– Нет, такого не видел. Глазами Тарим Табиха смотрел. Глазами Волка смотрел. Болезнь чужака касается только его одного. Справится с ней – будет у него долгий путь к очень высокой горе. Не справится – придет женщина с белыми волосами, но не мать, и заберет его кости с собой. Да и не болезнь у него в людском смысле.
– Рад тому, что слышу. – Темрик на самом деле раздумывал, что ему с этим чужаком делать. Помрет – и ладно, тем легче. А не помрет? Тулуй его, понятное дело, под своим началом изведет быстро.
– Рыжая, что с ним, назвалась его сестрой, – неожиданно добавил Онхотой.
– А я думал – его девка, – равнодушно сказал Темрик. – Это им на пользу будет. Девка-то хорошенькая, если отмыть.
– Отмылась уже, – коротко сказал шаман. – И вправду хорошенькая.
– Ну, раз так, кто-нибудь да позарится, – пожал плечами Темрик. – Возьмет в свою юрту, породнится и примет чужаков в свой род. Нехорошо, когда человек без роду в племени живет. Онгоны огневаться могут, удача в бою отвернется. А из парня, если выздоровеет, воин, я думаю, выйдет.
– Выйдет, – снова согласился шаман, а потом вдруг замер, медленно поводя головой из стороны в сторону. Его светлые глаза начали наливаться чужой, страшной синевой. Темрика мороз продрал по коже, а уж он как вождь с шаманами дел имел немало. Знал, что за люди и как оно бывает.
Он чуял, что ли, Тулуя? Через несколько мгновений молчания полог откинулся и тот вошел, всем своим видом демонстрируя, насколько здоров: новенький черный халат, расшитый по отворотам серебряной нитью, туго затянутый пояс, расправленные плечи. Хоть сейчас в бой!
– Приветствую, хан-отец. – Он наклонил черноволосую голову с заложенными за уши косичками. – Здоров ли ты?
– Хвала Небу, – коротко ответил Темрик. Видеть зятя не хотелось. – А ты, я вижу, уже поправился?
– Пустяки, – преувеличенно небрежно отмахнулся Тулуй. Еще бы, быть раненым тяжело каким-то мальчишкой… – Пришел узнать, когда откочуем. Полагаю я, что надо откочевать нынче западнее, к урочищу Кара-Мыыг – там и трава пожирней, и койцагов потрепать можно…
– Духи вон говорят, соли выбрать надо, – невозмутимо заметил Темрик, и Тулуй впился яростным взглядом в Онхотоя. Что странно, если учесть, что такие вещи решаются с участием шамана. А ну как спросить Готола? Не подговорил ли его прыткий зятек? Что-то больно резво он свои соображения излагает…
– А вот те же духи у Готола говорят – в Кара-Мыыг, – злорадно сказал Тулуй. Не сдержался.
– А ты кто, чтобы вперед хана у духов спрашивать? – очень неприятным тоном спросил Темрик. – И Готол раньше времени зря языком треплет. Вот спрошу его – пусть скажет. Мне. А теперь я еще подумаю, спрашивать ли.
Тулуй понял, что совершил промах. Глаза превратились в узкие щелочки.
– Это он мне так сказал. К слову. Не почти за невежливость, хан-отец.
– То-то. – Темрик расслабился. – Здорова ли дочь моя Ахат?
– Хвала Небу, здорова, – кивнул зять. – Спрашивает, можно ли ей вечером прийти.
– Буду рад, – коротко ответил хан, хотя последнее время чувствовал себя с дочерью неловко: кто знает, что выберет она между отцом и мужем? А выбрать рано или поздно придется…
– Ну, я все сказал. – Лицо Онхотоя уже снова стало обычным, он не торопясь поднялся. – Перед тем как откочуем, надо мне обряды духам этого места исполнить, чтобы в следующий раз приняли нас благосклонно.
