Мраморный Борн не пошевелился и продолжал крепко спать под мирное потрескивание свечей.
— Я помог тебе погубить Тимона Спейка? И заставил Эшера смотреть! Зачем? Чтобы все видели, что наша власть в этой стране неколебима? Чтобы олки никогда ничего не узнали о своей магии? Чтобы продолжалась эта постыдная, бесконечная череда узаконенных подлогов и лжи? Мы не спасли Лур, мы его украли. Захватили. Каким-то образом умудрились похоронить правду о прирожденной способности олков к магии. Ограбили их, отняли наследие и историю. Ты знаешь, кто я такой? Я преступный наследник преступной короны и ничем не лучше этого чудовища, Морга!
Никто ему не отвечал.
— А теперь пришло возмездие. И оно пало на меня. И что мне делать дальше? Моя магия иссякла. Исчезла, словно ее никогда не было. Дурм лежит без сознания, пребывая между жизнью и смертью, а Конройд… — Он глубоко и судорожно вздохнул. — Конройд ходит кругами, как хищник, и не станет ждать вечно. Все, что стоит сейчас между твоим королевством, отец, и пучиной гибели, — это необразованный рыбак из олков! Как такое стало возможным? Почему? Объясни мне, прошу, что это значит?
Его голос, исполненный боли и тоски, эхом отражался от стен, пола и потолка, порождая в атмосфере склепа почти ощутимые вибрации страдания.
Упав на колени у гроба матери, он взял ее холодную каменную руку в свои ладони, страстно желая, чтобы она услышала его.
— Мама… Мама… Я рос и видел, что с каждым человеком ты обращаешься учтиво и вежливо, невзирая на то, кто он по происхождению и чем живет. Булочник, мясник, придворный или слуга, доранец или олк — все они были для тебя равны. Все, что я знаю о живом наследии Барлы, о ее учении и законах, мне стало известно через тебя! И теперь я узнаю, что все это, скорее всего, ложь. Что же мне теперь делать, мама? Направь меня, прошу! Я жизнью поклялся защищать королевство и его священные законы! И если следовать клятве, я обязан убить Эшера! Но вместе с ним погибнет и королевство. Получается, как бы я ни поступил, все равно сделаюсь преступником. Ты этого для меня хотела?
Отпустив руку матери, он снова повернулся к Борну.
— Ты не был тщеславен и никогда не боролся за власть ради нее самой. Если бы ты хотел вручить королевство Конройду, если бы верил, что он способен жить во имя блага всех людей, а не во имя его собственного, то не стал бы просить у обоих Советов разрешения на рождение второго ребенка, и не родилась бы Фейн. Ты назвал бы его преемником трона — если не перед всем народом, то по крайней мере перед нами. Но ты этого не сделал. Я знаю, что ты не хотел моего отречения от престола. Знаю, что ты не хотел восшествия на трон Конройда. — Гар всматривался в черты мраморного лица Борна, ожидая ответа, какого-нибудь знака. — Согласен, что могу ошибаться. Возможно, Эшер — единственный олк, владеющий магией. Но если так, то разве это не чудо? Он рядом со мной в час труднейших испытаний. Разве не именно для этого он был рожден? Разве не должен я сохранить все в тайне, обеспечить его безопасность, пусть и нарушив закон Барлы?
Он перевел взгляд на Фейн.
— Знаю, как ты ответила бы, сестренка, — произнес он с сарказмом. — Ты сказала бы, что риск слишком велик. Ты собрала бы всех олков до последнего и упекла в тюрьму. Или послала бы всех под топор — на тот случай, если Эшер не единственный маг среди них. И заявила бы, что такова воля Барлы. А я в это не верю. Как Эшер может быть врагом Барлы и нашим врагом и одновременно — средством к спасению королевства?
Фейн хранила молчание. Она всегда отмалчивалась, если вопрос был ей не по нраву. Обессилев, Гар прислонился спиной к ее саркофагу. Ужасно болела голова.
— Даже если Дурм придет в себя, что тогда? Кому он будет верен? Барле? Королевству? Памяти погибшего короля, которого он любил как брата, или жалкому калеке, единственному уцелевшему из всей королевской семьи?
Он закрыл лицо ладонями.
— Я так устал, отец, — прошептал он. — Я запутался. Мне страшно. Мне не с кем посоветоваться. Единственный человек, которому я доверяю, Эшер, напуган еще сильнее меня. Барла видит, как мне тебя не хватает. Не могу понять, чего ты от меня хотел… Как поступил бы на моем месте…
Борн не ответил, и это могло означать все, что угодно.
Он вернулся в Башню уже ночью, продрогший и голодный, и никто из сострадания не беспокоил его. Кое-как перекусив, он забрался в постель и уснул… Ему приснилась смеющаяся Фейн, багровое небо, источающее кровавый дождь, и гибнущая Стена.
Он старался изо всех сил, но не мог проснуться.
Глава пятнадцатая
Лекарь Никс сидел в кресле и перечитывал свои заметки о практическом использовании семян лоррелы. Любопытнейший представитель флоры, лоррела помогает при гангрене и кровотечениях. Произрастает только вдоль дикого восточного побережья Лура, и обнаружить ее можно лишь на голых вершинах приморских скал, где она упорно цепляется за камень и тянется к жизни и солнцу. И это только одно из многих уникальных растений олков. Не располагая магией, их врачеватели использовали природные средства, и Никс им за это был бесконечно признателен. Пусть большинство доранцев и не согласятся, но, нравится им это или нет, даже с помощью магии нельзя добиться столь впечатляющих результатов. Знания олкских травников спасли жизнь многим доранцам, и Никс благодарил Барлу за это.
Исхудавший до неузнаваемости Дурм, возле постели которого сидел лекарь, вдруг тихо вздохнул и пошевелился. Никс приподнялся, внимательно всматриваясь в его лицо, но решил, что маг продолжает спать. А он уж испугался нового припадка. Никс облегченно вздохнул.
Нет, в самом деле, возблагодарим Барлу за целебные травы. Он полагал, что лишь благодаря им Дурм еще жив, ибо Никс давно исчерпал все средства волшебной магии.
Дурм снова пошевелился, вздохнул, лысая голова заерзала по подушке. Никс протянул руку, чтобы проверить пульс пациента, и тут…
Пальцы Дурма сомкнулись на его запястье.
— Помилуй, Барла! — закричал Никс, вскакивая на ноги. Глаза Дурма открылись; взгляд не сфокусирован, но больной смотрел. — Керрил! Керрил, сюда! — завопил Никс.
Дверь распахнулась, и в палату влетела Керрил.
— Господин! Что…
— Он очнулся! Благословенная Барла, он очнулся! Быстро принеси влажное полотенце!
Керрил убежала, а Никс приложил пальцы к голове Дурма, нащупывая пульс. Он оказался учащенным, но устойчивым.
— М-м-м… э-э… ф-ф… — мычал Дурм, пытаясь что-то произнести. — Х-х-ви…
— Тихо, тихо, — успокаивал Никс. — Ты в безопасности. Лежи спокойно.
Несмотря на заботливый уход, губы Дурма постоянно пересыхали и шелушились. Когда вернулась Керрил, за которой следовала толпа любопытных коллег, Никс взял у нее влажное полотенце и смочил им губы Главного мага.
От прикосновения взгляд Дурма обрел резкость. Он учащенно задышал и попытался сесть. Никс удержал его.
