В следующее мгновение Янира и Нарьяна уже спрыгнули с седел и уселись рядом.
– Ой, смотри. – Янира показала на лицо Илуге, и девушки покатились со смеху. Илуге вспомнил, что нюхал цветок и принялся торопливо утирать нос.
– Ты нос-то получше утри, – сказала Нарьяна. – Тебя хан вызывает. Вот, приехали от него, мы и решили тебя отыскать. А ты тут… цветочки нюхаешь. – Уголок ее рта весело поехал вверх.
– Опять? – Илуге вздохнул, с неохотой поднялся, почувствовав, как тянущий, болезненный холод снова ползет по больной руке.
После той встречи с ургашами прошло три дня, и эти три дня Илуге кружил вокруг поставленной для них юрты, как лиса у сурочьей норы. Смотрел, как они просыпаются, справляют нужду, шутят у костра по вечерам. Ичелугские ублюдки. Иногда жажда убийства становилась нестерпимой, хотелось броситься вперед, почувствовать, как хлюпает кровь в пробитом горле… Но Илуге отступал, молча впивался зубами в пальцы: нельзя, не сейчас. Сейчас они под покровительством Темрика, приняты им. Горе тому, кто посмеет нарушить законы гостеприимства. Теперь придется выждать, пока «послы» отправятся восвояси. И пойти следом.
– Лучше поторопись, – нахмурила брови Нарьяна, – хан к тебе очень добр, стоит ли попусту гневить его?
– Да уж, добр, – фыркнул Илуге. Поди, ургашские наглецы уже нажаловались Темрику на него, как бы под плети не угодить.
Оседлав коня, он увидел, что обе девушки не собираются в ним возвращаться. На его вопросительный взгляд Нарьяна махнула рукой:
– Езжай! У нас сегодня еще стрельбы!
Она так и не бросила своей затеи с обучением джунгарок. Сейчас, когда Тулуй не мог больше их донимать и отношение к женщинам, собранным Нарьяной, переменилось, они перешли к тренировкам с оружием. Илуге иногда удивлялся ее одержимости старинными легендами о джунгарских женщинах, шедших в бой с мужчинами наравне. Однако Янира смотрела на Нарьяну с обожанием и была готова следовать за ней по пятам, не говоря уже о тренировках. Илуге как-то недавно в шутку сделал выпад мечом, поддразнивая ее, – и меч был выбит у него из руки вполне умелым ударом. Довольно ухмылявшаяся Янира объяснила, что им помогает Ягут. Правда, больше ей его врасплох застать не удалось и три последующие схватки она проиграла, хоть Илуге и следил-то больше не за победой, а за тем, чтобы она не поранилась. Но… пусть хоть так. Мало ли что и когда случится с ним. А Янира теперь сможет постоять за себя… хотя бы какое-то время. Иногда мгновения решают многое…
Когда Илуге переступил порог ханской юрты, все молча уставились на него. На лицах многих присутствующих отразилось удивление. Илуге привычно стащил с головы шапку, вопросительно глянул на хана, который не соизволил ничего сказать, – просто кивнул, приветствуя, и показал на место у входа. Рядом с ним на мягких подушках – почетные гости! – сидели ургаши. И судя по торжествующим, довольным лицам, они действительно нажаловались на него хану и предвкушают его публичное унижение. Илуге тяжело и совсем непочтительно зыркнул на них исподлобья. Однако сквозь привычную глухую ярость неожиданно пробилось изумление: сейчас, в полумраке юрты, эти слишком вытянутые для степняков лица, эти белые волосы, эти носы с горбинкой отчетливо показались ему знакомыми.
– Что ж, продолжим, – невозмутимо сказал Темрик. – Мой побратим Кухулен, глава горных охоритов, прислал мне странную и тревожащую весть. Убит их шаман Эгэху. – Слова его сопровождались изумленным гулом: убийство шамана в степях считалось делом неслыханным, иной раз даже более страшным, чем убийство вождя. Кроме того, все знали, что не так давно был отравлен и хулан Хэчу, под покровительством которого и находились ургаши до недавнего времени. А теперь по странному совпадению у охоритов творятся одно за другим злые дела…
Темрик сделал внушительную паузу и продолжал:
– Теперь Небо не может благословить этот поход. Охориты будут просить объявить сбор шаманов в связи с этим убийством.
