– Судя по тому, как ты сейчас выглядишь, вы довольно плодотворно пообщались, – хохотнул Борланд.
Заффа же – таким Весельчак видел его впервые – смущенно уставился в пол и… покраснел! Впрочем, последнее можно было списать на выпивку и стоявшую в таверне вечернюю духоту.
– Ты сделал неверный вывод, – сказал биланец, – хотя, надеюсь, завтра он воплотится в жизнь. Сейчас же я рад тому, что Синтия помнит меня и не возражает против того, чтобы возобновить отношения. Правда, теперь все, конечно, будет сложнее, чем раньше…
– Дай угадаю. Она вышла замуж?
– Увы, это так и есть… – Улыбка на лице Заффы чуть потускнела. – Причем – за одного из арканских аристократов. Даже не знаю, как мне и быть в такой ситуации. Все могло сложиться иначе, не стань я… Тем, кем стал после прощания с Академией. Сам понимаешь – стыдно было показываться на глаза любимой вечером того же дня, когда я отрубал чью-нибудь голову на центральной площади.
– Ого! – встрепенулся насмешник Ревенкрофт. – Оказывается, я за этим столом – далеко не самый большой оригинал. Обидно даже. Намор, – повернулся вампир к барду: – Надеюсь, хоть ты-то у нас – не злодей и не душегуб?
– Н-нет, – запинаясь пробормотал Долгонос, еще не успевший привыкнуть к обществу клыкастого циника. – Я самый обыкновенный музыкант.
– Кстати, может, сыграешь что-нибудь? – предложил Борланд, откупоривая очередную бутылку.
– Ох, не знаю даже, – с сомнением произнес Намор. – Чаще всего, когда я пытался петь в обществе свои песни, мне перепадало колом вдоль спины.
– Ну, вдоль спины – не худшее, что можно сделать колом, – не замедлил пошутить вампир.
– Не хочешь петь свои – спой чужую, – махнул рукой Весельчак. – Эльфийское что-нибудь знаешь?
– Эльфийское?..
Намор был несколько удивлен. Фактура Борланда не давала повода подозревать в нем любителя тонкой поэзии верхних лесничих. Долгонос не мог знать, конечно, что будущий лидер «отряда возмездия» полюбил эльфийские песни не так давно – в биланской таверне «Кирка и кувалда», услышав их в исполнении кандарского гостя Индалинэ Итрандила.
– Да, знаю кое-что, – сказал Долгонос. – Их знаменитую песню, которую эльфы сложили еще в эпоху Волшебных войн.
– «Над башней рассвет»? – уточнил Ревенкрофт.
– Ну да, она самая. А ты откуда знаешь?
– О, мне не раз доводилось слышать ее, звучащую у ночных костров, – усмехнулся вампир. – В ту самую, кстати, эпоху. Как же давно это было… Рад буду вновь насладиться этой прекрасной мелодией.
Бард поудобнее устроился на своем стуле, сыграл вступление и начал петь:
Давайте ввысь поднимем очи,
Врезаясь взгляда лезвием в застывший саван ночи,
Узрим все небо полусонным ранним утром.
Смотрите! Окаймленный перламутром,
Янтарный луч льет первородный блеск,
Скользит по травам, по жемчужным токам рек.
По дремлющему камню шпилей и колонн
Бежит чуть слышно колокольный звон.
Раскаты эха заплясали в куполах,
Потоки света заиграли в зеркалах.
И вороновый бархат тлеет, рассыпаясь в прах,
И тает серебро на листьях и в глазах.
Взмывает золотом светило. Посмотри,
Как, внемля радужным биениям зари,
Подобный призрачным незримым водопадам,
Сквозь арки окон растекаясь по запыленным аркадам,
Дух башни, из дремоты восходя, ударил в струны тишины,
Все, что не сказано, растопит камень, в коем мы заключены,
Освобождая чувства от немыслимых оков,
Срывая древней тайны полупризрачный покров
[4]
.
– Ничего себе, – потрясенно произнес Борланд, когда песня закончилась. – Просто слов нет…
– Это самые проникновенные стихи из всех, что я когда-либо слышал, – сказал Заффа. – А слышал я немало.
За соседними столиками также раздались одобрительные возгласы.
– Эльфы стараются добиваться абсолютного совершенства во всем, за что бы они ни брались, – промолвил Ревенкрофт. – То же самое могло быть и с нахейросами: мы ведь ведем свой род как раз от эльфов. Но, к сожалению, некоторые особенности нашего существования не позволяют сосредоточенно заниматься чем бы то ни было. Обязательно кто-нибудь придет и убьет.
– Да, замечательная песня, – продолжал восторгаться Борланд. – Но кое-что в ней показалось мне странным. Когда она была написана, у младших рас еще не было такой чудесной архитектуры, какая описана в этих строчках. Сбросившие иго дзергов и марров люди, эльфы, гномы и орки все вместе жили в лесных шатрах, деревянных хибарах, а то и вовсе в горных пещерах. Откуда же эти слова?
– Не возражаете, если я отвечу? – спросил кто-то поблизости.
Кто-то, подошедший к их столу еще при первых звуках эльфийской песни, но все время, пока она звучала, остававшийся не замеченным увлекшейся дивной музыкой компанией. Он, скорее всего, и сам был эльфом. Рейнджеры тоже повсюду расхаживают с луками и колчанами, но только верхние лесничие носят эти красивые яркие плащи цвета весенней листвы. Лицо нового участника беседы скрывал капюшон.
– Не возражаем, – сказал Борланд. – Присаживайтесь.
Внутренне он все же несколько насторожился. С теми, кто не желает демонстрировать свою наружность, всегда следует держать ухо востро.
Взяв свободный стул от соседнего столика, незнакомец занял место между Заффой и Борландом.
– Эта песня, написанная, к слову сказать, одним из моих предков, – сказал он, – является своего рода пророчеством в стихах. Да, младшие расы в ту пору не располагали надлежащими познаниями в архитектуре, чтобы возвести описанные в песне башни и колонны. Но ведь когда-то они не знали и магии, с помощью которой в итоге победили своих угнетателей. «Над башней рассвет» – не просто песня, а взгляд в будущее. Возможно, даже более далекое, чем сегодняшний день. И, кстати, господин бард, в ней ведь имеется еще один куплет.
– Ах, ну да, точно! – Долгонос хлопнул себя по лбу. – Очень давно не обращался к ней, вот и забыл.
Намор вновь ударил по струнам. Он хотел спеть последние строчки эльфийской песни-пророчества, но вместо него это сделал незнакомец в зеленом плаще:
Мы кварца песчинки. Очнувшись от снов,
Разрушим темницу песочных часов.
Вмиг обретем избавленье от тяжкого бремени —
И навсегда потеряем понятие времени.
Борланд встрепенулся. Он уже слышал эльфийские песни, спетые именно этим голосом: звонким и чистым, как вода горного потока, что с ревом несется по каменистому дну.
– Приветствую вас, сударь мой Итрандил! – воскликнул Весельчак. – Вот уж кого не ожидал здесь встретить!
