– Я согласен с Чиркеном, – коротко произнес он и сел.
– Почему ты так сказал? – Баргузен присел рядом с другом на брошенном перед юртой бревне. Последние дни они все время возвращались к произошедшему в ханской юрте.
– Сам не знаю, – честно ответил Илуге, рассеянно глядя вдаль, где привычный за последнее время желто-серый фон степи уже начал покрываться нежной зеленой дымкой пробивающейся травы. – Мне показалось, Чиркен правильно сказал.
– Дурак ты, – фыркнул Баргузен. – Джэгэ – наследник, а у хана в последнее время нелады со здоровьем, это все знают. Станет Джэгэ ханом – отыграется. А от Чиркена ты, как ни крути, благодарности не дождешься. Да и такую возможность взять добычу упускать жалко. Или, может, еще что было?
– Рожи мне их ургашские не понравились, – неохотно буркнул Илуге. И понял – это и впрямь было основной причиной. Когда говорил – не думал, некогда было. Но сейчас понял – согласиться с Джэгэ было равносильно встать плечом к плечу со своими заклятыми врагами, ведь ичелуги на их стороне. Правильно сказал, путь и взгляды самозваных принцев после этого не обещали ему ничего хорошего. А получилось, что, при всех выказав Илуге свое уважение, спросив его совета, хан поставил наглецов на место, публично унизил их. Мрачное удовлетворение охватило его.
– Ну, воля твоя, – вздохнул Баргузен, тоже уставясь вдаль. – Ты – посвященный воин, не то что я.
Илуге уловил за словами Баргузена саднящую боль.
– К осени я попрошу Онхотоя о тебе. Я не думаю, что он откажет.
– А я не хочу до осени ждать! – страстно закричал Баргузен, оборачиваясь к нему. Какой-то мускул на его щеке нервно подергивался.
– Это я изменить не могу, – примирительно произнес Илуге. – Даже ханским внукам пришлось ждать Йом Тыгыз. Так по всей степи заведено!
– Все здесь продолжают считать меня рабом, – глухо сказал Баргузен, – вашим рабом.
– Но ведь это на самом деле не так! – удивился Илуге. – Ты наравне с нами, это все знают. И разве мы хоть раз дали тебе повод думать иначе? Ты мне жизнь спас, брат, как я могу забыть это? Или тебе плохо с нами живется?
– Да нет, все хорошо, и я ничего такого не думаю. – Баргузен отвел взгляд. – Да только пора бы и мне своей юртой обзаводиться. Вырос уже.
А! Лицо Илуге осветилось понимающей улыбкой. Не иначе Баргузен себе невесту приглядел. А какая, скажите, джунгарка пойдет за безродного чужака, у которого и своей юрты-то нет? Хм… Или просто Нарьяна последнее время слишком часто бывает у них? Илуге слегка покраснел.
– Конечно, после той доли добычи, что дал мне Темрик, я могу поставить нам с Янирой новую юрту. А эту тебе отдам. Или, хочешь, новую подарю?
– Не надо мне! – ожесточенно сказал Баргузен. – Сам хочу долю взять! Чтоб и на юрту хватило, и на коней табун. Так, чтоб к любой посвататься не стыдно было!
– Так я и думал! – расхохотался Илуге. – Значит, весеннее поветрие и тебя не обошло?
Едва только вскрылся лед, и по Уйгуль поплыли первые льдины, по становищу начали расхаживать традиционно одетые сваты. У молодежи только и разговоров было, кто к кому сегодня посватался и кто ответил согласием, вынеся свату блюдо с мясом, а кому отказали, угостив кислым творогом.
– Не обошло, – коротко ответил Баргузен, становясь все мрачнее.
– И что, думаешь, уведут красавицу из-под носа до осени? Есть соперники? Уже кто-то сватов заслал? – выспрашивал Илуге.
– Нет еще. Пока. – Баргузен нервно сцеплял и расцеплял пальцы. – Но ведь уговориться и загодя можно.
