Двоих он обогнал играючи, изящно обойдя их справа, без всякой подсказки наездника. Илуге теперь только слегка подбадривал его пятками, сосредоточась на том, чтобы удержаться. Аргол – он чувствовал это – был прирожденным лидером, и азарт скачки захватил его, как новая игра. Еще один наездник, бешено работающий хлыстом, с выпученными глазами, остался позади. Илуге чувствовал на спине тяжелый взгляд Темрика.
Конь летел, будто черная птица, почти не касаясь земли. Илуге крепко охватил ногами конские бока, он чувствовал бедрами, как ходят мощные конские мышцы, чувствовал дрожь нетерпения, которая передавалась ему, – они действительно слились, стали единым целым. Горячая волна радости окатила его.
– Хэй, хэй! – кричал он, не слыша своего голоса.
Впереди, почти голова к голове, мчались трое всадников. Котловинка здесь изгибалась и шанс был только один – пока они, разгоряченные инерцией и соперничеством, пройдут по внешней стороне поворота, попытаться проскочить по внутренней. Он коленом направил коня влево и подивился его чуткости и сообразительности – Аргол сделал великолепный рывок, взлетел на склон и вывернул обратно в низину перед носом у бешено мчащихся соперников. Вскинул задние копыта, метнув им в морду веер снежных искр. Еще и озорует!
Они уже обошли шестерых. Шестерых! Впереди оставались еще двое: тот, на буланом коне, шел на корпус впереди наседавшего наездника на сером. Оба были хороши. Котловинка сужалась, практически не оставляя возможности для маневра. Илуге пристроился в хвост серому, пытаясь выгадать свой шанс. В этот момент наездник серого, видно, решил пойти на обгон и рванулся вперед, почти сровнявшись с буланым.
И тут случилось неожиданное: зубоскал на буланом обернулся и что есть силы хлестнул серого коня по морде. Тот всхрапнул и взвился на дыбы, молотя по воздуху передними копытами, одно из которых задело и буланого. Еще мгновение – и Илуге врежется в них обоих…
Все, кто это видел, говорили потом, что простому коню это совершить не под силу. Аргол, растянувшись в длинном прыжке, молниеносно прыгнул вправо и вверх, глубоко запустив копыта в осыпающийся, заснеженный склон второй сопки. Под копытами противно заскрипела содранная из-под снега щебенка, задние ноги просели, но следующим прыжком конь, напружинившись, вынес Илуге рядом с буланым. Серый остался позади, но и буланый, которому досталось копытом, бежал теперь много хуже. Аргол начал потихоньку уходить вперед. Опасаясь, что и с Арголом поступят так же, вынуждая его от боли что-нибудь выкинуть, Илуге, вцепившись в гриву одной рукой, другой вытащил хлыст. Обернулся, угрожающе подняв руку, не оставляя сомнений в том, кому достанется удар. Наездник на буланом понял.
Аргол теперь обошел соперника почти на корпус и Илуге сосредоточился на дороге. Краем глаза он видел, как люди на холмах кидают вверх шапки и восторженно ревут. Аргола теперь это нисколько не смущало. Распаленный, шальной от азарта, он стрелой летел к выходу из котловинки, означавшему конец пути. Сзади гремел копытами буланый, но Илуге чувствовал – ему не хватит сил на то, чтобы обогнать его в последнем рывке.
Он пересек угольную полосу и долго еще скакал вперед, успокаивая коня, который, казалось, нисколько не устал, и, затормозив, игриво вскидывался, наслаждаясь победой, репой и ласковыми словами, на которые Илуге не скупился.
Когда Илуге повернул назад, к бегущим ему навстречу людям, он подумал о том, что ради одного этого момента все стоило вытерпеть. Все.
Потом он узнал, что именно в этот самый момент женщина, лишенная имени, перерезала себе горло у порога ханской юрты. Темрик вернулся, чтобы найти ее там, и снег лежал на ее лице. Это была ее последняя, бессильная месть своему отцу.
* * *
Празднование было отменено. Хан, мрачный как туча, приказал похоронить свою дочь со всеми почестями и удалился в свою юрту, еле взглянув на всадника, принесшего ему победу. Люди, разгоряченные после скачек и обескураженные, расходились. Многие главы родов открыто ворчали, что это – нарушение обычая. Иные, тише, – что хан был слишком жесток.
Илуге и сам чувствовал себя так, словно у него что-то отняли. И еще – вину. Получалось, что и смерть Ахат в какой-то мере была делом его рук. Убить врага только кажется, что просто. Оказалось… намного горше.
Он не пошел сразу домой. Отвел коня вместе с притихшим Ундой, поблагодарил, пригласив на угощение и зная, что скорее всего угостить гостя ему нечем. Долго бесцельно бродил по степи, набирая снег в сапоги. Почему все выходит не так, как представляется?
Когда Илуге подошел к своей юрте, он поначалу подумал, что ошибся: оттуда неслись взрывы хохота. Причем женского. И у коновязи стояли лошади – не одна и не две – полтора десятка лошадей! У них гости?
Он откинул полог и растерянно застыл в дверях под восторженным свистом и улюлюканьем, которым его приветствовали… джунгарки, которыми была полна юрта. Молодые, симпатичные, и вовсе не стесняются.
Илуге покраснел до ушей. Напротив нахально улыбалась Нарьяна, рядом с ней – Янира. Похоже, они стали большими подругами в его отсутствие.
И скатерть! На скатерти было полно еды – и сыр, и мясо, и кровяная колбаса, и клецки! Бурдюк с архой гулял по кругу, у многих девушек глаза уже озорно поблескивали.
– Где ты был так долго? – закричала Янира. – Мы примчались тебя поздравить, летели сломя голову, а ты?
– Примчались? Откуда?
– А ты что, ему не сказала еще? – удивилась Нарьяна. – Ну так вот: Яниру я к своим взяла. Она попросилась – я и взяла.
Ах, так вот откуда у него в юрте целый женский лагерь! Илуге посмотрел на Баргузена, но тот пожал плечами с видом, что он здесь ни при чем. Судя по всему, он активно строил глазки ближайшей девице – явной хохотушке, веснушчатой, с широким улыбчивым ртом.
Увидев, что Янира с надеждой и опаской вглядывается в его лицо, Илуге одобряюще улыбнулся. Горечь понемногу уходила. Он сделал то, что должен был сделать, – или был бы сейчас убит сам. Он победил – и был бы убит, если бы не сделал этого. Он вдруг остро ощутил, что мог бы быть мертв уже сейчас. Жизнь хрупка, и печали в ней намного больше, чем радости.
А сегодня у них прибавилось друзей. Они больше не одиноки, не беспомощны, не отвержены. Победа сладка тогда, когда ее есть с кем разделить. Илуге понял это только сейчас, увидев радостные и восхищенные лица вокруг, и восторг, поднимающийся изнутри.
– Пью за победителя! – Когда бурдюк дошел до нее, Нарьяна поднялась и, запрокинув голову, сделала большой глоток. Глядя на него через костер, протянула бурдюк. Его горлышко было влажным от ее губ и архи, взгляд темных глаз жег. Что-то теплое ударило в грудь, распустилось внутри цветком. Илуге почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.
– Пью за своих друзей! – сказал он, принимая сосуд. Арха обожгла горло, в голове сразу зашумело.
Девушки щебетали все разом, перебивая друг друга и ничуть не смущаясь этого. Янира была уже явно своей в этой стайке, и Илуге порадовался за нее. Приятно было так сидеть – ему еще не доводилось быть героем в окружении стольких красавиц.
