первом же удобном случае на столе появляется бутылка текилы — и так до очередной корриды, когда все повторяется сначала. Мои аферы с Господом Богом были в том же духе. Но иногда я поддавался и иному суеверию — чувство это, правда, уже давно не возникало во мне, потому что в основе его лежало не стремление избежать опасности, а скорее боязнь спугнуть ожидание. Я остановился. Из магазина рыболовных принадлежностей на меня смотрели чучела щук, возле которых кольцами была разложена леска. «Чтобы не спугнуть ожидание, надо прежде всего чего-то ждать», — подумал я, и мне вдруг стало ясно, что я уступил братьям Лоу свой маленький бизнес тоже из суеверия. Мне хотелось настроить в свою пользу не только Бога, который незримо поднимал сейчас свою сонную главу над крышами домов, но и судьбу, ибо произошло то, во что, казалось, я больше не верил: я снова ожидал чего-то, и это что-то не было материальным, осязаемым — это было теплое чувство, преисполнявшее меня блаженным сознанием того, что я еще не совсем превратился в автомат. Я вспомнил старые, забытые ощущения — сердцебиение, учащенное дыхание; в эту минуту я реально ощутил все эти симптомы, питаемые светом двух жизней моей собственной и другой безымянной.
XV
Когда на следующее утро я сообщил Силверсу о предстоящем визите миссис Уимпер, он отнесся к моим словам весьма пренебрежительно.
— Уимпер, что за Уимпер? Когда она придет? В пять? Не знаю, буду ли я дома.
Но мне было точно известно, что этот ленивый крокодил только тем и занимался, что поджидал клиентов, попивая виски.
— Ну, что же, — сказал я, — тогда отложим ее визит, может, потом у вас появится время.
