Дарран смотрел на него со смешанным чувством изумления и печали.
— Эшер, все твои деньги конфискованы. Твое имущество тоже. У тебя даже старой рубашки не осталось.
Этого следовало ожидать, подумал Эшер. Джед. Он проглотил горечь. Вдруг вспомнил еще о чем-то и резко сел, забыв о боли.
— А Сигнет? Что с ним?
— Мне очень жаль, — ответил Дарран, помолчав, — но с конюшни забрали всех лошадей. Кто-то мне говорил, что твоего коня — прости, мне действительно очень жаль — забрал Конройд Джарралт.
Эта новость была мучительнее, чем все страдания плоти. Он закрыл обезображенное побоями лицо израненными руками и почувствовал, что вот теперь его крепкая как железо воля ломается. Его конь, его Сигнет, стал жертвой этого жестокого человека, его острых шпор и плетки.
Дарран подступил к решетке вплотную.
— Знаешь, Эшер, а ведь мне все рассказали, — прошептал он. — Это правда? Что ты можешь… Ты меня понимаешь?
Сраженный вестью о несчастном Сигнете, Эшер отнял ладони от лица.
— Какое это имеет значение?
— Эшер! Это правда?
Эшер не двигался. Но отрицать не видел смысла.
— Правда. Но на твоем месте я бы не стал брать с меня пример. Джарралт тебя уничтожит.
Дарран, казалось, разрывался между страхом и любопытством.
— Но если у тебя есть… сила… разве ты не можешь вырваться на волю?
Он сам задавал себе тот же вопрос. Эшер полагал, что это возможно. Теоретически. Скажем, он мог вызвать в городе такой мороз, что все жители превратились бы ледяные статуи. Потом он мог бы выбраться из клетки и убежать. Но, скорее всего, при первых же признаках магии стражники просто оглушили бы его дубинками. Или забили бы насмерть. И опять же бежать некуда.
— Нет. Не могу.
Дарран подался вперед, почти касаясь решетки лицом.
— Я знаю, почему ты это сделал.
Эшер открыл глаза.
— Теперь не имеет значения почему.
— Ты сделал это, потому что любишь его.
Эшер рассмеялся.
— Теперь ты веришь? — Он приложил скованные руки к груди, унимая острую режущую боль. — Гар для меня был большим братом, чем Зет, Вишус или любой другой из моих родных братьев. Я сотню раз мог уйти. И следовало уйти. И хотелось. Но я не ушел. И нарушил Закон Барлы, потому что он попросил. Потому что он обещал защитить меня, а я поверил. Я думал, его слово чего-то стоит. — Он сжал кулаки. — Лучше подумай о себе, старый трухлявый пень. Внимательно посмотри на то, что здесь происходит, и дважды спроси себя, куда ты идешь, оставаясь с ним. Потому что верность приведет тебя сюда же. Дарран вцепился пальцами в прутья решетки.
— Послушай, Эшер…
С противоположной стороны телеги Джессип и остальные стражники сбились в кучку вокруг разносчика, чтобы выпить эля и подкрепиться пирогами с мясом, которые готовились на переносной жаровне. Один шевелил угли кочергой, и они дышали алым жаром. В мозгу Эшера проснулось ужасное воспоминание, мышцы свело судорогой, и он обмочился. Ему стало стыдно.
— Эшер?
Он обозлился.
— Убирайся, Дарран. Нечего тебе здесь делать, я устал от твоей безобразной рожи.
Дарран не сдвинулся с места.
— Не раньше, чем ты услышишь то, зачем я пришел.
— Мне плевать.
— Гар не виноват.
Эшер горько усмехнулся.
— Не виноват? А кто же тогда виноват? Он обещал защитить, а теперь смотри, где я и что со мной!
— Если позволишь, я объясню, тогда…
— Объяснишь? — спросил Эшер язвительно. — Объяснишь что? — Ему хотелось закричать, броситься вперед, схватить старика за горло и заставить замолчать. — Что Гару пришлось переступить через себя? Я это знаю!
— Прошу тебя, Эшер, ты должен понять его положение!
— Я понимаю! Он жив, а я скоро умру. Он в своей Башне, а я в этой клетке. Я спас ему жизнь, Дарран! Если он и дышит сегодня, то только благодаря мне!
— Я знаю. — Дарран закивал головой. — И он знает.
— Значит, он должен остановить все это! Он мой должник, понимаешь, старик?
— О, Эшер, — прошептал Дарран дрожащим голосом. — Неужели ты думаешь, что он не спас бы тебя, если б мог? Но он не может! У него связаны руки, он…
— Связаны? — зловеще спросил Эшер и поднял свои руки в кандалах. — Проклятие, у меня они закованы!
Дарран отступил назад, огорченно качая головой.
— И это он знает. И страдает, Эшер. Ты даже не представляешь себе, как он страдает. И ничего не может сделать. Ему угрожает опасность. Ужасная опасность. Ему… и народу олков. Он был вынужден подписать твой приговор.
— Он король, Дарран! Он может его отменить!
В глазах Даррана стояли слезы.
— Уже нет. Разве ты не знаешь? Тебе не сказали? Сегодня днем он отрекся от престола в пользу Конройда Джарралта. Новый король заключил его в Башню. Все, что он сможет для тебя сделать, — прийти сюда и сидеть в этой клетке вместе с тобой.
Последняя надежда угасла. В отчаянии Эшер бросился на решетку, у которой стоял Дарран, и прижался к ней лицом.
— Тогда пусть приходит! Скажи ему, ты, старый вонючий козел! Скажи ему, что он предатель, и ему должны отрубить голову острым сверкающим топором! Но поскольку голову отрубят мне, передай ему: я надеюсь, что он будет умирать медленно, долго, в течение многих лет, и что каждая минута, каждый час, каждый день его умирания будут исполнены мучительных страданий, и пусть всякий раз, когда он будет закрывать глаза, он видит мое лицо! Лицо друга, которого убил! — Лишившись сил, он содрогнулся и сполз по решетке на солому. — Убирайся, ублюдок! Скажи ему!
Должно быть, Джессип услышал его голос, потому что оставил своих товарищей, подошел к клетке и ткнул узника древком копья. Эшер почти не обратил внимания на болезненный удар, разодравший ему кожу.
— Заткни рот, изменник! — прорычал Джессип и повернулся к Даррану. — Простите, господин, но две минуты давно прошли и…
— Ну что ж, хорошо, — сказал Дарран. — Я сейчас ухожу.
— Отлично, — с облегчением произнес Джессип. — Спокойной ночи, господин.
— Спокойной ночи, Джессип, — пожелал Дарран. — И… спокойной ночи, Эшер.
Тот собрал остатки слюны и плюнул в Даррана.
— Плевал я на тебя, Дарран. И плюю на тот кусок дерьма, что засел в Башне.
Джессип ударил его. Потом ударил еще раз, и еще, и бил до тех пор, пока Эшер не замер неподвижно на дне клетки. Он лежал на гнилой соломе и только рычал в ответ на тычки, вдыхая зловонные запахи навоза, тухлых яиц и блевотины. Потом к Джессипу присоединились остальные стражники, разгоряченные элем. Их яростные выкрики смешались с одобрительными возгласами и рукоплесканиями толпы.
