В моей сотне большие потери, потому что господин Сишань постоянно высылает нас на передовую. Пурех погиб. Удо тоже погиб. Иногда я думаю о его матери – она проводила на войну обоих своих сыновей и оба погибли. Это воистину печально! В других хайбэ моих воинов зовут «Счастливая Сотня», а меня Счастливчиком. Жестокая насмешка! Вероятно, скоро нас останется человек сорок, и господин Сишань велит расформировать нашу сотню и разобрать людей другим военачальникам. Я действительно оказался плохим полководцем, если не смог, в отличие от других, сохранить своих людей. Удивительно, что они до сих пор мне подчиняются.
Господина Мядэ-го и двоих из трех его командующих, включая господина Бастэ, вызвали в столицу. Должно быть, готовится новый план операции. Вместо него армией командует господин Мяо Линь, и он приказал немедленно отступать. Мы отступаем.
По местному календарю, который делится не на месяцы, как у нас, а всего на три сезона, лето уже наступило. Лето здесь знаменуется ужасающей влажной жарой. Каждый день в одно и то же время проходит короткий сильный ливень, а потом снова ударяет жара. Влага испаряется прямо на глазах, над джунглями висит постоянное марево, а внизу, под кронами огромных деревьев, где проходят наши пути, все похоже на баню для изгнания злых духов, когда ставят палатку и бросают в воду раскаленные камни. Быть может, злой дух несчастья выйдет из меня наконец?
Я стараюсь ободрять своих людей как могу. Но я вижу, что их силы не просто истощены – их совсем не осталось. Раньше были ярость, гнев, обида – хоть какие-то чувства. Сейчас не осталось ничего – они пребывают в тоскливой апатии, как, в общем, и остальное войско. Как сказано, «когда воины не охвачены яростью, они не могут убивать». Поэтому продолжают убивать нас.
Бьеты ставят на нашем пути ловушки: замаскированные ямы, наполненные кольями, как для охоты на тигров. Несколько человек провалились в такую яму. Их вытащили оттуда живыми, но через короткое время их раны вспухли и почернели, а потом они умерли в мучениях. Великий Синьмэ, сохрани меня от столь ужасной смерти! Смерть от вражеского меча уже не страшит меня».
Юэ дописал отрывок, аккуратно свернул свиток вместе с остальными и перевязал лентой. Кипа бумаги и тушечница – вот все, что у него осталось на память о цивилизации. Он не мылся уже много дней, его одежда превратилась в неузнаваемые лохмотья и пахла, как у последнего сжигателя падали, из дыры в сапоге высовывался палец. Не лучше выглядела и его поредевшая сотня. Беспомощные маневры командующего Мядэ-го приводили Юэ в ужас: он то приказывал разыскать столицу, то вернуться назад, то ускоренным маршем идти штурмовать горные крепости. Господин Бастэ в те редкие минуты, когда он его видел, выглядел уставшим, постаревшим, оплывшим, словно догорающая свеча. Он сильно похудел, и кожа на посеревшем лице висела складками. Об их поездке в столицу ходили упорные слухи, что она последняя, и их казнят за провал военной кампании. Такие случаи были скорее обыкновением, чем исключением, и Юэ безрадостно прикидывал, что с ним станет, если господина Бастэ казнят. Тогда, пожалуй, действительно стоит геройски погибнуть в каком-нибудь бою: неприязнь его командира после той памятной встречи и еще нескольких совещаний, где господин Бастэ в нарушение субординации спрашивал его мнения, и дважды поступил по его совету, разделяли остальные хайбэ. Вот так: даже то, что приносит благо, может вызывать ненависть… Надо будет записать эту мысль, когда вновь появится возможность…
Юэ без особой охоты развернул свой завернутый в широкие листья паек: немного слипшегося риса и сушеных слив. В этом проклятом климате он давно уже зарекся есть мясо: половина его солдат мучилась от него животом, а один даже умер. Мясо здесь загнивало моментально, отравляя все вокруг, и даже свежее могло нести заразу. От такой диеты он временами чувствовал слабость и головокружение – он был бы ни на что не годен в классических боях древности, где лучшие бойцы двух войск, выкрикивая свои титулы и заслуги, вызывают противников сойтись в схватке один на один. А здесь, если он способен волочить ноги и держать лук, и так сойдет: бьеты большой силой не отличались, большинство были ниже Юэ на голову. Он не раз с удивлением видел в их рядах женщин, вертких, как обезьяна, и яростных, как змея. Стреляли они ничуть не хуже, разве что не лезли в рукопашный бой. Но при взятии одной из деревень ему довелось убить женщину – он просто не понял, кто бросился на него с широким бьетским мечом, одним ударом разрубил противнику плечо так, что меч застрял в кости. Шляпа упала с наполовину отрубленной головы, и из-под нее вывалились длинные черные волосы. Юэ в ужасе отступил, выдернул меч. Тело женщины осело мешком, зубы оскалились в страшной мертвой ухмылке. Мертвая бьетка еще какое-то время снилась ему по ночам.
