Женщины!
Он бы не полз здесь сейчас, если бы думал, что ей просто требуется подтверждение, насколько он сохранил свою мужскую силу, — это он достаточно убедительно доказал ей в прошлую ночь.
Куда вероятнее, что ею движут побуждения, которые она и сама не понимает. У Старика Тарнов хороший глаз на людей. И он знает, что ею — ох! — движет. После брачного обряда ОН положит ее в ЕГО постель, в ЕГО доме, в ЕГО долине. Гвин Солит не краснеющая девственница, не невеста-девочка, купленная у нищих крестьян, надрывающихся, чтобы прокормить двузначное число отпрысков. Гвин в Далинге пользовалась почетом. Может, она знает, что теперь не имеет ничего, может, не знает. Но даже если знает, то еще не могла свыкнуться с мыслью, что она — неимущая. И хотела, чтобы впервые они познали друг друга как равные, на ничьей земле под ничьим небом.
Не по-зардански, но ведь это такая малость! А под кустами он не ползал так уже сорок лет — ни разу с тех пор, как Хаймион подрос и ему поручили пасти овец. Конечно, он легко окажется в на редкость дурацком положении. Но зато, в каком он волнении! Весь дрожит, тяжело дышит — и не только от непривычного напряжения сил. Куда больше от предвкушения! Судьбы! Он уже совсем готов...
Куда, во имя всех Проклятий, она подевалась? Он же должен был добраться до дерева-вехи. А что, если он прополз мимо нее и сейчас выберется из лощины в дрок пустоши? Он замер, чтобы перевести дух и свериться со звездами.
— Ш-ш-ш! — раздался шепот совсем рядом.
— Гвин? — прошептал он в ответ.
Чуть слышное хихиканье...
— Нет, Элим! — поддразнила она.
Он пробрался под сук, и его пальцы коснулись одеяла. Нога. Он растянулся рядом с ней. Хрустнул валежник, зашуршали сухие листья.
— Ты запыхался, — выдохнула она.
— От предвкушения!
— Вот и хорошо.
Поцелуй. Долгий чудесный поцелуй.
Движения, прилаживание. Два тела слепились на одеяле, а вверху — звезды. Сердце колотится. Слишком долго он оставался одинок.
Легкий шорох неподалеку. И шепот?
— Что это?
— Думаю, Полион, — произнес нежный голос рядом с ним. — Ты понимаешь, что в любую минуту кто-то решит разыскать эту парочку и наткнется прямо...
— Даже думать об этом не смей!
Взаимные смешки. Еще поцелуй. Руки, шарящие в темноте...
— Люблю тебя, Ниен!
— Люблю тебя, Булл-Бык... Судьбы! — пробормотала Гвин, шаря пальцами у его пояса. — Что за узел! Не смей отрывать пуговицы! Как волнующе...
— Да.
— А знаешь, после моего медового месяца я ни разу не была за стенами Далинга.
— После... после чего? — Он крякнул, ища опоры, чтобы стянуть с нее сапоги. Такая будничная вещь — сапоги. Штаны для верховой езды куда более заманчивая задача. Как извлечь женщину из этой одежды?
— Старинный обычай в Кволе. После свадьбы новобрачные куда-нибудь уезжают вдвоем. Путешествуют. Далингийцы обычно отправляются к морю. Кэрп повез меня в Толамин. Так сказать, последнее наслаждение беззаботностью, перед тем как жена с головой уйдет в грязные пеленки.
Булрион содрогнулся.
— Какая мерзкая картина! (Но верная!)
Она уже сняла с него балахон, а он еще только начал. Ее прохладные пальцы погладили его грудь.
— Не тревожься. Знакомство с Тарнской Долиной будет для меня достаточным медовым месяцем. Для нас. Тебе придется все мне показать!
— Сейчас и начну, — сказал он.
Она крепко его обняла и засмеялась ему в бороду.
23
У южного края неба Муоль алела в Доме Детей, но она двигалась в обратную сторону и превращала его в Дом Зрелых, а любые страсти — удел зрелых мужчин и женщин. Так что разве ее знамение не указывает, что дети станут зрелыми через страсть? Полион был бы рад узнать мнение Возиона о таком толковании, но вот спрашивать его он никак не собирался.
Мужчины расстелили свои одеяла по одну сторону костра, а женщины по другую. Удивительно, что отсутствие одеяла его и Ниад никто не заметил. И еще удивительнее, что никто не хватился их самих, когда они забрались в кусты. Никто до сих пор не поднял тревоги. Вот что по-настоящему удивительно.
Он скользнул ладонью чуть выше, так что его указательный палец чуть прикоснулся к ее груди. Она сидела спиной к нему, и они прилегали друг к другу точно две ложки.
— Не надо! — шепнула она, но не шевельнулась, а потому он оставил ладонь там, куда она добралась — пока.
— Ты когда-нибудь прежде спала под звездами? — спросил он нежно, почти касаясь губами ее уха.
— Нет, никогда. Это так чудесно!
— Не всегда так чудесно, как сейчас.
Она хихикнула.
— И не может стать чудеснее?
«Да?»
Он нашел для них замечательную ложбинку, устланную сухими сосновыми иглами. Над ней смыкались густые ветки, спасая их от росы, так что звезды, собственно говоря, были не очень-то видны, но это не имело значения. Он понаблюдал за ними раньше, несмотря на Ниад... Нет, из-за нее!
— Ты умеешь читать по звездам, Полион?
— Да. Ведь очень важно понимать знамения. Возион хочет, чтобы я стал пастырем, потому что, по его мнению, у меня есть дар. Багряная — это, понятно, Муоль. Она в Доме Детей. А яркая — это Джооль в Доме Любящих. (Конечно, Возион сказал, что она все еще в Доме Ведущих, но даже Возион не мог знать это твердо!) Так что время самое благоприятное.
— Благоприятное для чего? — прошептала Ниад и теснее прильнула к нему.
— Чтобы познать любовь, а то для чего же? — Полион скользнул рукой повыше и наложил ее ей на грудь.
— Ты же обещал! — пожаловалась она, но снова не воспротивилась.
— Ты такая красивая, Ниад! И чтобы на тебя смотреть, и чтобы к тебе прикасаться. (Теплая, гладенькая. Нежная и упругая одновременно. Девушки поразительны! Таинственные, желанные, неотразимые. И он решил задачу с толстушкой и худышкой — Ниад пухленькая там, где требуется, и тоненькая, где это ласкает взгляд. Прелесть!)
— Ты обещал!
— Что я обещал?
— Что не будешь учить меня любви.
— Я обещал, что не буду делать тебе ничего неприятного, верно? И я же ничего не делаю, только обнимаю тебя.
— Вот просто и обнимай. Покрепче. А не... Ой! Не так крепко!
— Но почему? — дохнул он ей в ухо.
— Мне больно. Ты такой сильный!
Он чуточку разжал руки. Но самую чуточку. Она больше не возражала: значит, ей это так же сладко, как ему. Следующий ход: погладить большим пальцем сосок, но надо выждать минуты две.
