Поднялся Холз.
— А как насчет Стены, ваше величество? Как насчет заклинания погоды?
— История учит нас, что бывают периоды, когда остается только молиться, — ответил Морг. — Придется какое-то время пожить без заклинания погоды, пока мы во всем разберемся. Мне придется на несколько дней отойти от государственных дел, чтобы заняться Погодной Магией и понять, как лучше применить ее. Моя первая задача — восполнить вред, причиненный Эшером, и предотвратить катастрофу.
Снова заговорил Пейн Сорволд:
— Ваше величество… вам потребуется Главный маг.
Морг кивнул.
— Я назначу преемника Дурма, как только минует кризис, советник Сорволд. Все, что мне сейчас необходимо для восстановления безопасности королевства, это книги и записи Дурма. Не беспокойтесь. Я справлюсь.
Кивнув, Сорволд поинтересовался:
— Ваше величество, а что насчет Тайного Совета?
Морг сделал суровое лицо.
— Он тоже подождет до окончания кризиса. — Сорволд нахмурился, а Морг обвел взглядом советников. — Добрые мои подданные, вы еще не поняли? Лишь по чистой случайности мы избежали гибели, которую готовил нам Эшер. Жизнь изменилась, возможно, навсегда. Теперь послушайте, и я объясню более полно, что имею в виду…
* * *
Подъехав в карете к Башне, Гар испустил стон, увидев Даррана, ожидавшего своего принца на пороге его роскошной тюрьмы. Однако он постарался улыбнуться, когда старик с поклоном отворил ему дверцу кареты. Улыбка вышла неестественной. Удалось ли ему обмануть Конройда, предупредив Общий Совет о недопустимости гонений на олков? Верилось в это плохо. Он чувствовал усталость, отчаяние и страшную печаль.
— Ну, что ж, старый друг, дело сделано, — сообщил он Даррану, когда карета уехала. — Я снова принц. Гар, Лишенный Магической Силы.
В глазах старика стояли слезы.
— Да, господин.
Гар и сам старался не заплакать, а потому говорил громко и твердо:
— Это к лучшему. В конце концов, все случается по воле Барлы. Магии я лишился, и вряд ли в этом виноват Конройд. По правде говоря, ни в чем он не виноват. Я могу его ненавидеть, но винить не имею права. По крайней мере, в том, что он величайший из волшебников, оставшихся в королевстве.
— Вы правы, господин.
— Хочу сходить в конюшню, попрощаться с лошадьми перед тем, как…
Дарран коснулся его рукава.
— Простите, господин. Их уже увели. Люди из Гильдии Коннозаводчиков. Я не смог им помешать, у них был письменный приказ от… от его величества. Я сумел только спрятать маленького ослика. Если он будет пастись на заднем дворике, никто его не заметит. Я просто подумал… вдруг пригодится. Пусть щиплет травку на лужайке.
Бедняга Дарран. Он выглядел таким удрученным, таким виноватым.
— Ничего страшного, — утешил старика Гар. — Конечно, помешать им ты не мог. — Баллодэр. О, Баллодэр. — Ну, раз на конюшню ходить незачем, пойду-ка я прогуляюсь. Не беспокойся, если я задержусь, Дарран. Мне надо о многом подумать.
— Хорошо, господин, — ответил Дарран. Когда Гар уже повернулся, собираясь уйти, старик окликнул его: — Господин…
Гар оглянулся.
— Что?
— Будьте осторожны. Не заходите слишком далеко. Не давайте этому человеку повод причинить вам дополнительные неприятности.
Принц улыбнулся.
— Что еще он может со мной сделать, Дарран?
Старик подошел ближе; лицо его сморщилось от боли и отчаяния.
— Лишить жизни.
— Жизни? — Гар рассмеялся. — Вот как. Жизни. А знаешь что, Дарран? Я начинаю думать, что он способен на это. И возражать не буду.
— Господин!
Гар похлопал Даррана по плечу, чтобы успокоить старика.
— Все нормально, — сказал он и добавил: — Я пошутил.
Дарран погрозил ему пальцем, совсем как в те времена, когда Гар был ребенком.
— Вот как? Если это шутка, то совсем не смешная!
Не ответив, Гар повернулся и пошел к роще, за которой располагалась усыпальница его рода. Вероятно, он нарушил запрет Конройда, отойдя от Башни на такое расстояние, но Гару было наплевать. Если Конройд рассчитывал разделить Гара с семьей, то глубоко ошибался.
Как всегда, в склепе было холодно и темно. Зажигая фонарь, Гар старался не думать о том, что некогда мог выжечь огонь с помощью магии.
Колеблющееся пламя отбрасывало на стены склепа причудливые тени, играло отсветами на мраморных лицах самых родных и близких людей. Он поцеловал отца и мать, пощекотал мраморную ступню Фейн. Потом уселся на пол, прислонившись спиной к стене.
— Простите меня, — попросил он у молчащего склепа. — Давно я у вас не был, но… Слишком многое случилось с тех пор, как вы ушли.
Мать прошептала: Ничего страшного, дорогой. Ты человек занятой.
— Не такой уж занятой, как ты думаешь, — возразил Гар. — Отец, я должен покаяться перед тобой. Я потерял две самые дорогие вещи, которые ты мне оставил — корону и коня. Кажется, ты вырастил непутевого сына.
Отец явно недоволен. Похоже, что да. А вернуть обратно ты их не сможешь?
Конечно, не сможет. Толку от него никакого. Это сердитый голос сестры.
— Простите, — еще раз сказал Гар. — Я сделал все, что мог. К сожалению, у меня не хватило ни сил, ни способностей для такого случая.
Опять тишина. Они действительно говорили с ним, или это плод воображения? Может, он сходит с ума? А если даже так… Разве это имеет значение?
Типичное для него поведение, фыркнула Фейн. Хнычет, стонет, вздыхает. Удивительно, что ты не утонул в море жалости к себе еще много лет назад. Да не сиди же здесь, идиот. Сделай хоть что-нибудь.
Эти слова, пусть и воображаемые, ранили очень больно. Ухватившись за мраморную ступню Фейн, он вскочил с пола.
— Что я могу сделать? — сердито спросил он. — У меня нет больше власти. Я изгнан из собственного города. Я лишен всех прав, унижен, одинок. А что ты стала бы делать на моем месте?
Ответ пришел не на словах, а ослепительной вспышкой, озарившей его память. И он вспомнил о забытом намерении.
Дневник Барлы. Если верить Дурму, их единственная надежда. Что это значит, он понятия не имел. Но Гар верил Дурму. Ему ничего другого не оставалось. Больше ждать помощи неоткуда.
Проклятие, как он мог забыть? Он должен найти дневник. Надо сейчас же возвращаться в Башню и перерыть всю библиотеку Дурма, пока Конройд ее не хватился и не потребовал назад. Ничего, что он уже дважды перебирал книги Дурма, но никакого дневника не видел. Дневник должен быть там. Само собой, Дурм его хитро спрятал, была у старика такая привычка.
