– Второй постельничий, Цу Дже – жадная, но осторожная крыса. Его слабость – молоденькие девочки, ему их поставляет какая-то старуха, покупая рабынь не старше четырнадцати в обнищавших деревнях. Его несомненное достоинство – поразительная память. Он умудряется помнить все детали внешнего облика императора на протяжении всей его жизни и помнит, кто во что был одет со времен, наверное, Императора Первой Династии. Госпожа А-сэ, новая Первая Фрейлина… А, так ты знаешь ее? Ну, возможно, твои сведения устарели. А-сэ овдовела и, по слухам, теперь ведет себя просто на грани неприличия, встречаясь со своими любовниками почти открыто. Говорят, на какой-то пирушке она приказала сжечь ширму, которой знатные женщины отгораживаются при разговоре с незнакомцами. Поговаривают, что императрица-мать уже недовольна этим…
Голова у И-Лэнь поначалу шла кругом от этой вереницы новых имен и сплетен о завязавшихся новых интригах и неожиданных последствиях старых.
Развязка наступила, как всегда, неожиданно. Просто однажды на рассвете в ее дверь постучали:
– Прошу вас подготовиться к дороге, госпожа. – За дверью стоял незнакомый слуга. – Господин Той послал за вами и просил прибыть по возможности без промедления.
– Хорошо, пришлите ко мне служанок. И велите разбудить мою дочь, – как можно ровнее сказала она, хотя внутренне задыхалась.
Это значило, что дядя хотя бы не забыл о ней. А дальше – будь что будет!
Разбуженная, в комнату вошла Ю-Тэ, стараясь за веером скрыть следы возраста, которые, как ей уже было известно, более явственны сразу после пробуждения. Дворцовый этикет к этому строг – женщине надлежит украшать своим присутствием, и появление на людях в неприглядном виде для нее столь же позорно, как и для мужчины потеря лица. Однако тетка пренебрегла этикетом, чтобы поддержать племянницу мужа. И-Лэнь почувствовала благодарность к этой умной спокойной женщине, которая поделилась с ней не только дворцовыми новостями, но и толикой своей мудрости.
– Спасибо вам, – низко, как кланяются матери и свекрови, поклонилась она на прощание. – Мгновения, проведенные в этом доме, стали для меня незабываемыми, а ваши советы – неоценимыми.
– Я думаю, очень скоро ты снова станешь фрейлиной, – тонко улыбнулась Ю-Тэ. – И тогда я рассчитываю на ответную любезность.
И-Лэнь, несмотря на серьезность момента, улыбнулась. Ее тетя все-таки удивительная женщина!
Появилась О-Лэи: в глазах никакого сна, на щеках горит лихорадочный румянец. Но, с удовольствием отметила И-Лэнь, ни прическа, ни наряд не выдают поспешных сборов. Критически осмотрев дочь, она слегка поправила складки платья и кивнула: пора!
В мягком сероватом свете зимнего утра двор выглядел пустым и тихим. За ночь мощеные плиты покрылись тонким, нежным слоем снега и прежний детский восторг коснулся сердца И-Лэнь, когда ее нога наступила на белоснежное покрывало, оставив на нем след маленькой туфли. «Вот так же мы вышиваем узор своей жизни», – почему-то мелькнуло в голове. И сейчас ее рука – или руки богов – сделала следующий стежок. Куда-то он приведет?
Носилки покачнулись и поднялись, позади осталась машущая рукой Ю-тэ, сонный дом, все их смутные страхи. И-Лэнь овладело какое-то бесшабашное веселье – что бы ни случилось, это случится! Не будет больше томительного ожидания на женской половине, в этом доме, не будет больше бесконечного томящего позора ссылки, – что бы ни произошло, именно этого больше не будет никогда, как нельзя дважды войти в одну и ту же воду в быстрой реке. По дороге И-Лэнь даже позволяла себе откинуть бумажное окошко и с восторгом глядеть по сторонам – неслыханное нарушение этикета для придворной дамы! Благо, их некому было уличить на пустынной дороге, и мать и дочь могли вволю налюбоваться чудесными видами. Наконец, долгий спуск с предгорьев на равнину закончился, и деревянные башмаки носильщиков застучали по мощеной дороге – скоро они прибудут в столицу.
