– Хвала Синьмэ, ты уже хоть что-то начал соображать, – одобрительно сказал господин Бастэ. – Я приказал стянуть все войска под Уюном. Необходимо провести смотр и перераспределить силы.
– О! – только и сказал Юэ, но в его голосе было столько облегчения, что Бастэ на это шевельнул пальцами:
– Знаю, знаю, можешь не говорить, как вы все этому рады. Император разрешил мне дать людям месячный отдых. И собрать новый обоз.
Юэ подумал о том, что на месяц избавлен от джунглей и выматывающего ожидания удара со спины, и почувствовал, что снова хочет жить. Должно быть, это отразилось у него на лице, потому что господин Бастэ, внимательно наблюдавший за ним из-под своих тяжелых, будто вечно сонных век, улыбнулся:
– Вот это мне уже больше нравится! Поправляйся! Это приказ!
С этими словами он вышел, а Юэ озадаченно уставился в затянутый шелком потолок. По мере того как к нему возвращалось сознание, возвращался и привычный порядок вещей. И этот порядок был немыслимым образом нарушен тем, что он, простой сотник, лежит в шатре главнокомандующего, и господин главнокомандующий запросто заходит осведомиться о его здоровье.
Все, что он знал о военном деле, противоречило этому. В куаньлинской армии испокон веков культивировалась строжайшая субординация. Так почему он, даже не будучи хайбэ, так интересует господина Бастэ?
Разгадка нашлась через три дня, когда лекарь господина Бастэ заверил его, что основная угроза жизни миновала, и лихорадка не вернется. Юэ действительно чувствовал себя намного лучше. К нему вернулся аппетит, и он снова начинал интересоваться окружающим. К вечеру третьего дня господин Бастэ сам пришел его проведать и на невнятные благодарности Юэ за столь высокую честь попросту отмахнулся:
– Ты что же, думаешь, я всех наших воинов так обхаживаю, сотник? Э-э, нет, мой мальчик, ты мне нужен, и я собираюсь тебя использовать. А мертвый ты мне совсем не нужен.
– Как прикажете. – Все внутри Юэ напряглось в ожидании. Бастэ остро глянул на него и рассмеялся.
– Ладно, не буду тебя томить. У меня есть сведения, что новую столицу бьеты построили в горах. Тащить туда армию наугад глупо. Сведения моих разведчиков противоречивы и путаны. Путь туда сложен. И кроме того, мне нужен человек, который не просто запомнит то, что увидит, но и оценит с точки зрения военного стратега: расположение возвышенностей и низменностей, водные и пешие пути, высоту стен, особенности рельефа… Который сможет впоследствии помочь мне спланировать нападение, если мы ее найдем, эту их столицу. Этот человек – ты, Счастливчик.
– Откуда вы знаете… – ахнул Юэ, густо покраснев. Он считал свое прозвище всего лишь докучным, но в устах командующего армией было стыдно его слышать.
– Я знаю больше, чем ты думаешь, – усмехнулся Бастэ. – Я пошлю с тобой всего двадцать человек. Ровно столько, чтобы суметь отбиться в мелкой стычке и унести ноги, если что. Твоя главная задача – просочиться туда и остаться незамеченным. Это было бы лучшим, поэтому с тобой пойдет проводник из бьетов. Хоть что-нибудь по-бьетски понимаешь?
– Да, немного. – Юэ некстати вспомнил окровавленное лицо Нгу.
– Вот и отлично, не придется посылать еще и переводчика, они у меня и так на вес золота, – обрадовался Бастэ.
– И когда… Когда нужно будет это сделать? – осторожно спросил Юэ. Мысль об отпуске и Ы-ни слабо трепетала в его голове.
– Через два дня – это самое позднее, – жестко сказал господин Бастэ. – Когда мы подтянем обоз и воины наберутся сил, я уже хочу иметь продуманный и достоверный план наступления. Я не могу себе позволить ничего, кроме победы. – Его лицо на мгновение сморщилось, стало старым и некрасивым. – Мы все не можем.
– Я очень постараюсь вернуться, мой господин, – пробормотал Юэ, чувствуя, как на него снова наваливается ватная усталость.
Господин Бастэ наклонился к нему, черные глаза впились ему в лицо:
– Уж постарайся, мой мальчик. Потому что я буду ждать тебя с приказом о назначении хайбэ. Заслужи его – или умри при попытке.
Господин Хаги пребывал в растерянности. Все получалось так, как он хотел в самых потаенных мечтаниях… и в то же время что-то тревожило его.
Ведь когда он приглашал судью Гань Хэ в свой дом в двенадцатый день месяца Пионов, приглашал ведь не без умысла, так? Так. Дочь и жену предупредил, чтобы были любезны и одеты в лучшее, так? Так. А дочь ведь у него умница и красавица, так? Так.
Так почему же он неприятно удивился, когда судья Гань Хэ спустя половину луны высказал ему по этому поводу приличествующее случаю восхищение, которое он, Хаги, принял со всей возможной благосклонностью, а еще через половину луны попросил ее руки?
Да, верно и то, что здесь, в Нижнем Утуне, он мог выбрать любого из сотни богатых и знатных юношей. Но так он породнится с семьей столичного чиновника, судьи, которого сам Шуань-ю послал провести столь важное расследование…
И все же господин Хаги колебался. Что-то точило его, словно червь. Возможно, то, что он позволил себе нарушить незыблемое правило и испытывать к судье неприязнь. Одно дело – дотерпеть и отправить гостя восвояси и совсем другое – отдать ему любимую красавицу-дочь.
Господин Хаги решил поступить против всех правил, которые предписывали главе семейства исходить при выборе замужества для дочерей из собственных интересов, и спросить мнения дочери. По крайней мере она видела его гостя и даже беседовала с ним, умудрившись весьма мило сыграть на цитре простенькую мелодию и обсудить с Гань Хэ несколько старинных любовных историй печального и невинного содержания, какие приличествовало читать девушке ее возраста.
На самом деле он почти надеялся, что Ы-ни проявит характер и взбунтуется, – он достаточно хорошо ее знал. Но, к его удивлению, дочь только довольно улыбнулась, польщенная, что столичный гость обратил на нее внимание. Господину Хаги хотелось сказать ей, что ее новоявленный жених чем-то неуловимым напоминает ему ядовитую змею, что он опасен, и она никогда не сможет им вертеть, как скорее всего рассчитывает, обманувшись его тихим мягким голосом и невзрачным видом.
Но разве можно в чем-то убедить семнадцатилетнюю девственницу, все подруги которой одна за другой выходят замуж? Господин Хаги вздохнул.
«Почему ты так странно настроен, уважаемый отец? – вполне резонно подняв брови, спросила дочь. – Моя дочерняя почтительность твоему приказу подразумевала быть любезной и производить впечатление. Еще ни один человек, которому я оказывала внимание, не оставался равнодушным. Если ты не хотел, чтобы судья Гань Хэ увлекся мной, то зачем ты меня ему показал? Сейчас уже поздно ему отказывать, насколько я понимаю. И, кроме всего прочего, я смогу жить в столице».
Она высказалась на редкость здраво, кисло подумал господин Хаги. Сейчас действительно поздно, – хотя бы потому, что само по себе его приглашение на домашнюю чайную церемонию звучало… Почти как приглашение на смотрины. Судья его по меньшей мере не поймет, и несмотря на то, что под присмотром печального секретаря росли пухлые папки отчетов и опросов, которые никак его не касались, делу еще не вынесен окончательный вердикт, а уж господин Хаги прекрасно знал, сколь гибким оружием является правосудие.
