Темрик остался один. У него было достаточно оснований, чтобы подозревать, что произошедшее с Иху не было обыкновенным несчастьем. Но впрямую предъявить свои обвинения он не мог. Хотя и видел, как зятья ведут свои игры по перетягиванию на свою сторону самых влиятельных членов племени. Но пока закон джунгаров охранял его: хан либо назначает себе преемника сам, либо его надлежит победить в честном бою. Сорок зим назад Темрик стал ханом именно этим последним способом, и с тех пор не родился в племени джунгаров человек, который мог бы побороть его, хотя его голова уже была полностью седой.
Но если с ним, Темриком, случится какая-нибудь такая же «неожиданность», то оба зятя будут иметь все права на ханство. Тем более что один из них – Тулуй – опытный и пользующийся уважением военный вождь, – третий человек в племени после самого хана и шамана. Тем более что сын Тулуя – старший из восьми внуков Темрика. Наследование сыновей Степного Волка идет по мужской линии, согласно которой теперь наследником должен стать Джэгэ – старший сын Юдая, который уже повидал четырнадцать зим. Однако Тулуй, не будь Темрика, смог бы, пожалуй, повернуть оглобли в свою сторону.
Темрик вздохнул. Он познал худшую из горестей, какие выпадают на долю человека, – смерть собственных сыновей и предательство собственных родичей. Бояться ему не пристало, да и страха он не испытывал. Однако он понимал, что необходимо урезонить зарвавшегося Тулуя, который уже почти в открытую показывал хану свое неповиновение. И все-таки Темрик колебался. Ему было жаль свою дочь Ахат. Не хотелось убивать того, кому когда-то он собственными руками преподнес блюдо с мясом – знак благосклонного сватовства, в чьи пальцы вложил пальцы своей дочери.
Тем более не стоило этого делать сейчас, когда последние гадания шамана предвестили большую войну. Тулуй обладал большим военным опытом. Когда-то он стал военным вождем именно в боевом азарте последних войн десятилетней давности. Тогда они с его погибшими сыновьями были лучшими друзьями, они вместе скакали на лихих конях, рубились с врагами, брали пленных девушек и смеялись над страхом смерти. Его сыновья ушли за Степным Волком, а Тулуй выжил, хоть и получил серьезные раны. Никто из джунгаров не сомневался в его храбрости после тех лет.
Потому Темрик выжидал, делая вид, что не замечает все более откровенных действий Тулуя. Второй зять, Буха, тоже вел свою игру, однако пока держался заодно с Тулуем. Возможно, если они убьют его, Темрика, или с ним что-то «вдруг» случится, то эти двое начнут войну между собой. А распря в такой момент просто недопустима. Джунгары – пастухи степных народов, и когда начнется война, они должны быть готовы к тому, чтобы побеждать, а не быть разбитыми из-за внутренних склок.
Темрик какое-то время обдумывал, с какой стороны ждать войну и с кем следует объединиться. Ичелугов надо бы потрепать непременно – разжирели они на работорговле, того и гляди заведут себе куаньлинские порядки. Тэрэитов и мегрелов – обязательно. Хорошо бы объединиться с кхонгами, да только они в последнее время не воюют. Ах да, и обязательно обеспечить себе тыл с охоритами. Они с Кухуленом, главой охоритов, с давних пор побратимы, между ними царит благословенный для обеих сторон мир: охоритские меха в обмен на соль и железо, которые добывают в землях джунгаров. А соболя у охоритов куда как хороши!
К весеннему ежегодному обмену товарами надо будет съездить повидаться с Кухуленом. Это наверняка образумит и Тулуя: охоритские роды сильны, и, быть может, его не в меру ретивый зять одумается…
Размышления Темрика прервали громкие крики приближающихся всадников. С тех пор как ему привезли тело последнего сына, его сердце всегда противно сжималось при этом, как он ни старался себя превозмочь. Рассерженный на себя за это, Темрик рывком откинул полог и вышел на румяный свет морозного утра. Перед его юртой гарцевали всадники, впереди – Тулуй на красивом кауром жеребце с белыми бабками.
– Требуем справедливости! – Тулуй произнес ритуальную фразу, означавшую, что произошло убийство. Темрик нахмурился.
– Что случилось? – строго произнес он, и его голос скорее напоминал глухой рык. Темрик не любил драк со смертельным исходом в своем племени и не скупился на плети.
– Ночью дозорные выглядели в степи чужой костер. – Тулуй все еще не спешивался, заставляя хана смотреть на него снизу вверх. – Поутру донесли мне (Тулую, а не ему, хану!). Мы отправились посмотреть. Уйгуль со стороны косхов перешли три чужака. Беловолосый мальчишка, раб и рыжая девка. Девка успела сказать слова Крова и Крови, прежде чем мы их пристрелили. Откуда они узнали, что у наших предков существовал такой обряд – поистине удивительно! Но, боюсь, моих парней это не особо остановило – девки, они всегда что-то орут, а иногда и от удовольствия. – Тулуй ухмыльнулся, но тут же посерьезнел. – Раба они прижали, чтоб не трепыхался, а белобрысый валялся на земле, как снулая рыба, – видно, что больной. Кто мог знать, что он воткнет Дохе меч в спину, когда тот решил малость потискать девчонку? Я чуть не убил его на месте, когда понял, что Доха мертв… Но все-таки, – Тулуй неприятно улыбнулся, – обычай есть обычай. Дадим ему Крова и Крови, которых он просит! Медленно. Сначала напоим его кровью своего раба, потом кровью девки и нахлобучим ему на голову ее рыжий скальп. И только потом – потом! – не торопясь срежем с него шкуру на ремни. Узкими полосками!
Неприятно. Очень неприятно. Потому что обычай просить Крова и Крови был одним из самых священных и почитаемых у джунгаров. Правда, на памяти Темрика он уже ни разу не применялся и стал, скорее, красивой легендой из прошлых времен. Обычай этот был рожден во времена войн и мора, когда умерло столько людей, что племени грозило исчезновение. Тогда джунгары стали принимать в свое племя тех, кто просил Крова и Крови, – то есть обещал в обмен на защиту племени пролить свою кровь, став джунгарским воином. Именно этот обычай позволил джунгарам быстро пополнять свои ряды удальцами из всех окрестных степных племен и завоевать впоследствии свою заслуженную славу лучших воинов в Великой Степи. И самых многочисленных. До последнего мора джунгары могли выставить больше, чем две тьмы воинов.
Просившие Крова и Крови чужаки становились кандидатами в воины, их надлежало испытать, и либо принять, либо отвергнуть и дать уйти восвояси. Но с момента произнесения ритуальной просьбы кандидат становился неприкосновенным – только так джунгары в свое время могли гарантировать безопасность тем, кто решался пополнить их ряды. А уж поступить так, как поступили челядинцы Тулуя, было позорным нарушением освященного веками обычая. Что ж, долгий мир и сытная жизнь сделали джунгаров, особенно молодых, равнодушными и нахальными. Но убийство…
Темрик вскинул глаза на Тулуя. Хитер, сукин сын! Не убил чужака на месте, не преступил обычай – привез ему, Темрику. Если он прикажет убить чужака – преступит обычай он, Темрик. Не прикажет убить – родственники Дохи ополчатся опять же на него, Темрика. А Тулуй может жмурить свои круглые зенки и молчать – как ни кинь, он все равно в выигрыше.
– Приведите чужаков, – приказал Темрик. Он вышел из юрты в одной меховой безрукавке, и сейчас мороз уже щипал его уши и щеки, но хан не хотел показывать своей слабости. Его седые волосы трепал утренний ветерок.