– Это внутреннее охоритское дело. При чем здесь джунгары? – Ургашский гость хоть и говорил вежливо, но за его тоном чувствовалось раздражение.
Темрик нахмурился.
– Плохо, когда большое дело имеет такое плохое начало. И мой шаман тоже дал несчастливые предсказания на этот поход. – Темрик снова надолго замолчал, позволяя собравшимся осмыслить услышанное. – Теперь вы знаете все. Наши достопочтенные гости убеждают, что их колдовство способно перебороть плохие предзнаменования. Как вы знаете, в племени пока нет военного вождя, чтобы посоветоваться с ним. Потому считаю, что решение придется принимать нам. Есть ли кому что сказать?
– А что тут думать? – Джэгэ вскочил на ноги, глаза его горели. – Разве еще выпадет такой шанс? Надо идти на ургашей!
Тут все заговорили одновременно. Илуге заметил, что вождь итаган-джунгаров согласен с Джэгэ, а вождь горган-джунгаров – наоборот. Оно и понятно – в последнем походе горган-джунгарам досталась лучшая добыча, а итаган-джунгары, распаленные быстрым успехом соседей, тоже жаждут подвигов и добычи. Остальные тоже яростно спорили, и непонятно было, чьих голосов раздается больше. Темрик не мешал. Прикрыв набрякшие веки, он молчал со слабой улыбкой, словно добрый дед, уставший от шума расшалившихся внуков. Когда спорщики охрипли и стали повторяться, он вдруг распахнул глаза и поднял руку. Голоса постепенно утихли.
– Я слышал, – медленно сказал он, – есть еще те, кто промолчал. Мудрое решение. – Хан еле заметно улыбнулся. – Но я бы хотел также узнать, что думают и они. Внук мой Чиркен, я не услышал твоего голоса.
Вслед за взглядом хана все головы повернулись к Чиркену, вмиг залившемуся краской. Юноша прочистил горло и отчетливо сказал:
– Я считаю, что нашей целью должны быть не ургаши, которые жили с нами в мире много веков, а куаньлины. Сложив головы за ургашские распри, мы оставим наших женщин и детей беззащитными и дождемся только того, что куаньлины обрушатся на нас. Добыча же, что мы привезем с собой, если мы одержим победу, также утечет сквозь Три Дракона к куаньлинам. Куаньлины – вот наши настоящие враги!
Темрик посмотрел на внука с одобрением, от которого тот покраснел еще сильней.
– Хорошие слова, – прогудел он. – Взвешенные и достойные мужчины.
– Самые разумные слова не оправдывают трусости! – выкрикнул со своего места Джэгэ.
– Ты посмел назвать меня трусом? – Чиркен вскочил, судорожно сжимая пустые ножны.
– Молчать! – рявкнул Темрик так, что хлопнул полог. – Джэгэ, моча порой ударяет тебе в голову. Это плохое качество для хана. Ты должен слышать доводы, а не того, кто их говорит. Сегодня до заката ты извинишься перед моим внуком Чиркеном за незаслуженное оскорбление. И я не услышал еще нашего героя, победителя тэрэитов Илуге, – резко сменив тему, хан вернул разговор в первоначальное русло.
Илуге встал. Приготовившись оправдываться перед ханом за свою дерзость и даже понести за нее суровое наказание, он теперь будто онемел. Судя по устремленным на него глазам, каждый в этой юрте понимал, что, если хан и хотел дать ответ на жалобу ургашей, он сейчас дал его – этой честью, которой удостоились не всякие главы родов. Но что ответить? Сказать сейчас что-либо в поддержку хоть одной точки зрения – нажить себе врага в лице одного из вероятных наследников стареющего хана…