– Бывает, что и загодя. – Илуге расплылся в улыбке. – Иногда и с рождения невесту обещают.
– Ну так ты мне Яниру пообещай! – выпалил Баргузен.
– Что? – Илуге сначала показалось, что он ослышался. Такого поворота он никак не ожидал.
– Что слышал! Или я слишком плох для твоей сестры? – Баргузен смотрел на друга с вызовом.
– Да нет, – растерянно пробормотал Илуге. – Просто я… не думал как-то об этом.
– А я думал! Я уже ночей не сплю – так по ней измучился! – В голосе Баргузена прорезалась тоска, и сердце Илуге защемило.
– А… хм… она сама что? – Каждое слово давалось теперь Илуге все с большим трудом. Мысли мчались галопом, и самая основная была почему-то полна искреннего возмущения: как это – отдать Яниру?
– Ну… мы с ней ладим… – сказал Баргузен, но в его голове не было настоящей уверенности, и Илуге почему-то очень этому обрадовался.
– Сестру неволить не стану! – резче, чем следовало, сказал он. – Сам решай. Не думаю я, что Янира, коли ты ей по сердцу, до следующей весны тебя не дождется.
– Конечно, нет! – Баргузен покосился на него. – Но вот если ты, как брат, ей скажешь… ну… что-то вроде, что был бы рад… она, может, и послушает. Она тебя всегда слушает.
– В таких делах – не думаю, – мрачно сказал он.
– Но ты поговоришь? – В голове Баргузена прорезалась надежда. – Может, и не выйдет, а все-таки…
– Хорошо. Поговорю, – брякнул Илуге. На душе у него стало совсем мутно, когда он увидел вспыхнувшее радостью лицо друга. Надо же, как все усложнилось! И где были его глаза? Как они теперь будут в одной юрте жить? Он почувствовал острое желание немедленно поменять местами их лежанки (постель Баргузена примыкала к женской половине, отделенная от нее только тонким войлоком). Илуге вдруг с неприятным чувством вспомнил, как часто раньше оставался ночевать у Нарьяны, уверенный, что Янира не будет скучать одна и есть кому ее защитить. Но теперь, когда он знает, что у Баргузена на уме?
– Ну… я это… поеду табун ближе к реке отгоню, – неловко сказал Баргузен, поднимаясь, и в первый раз Илуге обрадовался тому, что Баргузен исчезнет с глаз долой. А ведь что, казалось бы, случилось?
День клонился к закату. Огромное красное солнце садилось за небольшие холмы на западе, четко прорисовывая еще голые ветки. С поймы тянуло холодком и свежим запахом реки. Привычная возня в становище затихала, над юртами вились мирные дымки, распространяя аромат жареного мяса и лепешек так, что слюнки текли.
Илуге приподнялся, разминая затекшее тело и кляня себя за глупость. Снова он, точно вор, возжелавший украсть седло, весь день провел, наблюдая за ургашскими гостями. Зачем – он и сам толком сказать не мог. От этого даже хуже становилось. Посмотреть со стороны на ичелугов – люди как люди. Иногда до слуха Илуге долетали их шутки, когда они беспечно болтали у костра. Ургаши из юрты почти не выходили и вели себя с ичелугами как господа, что тем явно не нравилось. Илуге их понимал, невольно фыркая всякий раз, когда один из ичелугов, совсем молоденький, – его звали Юртэм, – выразительно передразнивал «принцев» за их спиной. Оттого потом еще больше злился: разве можно смеяться вместе со своим врагом? Ему надо думать лишь о том, как воткнуть в этого зубоскала меч, как размозжить ему голову секирой. С наслаждением ощутить, как хрустнут кости под его ударом, как навсегда остановятся эти смешливые черные глаза… Ничего, твердо сказал себе Илуге, какое бы решение ни принял хан, рано или поздно они уберутся восвояси. И он, Илуге, поедет следом. Его рука не дрогнет, когда он будет вышибать дух из них, из одного за другим.