«Вот так-то, великий стратег Юэ, – горько говорил он сам себе. – О тебе в военной истории так и запишут: Юэ, великий стратег, известен тем, что проигрывал даже войны с женщинами».
– Эй, Счастливчик! – мимо него, злорадно скалясь, прошел сотник их хайбэ Ору – невысокий полноватый крепыш с крепким затылком и широкими сросшимися бровями. – Еще ветром не унесло тебя? Ты смотри держись, не умирай, ты нам тут живой нужен – все наше воинское счастье к себе притягивать!
– Иди себе, – вяло махнул рукой Юэ. У него не было никаких сил препираться.
– Ну, не переживай. Ты слышал – вернулся господин Бастэ, скоро опять пойдем в атаку. Вы, как всегда, впереди! – Ору заржал, не стесняясь.
– Господин Бастэ вернулся? Когда? – оживился Юэ, пропустив шпильку мимо ушей.
– О, да тебе не терпится! – еще больше развеселился Ору. – Если ты глухой и слепой, то специально сообщаю: господин Бастэ теперь наш новый командующий, а старого командующего за наше топтание в грязи подвесили за ребра на площади перед Шафрановым Чертогом!
– А господин Бастэ уже вернулся – или только послал ото-ри? – спросил Юэ. Ору, которому хотелось посплетничать, рад был и такой компании.
– Как, ты ничего не знаешь? – удивился он. – А еще сотник… Ну ладно, так и быть. Господин Бастэ теперь и не вернется – ему по рангу не положено. Он теперь займет ставку командующего в крепости Уюн. Теперь кто-то из его хайбэ скорее всего займет его должность, а кто-то из сотников – должность хайбэ. Ты понимаешь, о чем я толкую? А впрочем, уж тебе-то стать хайбэ точно не грозит. – И Ору снова залился своим похожим на конское ржание хохотом.
Юэ слабо улыбнулся.
– Да псу ее, эту должность хайбэ. Главное, что теперь у нас есть командующий, который не будет бестолково гонять нас по этим смердящим болотам!
– Э-э, не скажи, – хитро прищурился Ору. – Разве ты не затем воевать пошел, чтобы стать сначала хайбэ, а потом главнокомандующим?
– Тот, кто залез на высокую гору, должен знать, что, упав с нее, можно и разбиться, – усмехнулся Юэ. – Я уже забыл, зачем я вообще пошел сдавать на степень сэй. По-моему, я тогда просто начитался умных изречений стратега Фэня и был очарован его словесностью.
– А кто не был? – неожиданно дружелюбно хмыкнул Ору. – «Когда противник покоряется без борьбы, сам собой, это искуснейшая победа», – процитировал он и, помолчав, добавил: – Что-то не похоже, что бьеты сами собой покорились, хоть ему, хоть кому бы то ни было…