Темрик мгновение помедлил, встретившись в шаманом взглядом. Потом кивнул. Когда за шаманом закрылся полог, долго молчали, глядя на мерцающие прозрачные угли в очаге. Наконец Тулуй не выдержал:
– Больно наглый этот избранник Неба! Зря ты его привечаешь, хан-отец. Готол хоть и менее искусен в шаманском деле, а с ним проще. Этот же все хитрит-хитрит, все норовит всюду нос сунуть. Ну что шаман? Пусть духов задабривает, а решения должны вожди принимать.
Темрик неторопливо огладил подбородок, скрывая усмешку.
– Будет тебе, Тулуй. Онхотой хороший шаман, всеми признано, что хороший.
– То-то и оно, что хороший, – зло бросил Тулуй. – Даже слишком. Возомнил себя самим тэнгиром-небесным божеством прямо. Может, завтра на небо улетит?
– Может, и улетит, – спокойно сказал Темрик. – Кто знает?
Тулуй помялся, помолчал. Хан уже понял, что тот пришел с какой-то целью – зять уже давно без крайней надобности к нему не захаживал.
– Я вот решил… насчет чужака, – наконец произнес он. – Ты не думай, хан-отец, я на него зла не держу. Сам виноват, решил поиграть с сопляком, как лиса с полевкой… Но ведь он пришел Крова и Крови просить, так? Так что же ему теперь на войлоках валяться? Пусть идет ко мне, покажет, каков из него воин. В одном-то поединке и повезти могло.
Вот. Теперь понятно. Темрик нарочито медленно потянулся за глиняной чашей с кумысом, хотя пить совсем не хотел. Кивая и прикрыв глаза, обдумывал. То, чего хочет Тулуй, – очевидно. Ненависть в нем так и кипит. Что ж, пускай поразвлечется. Может, это его от прочего остудит.
– Что ж, верно ты говоришь, зять. – Он открыл глаза широко и уставился на вождя в упор. – Ежели несчастного случая с ним не случится, так почему бы и нет? Верю я, что ты, зять мой Тулуй, не настолько мелок.
– Не настолько, мой хан. – Тулуй был сама искренность. – Не настолько.
Онхотой, выйдя от хана, не спеша потянулся. Подозвал своего тишайшего коня – старого, с выпирающими ребрами и вечно сонным взглядом – и потрусил к дому. Юрту свою он всегда ставил на отшибе, так шаману сподручнее. Он жил там с двумя помощниками, дожидающимися, когда Онхотой примет Седьмую степень и будет иметь право посвящать в шаманы сам. К такому шаману и из соседних племен будут ездить, они редки. Сам Онхотой, например, ездил за посвящением к шаману кхонгов из рода Белых Кузнецов. Прожил у кхонгов целый год, а когда вернулся, волосы на его висках поседели.
Юрта шамана стояла у кривой березы, на небольшом холме. На березу обычно вешали приношения, какие хотели посвятить эзэдам – духам местности. Место считалось священным, и без особой нужды джунгары старались сюда не ходить: в таком месте духов кормят, они близко, а непосвященному сунуться – может и недобрым обернуться.
Но сейчас он издали заметил двух всадников у юрты, о чем-то толкующих с помощником. Прищурил глаза. Так и есть. Рыжая сестренка чужака. Кажется, чужака зовут Илуге. Чудное имя. Совсем не из языка косхов.
Завидев его, девушка и раб поехали навстречу. Пожалуй, надеть такие обноски постыдилась бы и последняя нищая старуха, но рыжей было явно все равно. Они действительно пришли сюда, в чем были.
– Да будет милостивы к вам эзэды, – приветливо сказал он и увидел, как у обоих расцвели лица. Видимо, немного радушия они здесь видели.
– И тебе того же, Хэсэтэ Боо, – почтительно отозвалась девушка. Она действительно отмылась. Несмотря на то, что, как и все степные жители, лицо ее для защиты от холода было вымазано жиром, было видно, что кожа у нее ослепительно белая, какая чаще всего и бывает у рыжих.
