– Кто-то послал два письма в сторону куаньлинов, – сказал Эгце, хмуря брови. – Должно быть, наш куаньлинский друг здесь не только для проявления дружелюбия.
– Не сомневаюсь в этом, – улыбнулся Эхэ-Гэсэр и протянул руку. Ему на руки выпало два исписанных листка бумаги.
– На обоих листках одинаковый текст на первый взгляд. Однако может быть зашифровано, – кивнул Эгце. – Прислать кого-нибудь?
– Не надо, – медленно ответил Эхэ-Гэсэр. – Я попытаюсь… сам. Больше ничего? – Он остро глянул на помощника.
– Ничего.
– Тогда ступай. – Эхэ-Гэсэру не терпелось приступить к расшифровке. Ему всегда нравилось это занятие, и он справедливо мог гордиться собственноручно разработанной им для князя системой ключей для шифровки сообщений. Которые с тех пор всегда мог читать свободно, так как произведенные князем замены были чересчур неумелыми.
Солнце еще не коснулось земли, когда Эхэ-Гэсэр вызвал Эгце еще раз и, невозмутимо улыбаясь, вручил ему оба послания:
– Их надо доставить по назначению. По возможности не обнаруживая того, что их просматривали.
– То есть… в них нет ничего… особенного? – с нажимом спросил Эгце.
Глаза Эхэ-Гэсэра сузились, как у хищника, готовящегося к прыжку.
– Ничего, – опасно мягким тоном произнес он. – Совершенно ничего.
Глава 14. Битва за Тэмчиут
Через два дня после того достопамятного приема лазутчики доложили, что по плоскогорью Танг движутся люди. Их численность они оценили так же, как и в прошлый раз. Эхэ-Гэсэр сообщил об этом на спешно созванном совете, на котором присутствовал и Юэ. По общему мнению, к перевалу Тэмчиут они подойдут через пять дней. Значит, через два дня им следует выступить самим, для того чтобы занять позиции и оценить местность. Юэ составил детальный план действий своих людей. Его комната была завалена собственноручно нарисованными картами: он понимал, что в отличие от выросших в этих местах ургашей куаньлинам необходимо гораздо более тщательное планирование. Итак, согласно планам, разработанным Эхэ-Гэсэром, следовало охранять каждый из трех ведущих в Ургах путей. Военачальник склонялся к тому, что, возможно, идущие по плоскогорью Танг люди – это передовой отряд, а какие-то группы будут пытаться пройти другим путем и особо настаивал на охране всех трех. Юэ не мог не согласиться с разумностью его доводов: если его сведения верны, и впрямь на то похоже. Только самоубийца или очень самонадеянный человек будет пытаться штурмовать неприступное горное царство с десятью тысячами плохо обученных варваров. И он не мог винить Эхэ-Гэсэра в том, что тот оставил охранять столицу отборные войска: во-первых, он и сам выслал бы чужеземцев на передовую, а во-вторых, всегда может произойти нечто непредвиденное.
Неохотно, но он все-таки выделил Юэ еще пятьсот человек. Всего, как понял Юэ по тщательно скрываемым недомолвкам, обмену взглядами и прочим признакам, Ургах сейчас поднял на копье около пятидесяти тысяч воинов. Но, судя по некоторым признакам, на самом деле в Ургахе не менее чем стотысячное войско. Если князь выставит его против десяти тысяч варваров, он будет выглядеть смешно, Юэ понимал это.
Уже перед самым выступлением к нему подбежал запыхавшийся Шанти. В руках он сжимал сложенный во много раз листок. Печать Юэ узнал сразу. Он жадно впился в лист, ощупывая его: возможно, это послание тоже «с секретом». Почерком Бастэ на листе было начертано:
Там, где Падме заплакал, как говорят,
Все, что кажется ясным, становится темным.
Все, что ложью покажется, – правда.