И-Лэнь закрыла окошко и доверительно сжала руки дочери:
– Помни, что я тебе говорила, О-Лэи! Главное – не бойся. Держись спокойно и скромно. Даже если в твоем присутствии кто-то будет плохо отзываться об отце – молчи! Мы воспитывали тебя иначе, чем большинство девочек в знатных домах. Однако в большинстве случаев предполагается, что женщина не может иметь собственного мнения ни о чем по причине небольшого ума, – заметив, что О-Лэи негодующе сощурилась, И-Лэнь вскинула руку в предостерегающем жесте. – И сейчас в твоем случае это весьма близко к истине. Да, да, не возражай. Впрочем, и в моем тоже. Мы пока ничего не знаем, – а только глупец делает вид, что знает, в то время как не знает ничего. Мудрец же, напротив, делает вид, что не знает – и таким образом не обнаруживает себя. Мы же, девочка моя, ни то, ни другое – мы действительно ничего не знаем. И можем вести себя естественно.
– Я поняла тебя, мама, – серьезно ответила О-Лэи. – Правда, я думаю, вряд ли кто-то будет меня о чем-то спрашивать.
– Будем надеяться, – мягко улыбнулась И-Лэнь, но, почувствовав обидчивые нотки в тоне дочери, мягко добавила: – Твое время еще придет, и совсем скоро. Но сейчас мы должны для этого постараться.
– Ой, мама, ты слышишь, как вокруг стало шумно! Мы, должно быть, уже в столице. – О-Лэи завертелась на месте. – Можно я погляжу в щелочку хоть одним глазком!
– Нельзя, О-Лэи, – строго сказала мать. – Знатная женщина нашего круга даже не знает, как выглядит свежепойманная рыбешка и как растет рис. – Она позволила насмешке все же прозвучать в голосе. – И не вздумай даже обнаружить, что ты с отцом ловила рыбу руками. Некоторые из придворных дам при таких рассказах имеют привычку падать в обморок…
– Я недостойна буду жить рядом с такими неземными созданиями, мама, – подхватила шутку О-Лэи. Она уже хорошо умела говорить что-нибудь насмешливое или резкое с совершенно невозмутимым видом.
– Тебе придется постараться, О-Лэи, – вздохнула И-Лэнь, подумав, что, возможно, не скоро еще придет тот день, когда О-Лэи будет дозволено узнать на деле, какова жизнь фрейлин императорского двора. Не будь их столь долгой опалы – она бы не сомневалась, что ее дочь будет поддерживать шлейф императрицы уже в следующем году. Но сейчас… сейчас все еще так зыбко…
– Прошу вас… И вас, госпожа… – Носилки остановились. И-Лэнь со всей возможной грациозностью неторопливо вышла.
К сожалению, здесь не было того восхитительного свежевыпавшего снега, как в горах, – двор был просто чисто выметен. Закутавшись в покрывала, мать и дочь проследовали за коридорным слугой в отведенные для них покои. Невидимая и заботливая рука госпожи Ю-тэ как хозяйки чувствовалась во всем – от мягкого кремового шелка на стенах уютных комнат до горячей ванны и массажисток, дожидающихся их прибытия.
– Учись, О-Лэи. – Она не удержалась от поучения. – Хозяйка этого дома далеко, а слуги вышколены так, что и без напоминаний знают, что нужно делать. Такова хорошая организация – она незаметна.
– «Хороший конь не несется вскачь и не упирается, хороший воин знает три правила и не нарушает их. Это правило левой руки, правило флажка и правило барабана. Первое из них: левая рука должна знать, что делает правая, хороший солдат знает, что делает он сам и что делают остальные. Второе из них: хороший солдат всегда знает, где мастер флажка, и умеет читать его знаки. Третье из них: хороший солдат слушает боевые барабаны, а не свой страх или свою ярость. В этом случае он не побежит с поля боя и не вырвется вперед на глупую смерть. Войско, состоящее из солдат, выполняющих три правила, победит», – одним духом выпалила О-Лэи, и И-Лэнь в который раз пожалела, что та не родилась мальчиком. Жаль было, что столь хорошее знание военной стратегии пропадет в чьих-нибудь покоях, из которых обыкновенно не бывает выхода.
