Эшер даже вспоминать об этом не хотел. Всего за час до рассвета он очнулся на полу Погодной Палаты, окоченевший от холода, с лицом, стянутым коркой высохшей крови, в разорванной рубахе. Очнулся и плакал, как ребенок, как сопливая девчонка от испуга, замешательства и ужаса.
А теперь Гар желает об этом поговорить.
Но у него такого желания нет. О чем здесь говорить? Никто не должен знать, что случилось прошлой ночью. И они никогда не должны заговаривать об этом, даже оставшись наедине. И он скажет об этом Гару, как только они отъедут подальше от Башни.
И пусть на этом все закончится.
Лошади были уже оседланы и ждали во дворе. Мэтт, державший их под уздцы, болтал с Гаром. При виде Эшера брови его поползли вверх, губы сложились дудочкой. Мэтт беззвучно присвистнул.
— Видел я дохлых кошек, которые выглядели получше. Что случилось?
Гар поспешил опередить Эшера с ответом:
— Эшер еще раз доказал, что он — мой самый усердный и верный слуга. — Несмотря на внешнее спокойствие, Эшер заметил, что король сильно нервничает.
— Такой уж он человек, наш Эшер, — согласился Мэтт, передавая Гару поводья Баллодэра. — Безоглядно предан. Ну а теперь прогуляйтесь, ваше величество, но будьте внимательны — что-то ваш конь резвился нынче утром.
В подтверждение его слов Баллодэр выгнул шею и забил копытом, а когда Гар уселся в седло, игриво запрыгал по двору. Пока король натягивал поводья и пытался унять строптивца, Мэтт повернулся к Эшеру.
— Выглядишь ты просто ужасно, — сообщил он, потуже затягивая подпругу на седле.
Эшер кое-как взобрался на терпеливо стоявшего Сигнета и благодарно кивнул Мэтту, который заботливо вдел в стремя носок его сапога.
— Слишком много работы и слишком мало свежего воздуха.
— Ты готов? — крикнул Гар, наконец справившись с Баллодэром.
Мэтт отступил на шаг и пристально посмотрел на Эшера.
— Зайди ко мне после прогулки. Надо поговорить.
— Нет у меня сейчас времени на разговоры. Целые дни провожу с этими треклятыми предводителями гильдий, вздохнуть некогда, — ответил Эшер и пришпорил коня. Потом обернулся и улыбнулся Мэтту.
— Спасибо, дружище.
И выехал за Гаром со двора.
* * *
В полном молчании, стремя в стремя, они рысью проехали несколько миль по пустынной дороге, ведущей к Черному лесу. На развилке, от которой уходила тропа к Пустоши, Гар свернул и погнал Баллодэра дальше. Эшер привстал на стременах и поскакал следом; длинная серебристая грива Сигнета развевалась на ветру и щекотала лицо. Они неслись под чистым голубым небом, рассекая холодный прозрачный воздух, пока не заехали в самое сердце Пустоши. Со всех сторон их окружала пустая каменистая равнина, и Гар, наконец, отпустил поводья, перевел Баллодэра сначала на рысь, затем на шаг и через минуту остановился. Эшер осадил Сигнета в нескольких шагах, сохраняя дистанцию; он сильно вспотел и тяжело дышал.
С минуту длилось неловкое молчание; когда оно стало невыносимым, Гар заговорил:
— Мы не можем делать вид, что ничего не случилось.
Эшер вытер слезы, выступившие от быстрой скачки.
— Я могу.
— Нет, — холодно и отстраненно молвил Гар, устремив взгляд куда-то вдаль. — Не можешь. Потому что у нас возникла проблема.
— Да что ты? — Эшер невесело рассмеялся.
Пальцы Гара, державшие поводья, сжались в кулак.
— Если ты намерен и дальше строить из себя шута, то я стащу тебя с коня и размозжу голову об эти проклятые камни.
Эшер смерил его взглядом.
— Попробуй.
Гар от злости пришпорил беднягу Баллодэра, и тот закружился на месте, топча копытами пыль и мелкие камни. Обидевшись на грубое обращение, жеребец коротко заржал.
— Не надо, Эшер. Это нам не поможет.
Эшер обвел взглядом горизонт.
— Ты прав. Нам поможет только одно. Я должен уехать.
Баллодэр нетерпеливо ударил копытом землю, предлагая хозяину скакать дальше. Гар снова натянул поводья.
— Ты этого не сделаешь.
— Почему? — удивился Эшер. — Сделаю. Я…
— Эшер, я лишился магии.
Где-то вдали тревожно прокричала птица. Сигнет фыркнул и взмахнул хвостом. Эшер откашлялся.
— Не понимаю, о чем ты.
Глаза Гара были полны отчаяния.
— Понимаешь. Оба мы понимаем. Гар-калека вернулся.
— Это невозможно. — Ужасное предчувствие охватило Эшера; он вздрогнул, словно над головой захлопала черными крыльями зловещая птица. И попытался разогнать страх словами.
— Послушай, ты просто вымотался. Воображаешь всякое.
— Воображаю?! — закричал Гар. — Как ты смеешь так говорить? После всего, что я пережил? Двадцать четыре года абсолютной внутренней пустоты и всего несколько недель обладания магией! Думаешь, я успел позабыть ощущение той пустоты? Я пуст, Эшер. Лишен всякой силы и даже воспоминания о ней. В то время как ты… ты…
Эшер невольно содрогнулся — столько боли было в глазах короля. Натянув поводья и сжав коленями бока Сигнета, он заставил его отступить на два шага.
— Молчи. Не говори ничего.
Но Гар был неумолим.
— Я должен сказать. А ты должен выслушать.
— Нет. Не могу… и ты не имеешь права просить меня… не можешь рассчитывать, что я…
— Могу, Эшер. Если рассуждать по совести, я не имею права долее оставаться королем, но я сын своего отца. Его преемник. Последний представитель Дома Торвигов, которые на протяжении почти четырехсот лет заботились об этом королевстве. Я знаю, что такое долг, и я свой долг исполню. Любой ценой, невзирая на последствия.
— Какие последствия? — горько усмехнулся Эшер. — Для тебя не будет ни цены, ни последствий! Цену заплатят обычные люди, как я и Тимон Спейк, и для них наступят последствия, а не для тебя!
Гар пристально посмотрел ему в глаза.
— Прошлой ночью, Эшер, ты вызвал дождь. Поэтому не надо говорить мне об обычных людях. Ты кто угодно, но только не обычный человек.
— Если я говорю, что обычный, значит, обычный! — выкрикнул Эшер, и Сигнет в испуге дернул головой и прижал уши. — Думаешь, мне это надо? Магия! Ха-ха! Да если есть хоть один способ избавиться от нее прямо здесь и сейчас, я с радостью!
— В самом деле? — спросил Гар, прищурившись. — Ты уверен? Только не говори мне, что прошлой ночью ты чувствовал только боль. Ты же упивался магией! Я видел твое лицо! Ведь я знаю, что ты ощущал!
Потрясенный и обезоруженный этими словами, Эшер смотрел на короля. Резкий порывистый ветер безжалостно хлестал по щекам и пробирал до костей. Сигнет беспокоился, переступал с ноги на ногу, словно готовился сорваться с места.