Если солнце увидишь перед собой,
Обернись – за спиною оно…
Это было старинное стихотворение из поэмы «Любовный напиток из Ургаха», написанной сто пятьдесят осеней назад и с тех пор неоднократно разыгрываемой в театральных представлениях. По его сюжету героиня чуть не вышла по ошибке замуж за богатого сановника, очарованная изысканными посланиями, которые на самом деле писал находящийся в ее свите переодетый принц. Юэ похолодел. Ему уже не было нужды читать зашифрованное послание, нанесенное вначале. Бастэ нашел способ сразу дать ему понять то, что хотел: планы поменялись, и ему следует обернуться и поддерживать того, кого он считал необходимым уничтожить. Правящего князя.
Юэ почувствовал, что, несмотря на холод, покрывается липким потом. То, что он еще утром считал своим преимуществом – численный перевес врага, – становился угрозой. Он лихорадочно пытался себе представить, как ему следует известить Гуй Бо.
Воины в полном боевом построении ждали его во дворе. Юэ уже плюнул на куаньлинские церемонии и приказал им всем поутру натереться жиром, как это делают местные монахи и крестьяне. По крайней мере лицо не так жгло ветром. Юэ вскочил на коня, суеверно стараясь не наступить на собственную тень: это считалось плохой приметой. На душе у него было скверно. Если уж ему придется умереть, хотелось бы знать за что.
Они выехали под рев куаньлинских труб, породивших в горах долгое эхо. Юэ поглядывал на ослепительное солнце: он на какое-то время запретил себе думать о послании Бастэ и его последствиях. Ему необходимо успокоиться, так как Юэ знал за собой недостаток – излишнюю торопливость, ведущую к неоправданным решениям. Сейчас он командует не одной сотней, а пятьюдесятью. И даже больше.
Месяц Инея в Ургахе принес в горы настоящие метели, прошедшие несколько дней назад и завалившие снегом дороги.
«Для настоящих лавин еще рано, – сказал ему напоследок настоятель, щурясь на солнце, горевшее в сиреневом небе белым холодным огнем. – В ближайшие дни будет холодно и ясно».
Юэ прислушивался к тому, как хрустит под копытами снег – мелкий, жесткий, вовсе не похожий на мягкие белые хлопья, каким он представлял снег в Нижнем Утуне, ежился от резкого ветра под своими мехами и думал о том, скольким из них предстоит умереть.
Внизу кипела смерть. Юэ, нервно кусая губы, уже давно бросил притворяться невозмутимым. Ему, как командующему, полагалось следить из неприступного укрытия (то есть из шатра на небольшом скалистом выступе, к которому вела вырубленная в скале узкая лесенка), однако больше всего он бы сейчас хотел оказаться там, внизу, вместе с теми, кто сейчас приносил ему победу… Или поражение. Однако куаньлинский устав запрещал военачальникам принимать участие в бою. И ему оставалось смотреть… и отдавать приказы сигнальщикам.
На узкой, прижавшейся к боку горы дороге убивали друг друга двадцать тысяч человек. Гуй Бо и его люди, против ожиданий, оказались не на передовой, а замыкающими. Однако с горы, где расположилась ставка Юэ, его сигналы могли видеть все, кто находился внизу. В этом и состоял его план, когда он два дня, обдирая кожу на руках, обследовал местность. И его тактика сработала!
В шеренгу на дороге в самой узкой точке перевала, где он наметил место боя, могли поместиться только двадцать человек. Это было и преимуществом, и недостатком одновременно. Их тактика была разработана Юэ и Шанти до мелочей. Две сотни лучников с полными колчанами выслали степнякам навстречу тучу стрел. В первый момент боя варвары явно растерялись: видимо, они никак не рассчитывали, что куаньлины встретят их стрелами. Лошади степняков и они сами судорожно заметались по узкой плошадке, сминая свои и куаньлинские ряды. Юэ понял свой промах, только когда увидел, как люди бессмысленными грудами срываются в обледенелую пропасть: варвары были на лошадях. Все. У них вообще не было пехоты. Поэтому после первых трех-четырех залпов они легко врубились в ряды его лучников, размахивая мечами и ужасающего вида пращами – шипованными железными шарами на короткой цепи. Такой удар валил с ног коня со всадником, а легковооруженных пехотинцев косил целыми рядами. Над ущельем повисли вопли ужаса.
