— Ты начинаешь мне надоедать.
Мастер шагнул вперед и нанес сильный рубящий удар сверху прямо по лицу. Шлем помог лишь отчасти — нос всмятку, разлетевшаяся брызгами кровь, разорвавшееся солнце в стремительно заплывающих глазах и боль, всепоглощающая боль. Рустам отшатнулся назад и не упал только чудом. Мастер подошел вплотную.
— Об этом я и говорил, — сказал он тихо и без насмешки. — Полный контакт и никакой пощады. Кровь, боль и пот. Ты чувствуешь их, сержант?
Рустам не ответил. Мастер близко, очень близко. И только это имело значение. Левая рука шевельнулась, и деревянный меч начал свое движение. Медленно, очень медленно. Но ведь никто и не говорил об ударе. Только коснуться — и все. Мастер склонил голову и посмотрел на приближающийся дрожащий деревянный клинок. Когда оставался какой-то сантиметр, он шагнул назад и нанес удар.
Рустам мешком обрушился на землю. Ему так и не удалось дотянуться до учителя. Сознание покинуло его еще до того, как он упал.
Унтер-офицер Рустама подошел ближе, присел и проверил пульс.
— Жив.
— Конечно, — негромко отозвался мастер — умение точно рассчитывать силу каждого удара — непременная составляющая для учителей меча.
— У нас много целителей, — отстраненно заметил унтер, — к утру его поставят на ноги. Денек потренируется в облегченном режиме и послезавтра будет уже в порядке.
— Не надо облегченного режима, — сказал мастер, снимая с левой руки щит. — Он упертый, справится и с обычным.
— Да, упертый, — согласился унтер. — Займешься им?
— Не знаю, — мрачно отозвался мастер. — На одной упертости далеко не уедешь.
Унтер посмотрел на него снизу вверх.
— Парень прошел всю войну. Мальва, Лингенский лес, Лондейлская осада, Прайтенбери — отличный послужной список. Он прирожденный пехотинец. Будь у него вместо меча копье, он бы тебя достал. Победить не смог бы, но достал бы обязательно.
— Не знаю, — повторил мастер и отвернулся.
Унтер пожал плечами и пошел к казарме. Рустаму необходимо оказать помощь, и сделать это должны бойцы из его пятерки. Таков порядок. Мастер посмотрел на заляпанную кровью древесину тренировочного меча, оглянулся на лежавшее на земле безжизненное тело и оценивающе прищурил глаз:
— Упертый…
Целители — настоящее благо этого мира. Вся мощь технологической медицины Земли не смогла бы повторить достижения одного сонного заштатного целителя. Одна ночь — и ты снова в обойме.
Но есть и свои издержки. Чем интенсивнее исцеление, тем оно мучительнее. Короткая вспышка боли — и несколько часов нудного кошмара. То холодно, то жарко, мышцы ноют, кости зудят, скрежещешь зубами и не можешь найти покоя. И огромное искушение попросить друзей взять топор и вышибить из тебя дух.
А засветло ты снова на плацу, вместе со всеми. И безучастный унтер, остановившись, лениво цедит:
— Готов?
Нет! Не готов! Мне нужно время… у меня круги перед глазами и слабость в коленях. Отпустите меня, я хочу домой…
— Да, сэр.
Как приговор, вынесенный самому себе. И безумный день в роли гильотины. Бег, физические упражнения, тактические занятия — тупишь, срываешься с турников, плетешься в хвосте колонны, как последний слабак… Но ведь не надаешь? Не валишься на землю, выдыхая: «Все!»? Сам не зная почему, с диким отставанием — под насмешливыми взглядами остальных и сочувственными взглядами друзей — добегаешь до финишной черты. Пересекаешь ее и падаешь на колени, безуспешно пытаясь наполнить воздухом раскаленные легкие. Дышишь так, что болят мышцы, а воздуха все равно не хватает.
Пятерка рядом, пятерка с тобой. Тебя окружают, и руки друзей помогают тебе подняться. Подводят к целителю, стоят рядом, готовые прийти на помощь. Почему-то становится стыдно… их забота приятна, но все равно стыдно.
Целитель проводит перед твоим лицом ладонью, морщится:
— Досталось тебе.
— Я в порядке…
— Сдохнешь, — констатирует целитель.
Это замечание придает тебе сил. Повторяешь зло, резко:
— Я в порядке!
Любовь или злость — эти чувства рождают в нас силу, заставляя сжигать энергию без остатка. Побеждают жалость к себе и вынуждают нас упрямо поднимать руки перед подбородком, даже если бой твой уже проигран, а знамена твои растоптаны…
— Ну что там у вас? — слышится грубый окрик унтер-офицера.
Целитель смотрит в твои глаза и пожимает плечами:
— Он в порядке.
— А раз так, чего застыли?! Седьмая пятерка — строиться!
День прошел… Нет, правильнее будет сказать — это Рустам прошел этот день, прошел его от начала и до конца. Худо ли, бедно ли, но прошел, не упал и не сломался. Остался последний урок — владение мечом.
Учитель меча окинул скептическим взглядом мешки под глазами и трясущиеся руки ученика.
— Тяжелый день?
— Да, сэр.
— Хочешь отдохнуть?
— Да, сэр, — не стал врать Рустам.
— Отпросись, и я тебя отпущу. — Серые глаза смотрят серьезно, это не шутка.
— Нет, сэр.
— Что — нет? — не понял мастер.
— Я не буду отпрашиваться, сэр, — ответил Рустам. — Эти занятия мне нужны, и я не могу терять время.
— Но ты же только что сказал, что хочешь отдохнуть, — напомнил мастер.
— Если приходится выбирать между «хочу» и «надо», необходимо выбирать «надо», сэр.
Лицо мастера брезгливо скривилось.
— Ты что, философ?
— Нет, сэр.
— Это хорошо. Не люблю философов.
Их взгляды скрестились. Мастер прищурился:
— Повторим вчерашний бой, в полный контакт. Займи позицию.
Рустам поднял щит и выставил вперед деревянный меч. Сегодня он будет умнее и осторожнее. Вчерашний урок пошел ему на пользу. Внимательность и проворство, вот что он возьмет сегодня на вооружение.
Мастер увидел обреченную решимость в черных настороженных глазах. Не поднимая меча, он неторопливо пошел по кругу. Рустам, не спуская с него взгляда, поворачивался вслед за ним. Мастер вздохнул:
— Не так стоишь. Щит чуть ниже и ближе к себе.
В черных глазах мелькнуло удивление. Рустам послушно передвинул руку.
— Лезвие меча подними немного выше, а руку и эфес заведи за щит.
Рустам послушался. Мастер шагнул влево, Рустам повернулся следом.
— Стой! — скомандовал мастер. — Займи прежнюю позицию. — Он встал сбоку и недовольно прищелкнул языком: — У тебя корявые ноги, сержант. Это разве стойка? Левую ногу на полшага вперед… Стоять! Ты знаешь, что такое полшага, ученик?
