– Да ты не геройствуй, Сэху, – хмыкнул шаман. – Уж все-таки без малого девятью девять зим повидал, пора перестать перед девками-то рисоваться.
Янира почувствовала, что густой румянец заливает ее щеки.
– Это я рисуюсь? От кого слышу? – взревел дед, поднимаясь. Силы в нем, чувствовалось, еще не мало. Но, как ни странно, Янира не услышала за этим настоящей обиды. Эти двое просто поддразнивают друг друга.
– Дело у тебя какое, красавица? – все еще улыбаясь, повернулся к ней Онхотой. Дед за его спиной, кряхтя, продолжал одеваться.
– Д-да. – Янира заставила себя смотреть прямо. – Подскажи, есть ли у вас кузнец и как найти его. Нож вот сломала.
– На ловца и зверь бежит, – неожиданно засмеялся Онхотой. – Слышишь, Сэху, а девица-то кузнеца ищет.
– Да неужто? – Старик подошел ближе, и из-под огромной шапки черной овчины на Яниру глянули внимательные и насмешливые глаза. – Покажи нож-то.
Янира торопливо вытащила обломки и протянула их старику.
– И хорошо, что сломала, – сплюнул старик. – Таким ножом только в зубах ковыряться.
Ну не говорить же, что хоть и такой надобен? Янира закусила губу.
– Ладно, чужачка, пойдем. Мягкий металл, меди в ем много, потому и заклепать недолго. Ягут с утра ковать взялся, горн разогрел.
Янира благодарно улыбнулась Онхотою, спрашивая разрешения уйти. Шаман благостно кивнул, прикрыв свои демонские глаза. Все-таки хорошо, что такой могущественный человек им не враждебен!
Старик пришел пешком, и Янире пришлось идти рядом с ним, ведя коня на поводу. Ноги мерзли сквозь тонкую кожу мягких подошв, но она старалась этого не показать. Понравиться бы и старику-кузнецу тоже!
– Сведу я тебе твой ножик, девка, не боись. – Голос у Сэху был уже по-старчески надтреснутый, а раньше-то, поди, гремел, что молот о наковальню. – У меня, оно руки для хорошей-то работы уже дрожать стали, мечи да топоры Ягут делает. Но на такую малость и меня хватит, пожалуй.
– А Ягут… кто это? – спросила Янира. Она взяла себе за правило при любой возможности вызнавать про жизнь джунгаров как можно больше. Нарьяна ей уже много о ком рассказала, но такого имени не упоминала.
– Мой преемник, – просто отвечал Сэху. – Из кхонгов, из рода Черных Кузнецов. Да ты не думай, что ежели черных – то нечистых, злых. Черными Кузнецами кличут тех, кто из железа кует, а белыми – кто по золоту и серебру мастер. Кхонгские кузнечные роды-то – они завсегда лучшие. Я и сам из того же рода. – Старик выпятил грудь с гордостью. – Но за меня в свое время пятьдесят коней цена была. За Ягута сто Темрик дал. Целых сто голов. Ну да хороший кузнец для племени важнее.
Сто голов за кузнеца! Что он, золотой, в самом деле? Яниру разобрало любопытство. Вот бы посмотреть на этого… Ягута!
Кузню можно было узнать издалека – по веселому металлическому звону, далеко расходившемуся в морозном воздухе. Издалека же было видно, что каменная наковальня установлена перед входом в юрту, где на добрых два человеческих роста снега нет – стаял от жара. Должно быть, и горн сложен здесь же, на земле. Перед наковальней стоял обнаженный до пояса человек и бил по чему-то, отсюда невидимому.
Оказавшись ближе, Янира увидела, что человек этот горбун. Он и так был высок, а будь здоровым, был бы и вовсе великаном. Необъятная грудная клетка, уходящая в шею голова со спутанными черными волосами, перевязанными кожаным ремешком, толстые узлы мышц придавали ему какой-то дикий облик. Лицо тоже было странное – бледное, угловатое, со впалыми щеками и крупным хищным носом с высоким переносьем. Редкое для степняка лицо. Потрескавшиеся темные губы сжаты в линию.
Они подъехали почти вплотную, когда кузнец наконец перестал выглаживать тяжеленным молотом широкий бронзовый наконечник копья, больше похожий на зазубренные рога какого-то невиданного животного: от рукояти два острия расходились в стороны, плавно изгибаясь. Наконечник был длиной с ее локоть. Ухватив щипцами, кузнец сунул его в деревянную бадью с водой, которая немедленно зашипела.
– Таким хорошо останавливать несущуюся на тебя конницу врага, – вполголоса произнес Сэху, обращаясь к ней. Кузнец, который к тому времени вытащил остывший наконечник и придирчиво вертел его в руках, защищенных толстыми кожаными рукавицами, удивленно оглянулся.
На Яниру уставились неприветливые антрацитовые глаза, по ободу словно подведенные углем.
– Отдал Онхотою топор? – отрывисто кивнул Ягут старику и неласково спросил после кивка: – А это кто? И зачем здесь?
Почему-то Янире стало легче от этой неприветливости. По крайней мере она была искренней.
– Ну, не будь же таким черствым, Ягут! – примирительно сказал старик. – Посмотри, какую красавицу к тебе привел! Она из тех чужаков из-за реки. Это ее брат бился с Тулуем.
– Угу. – Кузнец кивнул и равнодушно отвернулся. Должно быть, племенные распри его, кхонга, не интересуют. Кузнецы – они, как и шаманы, всегда на отличку. И селятся на отшибе, и духов своих, особенных, имеют. Иные, говорят, и скотину спортить могут, если глаз недобрый.
– Ты ежели закончил с наконечником, то горн погодь тушить. – Старик взял из рукавиц кузнеца оружие, зорко примерился, кивнул. – Что говорить, знатная работа. Хороший взял угол, не погнется и не сломается, даже если конь с налету напорется. Э-эх, убьет такой коня, как есть убьет. Темрик приказал?
– Темрик. – Кузнец, пожалуй, тоже неразговорчив. – Чего тебе горн-то?
– Да вот, ножик девчушке справить надо, – сказал старик и, увидев, что Ягут разворачивается, быстро добавил: – Не для тебя работа. Плевое дело. Дрянной ножик-то, да больно уж девка за него убивается.
– Дай посмотрю. – Янира увидела перед собой ладонь кузнеца, вдвое больше своей, черную от сажи и твердую от наросших на ней мозолей. Положить на нее обломки своего неказистого ножика было неловко.
Вблизи кузнец оказался еще больше. От огромного тела шел пар, однако холода он, казалось, не чувствовал. Янира уловила идущий от него запах пота, резкий и очень мужской, словно у хищника.
Ей пришлось высоко поднять голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
– Тебе не жалко на такой нож время свое тратить? – Узкие губы рассекла кривая ухмылка, в черных глазах, далеко в глубине, словно бы горел холодный темный огонь. Эти глаза пугали.
– Другого нет, – резче, чем следовало, отвечала Янира. Зря она пошла сюда. Правда, старый кузнец казался… добрым. А этот горбун страшен. Хоть и молод оказался, когда она рассмотрела его вблизи. На тонкой белой коже под угрюмыми глазами совсем нет морщин. А больше и не понять, все тонет в густой черной бороде.
– Иди-ка в юрту, – неожиданно сказал горбун. – Согрейся, дрожишь вся.
Янира и действительно обнаружила, что ее тело сотрясает непроизвольная дрожь, ноги вконец закоченели. Борган-гэгэ считала, что постельным служанкам зимние сапоги на меху ни к чему. Как, впрочем, и теплые шубы.
