Это она может.
Нет, не может — а сможет, сделает! Лизетта решительным шагом вышла из гостиницы и отправилась искать автобус в сторону Клафама.
10
Сидя за столом служебного кабинета на Бейкер-стрит, Морис Бакмастер посмотрел на папку личного дела перед собой и тихонько вздохнул. На плечи ему давил весь груз ответственности главы Французского отдела управления специальных операций. Из папки на него глядела фотография молодой брюнетки, серьезное выражение лица которой ни в коей мере не скрывало юной прелести черт. Большинство новобранцев на фотографиях изображали хотя бы слабое подобие улыбки, но только не эта девушка. Взгляд ее словно заглядывал в самую душу. Бакмастеру даже стало слегка неуютно.
Казалось, девушка бросает ему вызов, побуждает согласиться на предлагаемую операцию — невероятно опасную и для самого опытного сотрудника, не говоря уж о такой девчонке… бывшей официантке. Морис напомнил себе, что практически все его агенты-женщины, вне зависимости от того, откуда пришли и чем занимались прежде, были достаточно грозной силой. Он мысленно снял шляпу перед Джепсоном — у капитана настоящий талант выискивать женщин с неисчерпаемыми запасами отваги и изобретательности. Большинство из них всегда ухитрялись оставаться на шаг впереди гестапо, доносчиков и французских полицаев, побеждали голод, болезни, несчастные случаи и прочие превратности судьбы.
Бакмастер вновь вздохнул. Способен ли он послать этого хрупкого эльфа на самую опасную операцию из всех, что до сих пор задумывало и проводило УСО?
Пробное задание эта девушка исполнила с такой дерзостью и решительностью, что у них с Верой до сих пор не находилось слов. Назначая ей задание, они хотели проверить, способна ли она действовать самостоятельно в большом городе, хватит ли ей выносливости и смекалки. Лизетте Форестер предлагалось разрушить систему безопасности железной дороги по какому-нибудь одному направлению, а она выбрала мишенью всю сигнальную систему на станции Клафам — затея куда как более отчаянная, но и несравненно более эффективная. Подобная диверсия могла привести к хаосу на всей южной железнодорожной сети.
Лизетта блестяще сыграла свою роль. Уговорила дежурного по станции пропустить ее на пути, где добрых два часа дотошно проверяла состояние проводов, пока не подобралась к сигнальной будке. К тому моменту сопровождающие уже утратили к ней всяческий интерес, и девушке удалось незаметно подсунуть в будку муляж взрывного устройства. Затем она хладнокровно заверила служащих, что с проводкой на станции полный порядок, поблагодарила за сотрудничество, пешком пересекла мост и затерялась в суматохе и толкотне Лондона. Все прошло без сучка без задоринки. Теперь никто не мог сомневаться в том, что она годится в тайные агенты.
Такие отвага и дерзость вызывали у Бакмастера чуть ли не зависть. Он нередко мечтал вернуться на активную службу. Увы, ему это было строго-настрого запрещено. Весной сорок первого года, когда его подразделение отступило из Дюнкерка, Бакмастера перевели в Британию и направили во французское отделение УСО, где на его плечи легла нелегкая задача: создать организацию, способную проводить диверсии, тесно сотрудничать с набирающим силу движением Сопротивления и разработать эффективную систему для обмена секретной информацией между Лондоном и Францией. У Бакмастера вполне хватало опыта для подобной работы, но он оказался совершенно не готов к тому, чтобы снова и снова посылать дюжины смельчаков на одинокую и опасную работу — посылать, зная, что половина из них назад не вернется.
Минувший год был особенно тяжелым для УСО. За каждый клочок полезной информации приходилось расплачиваться ворохом дурных новостей. Ряды разведчиков таяли. Удручающе много отважных мужчин и женщин стали жертвами предателей или просто были раскрыты сотрудниками абвера и гестапо. Эти агенты — его люди, его ответственность — теперь томились в застенках, страдали от голода, умирали медленной и мучительной смертью. А пленные немецкие генералы жили в роскошном особняке на Трент-парк, ни в чем не зная отказа — красивая обстановка, почтительная прислуга, приличная еда… даже горячий чай. Бакмастер покосился на свою чашку, которую поставила рядом Вера Аткинс.
Эта самая группа пленных генералов и стала причиной сегодняшней встречи. Прежде чем дать добро на предлагаемую операцию, необходимо прояснить детали. Все слишком уж неопределенно, все зависит от слишком многих факторов — а ведь, утверди он план, прекрасной юной женщине со скорбным взглядом останется рассчитывать лишь на себя саму.
Бакмастер откинулся на спинку стула, обводя взглядом остальных присутствующих. Его помощник, Боддингтон, должно быть, уловил беспокойство шефа. Подвинув очки чуть выше на нос, Боддингтон прокашлялся и глянул на капитана Джепсона.
— Уж слишком она юна для такого задания, — заметил он, высказывая вслух общие опасения.
— Большинство агентов-женщин молоды, — откликнулся Джепсон. — Однако вы же не станете отрицать, ее нельзя не заметить. Мы на это и рассчитывали, и поверьте, в девушке есть то, что заставляет мужчин терять головы. Из нее выйдет превосходный оперативный работник. Она — одна из самых умных рекрутов, которых я встречал, а тренеры в один голос отмечают ее устойчивость к боли и высоким нагрузкам. Однако для операции, которую вы задумали, все эти качества практически не понадобятся. Тут необходимо то, что Жаворонок продемонстрировала нам с первого же дня.
— Ее французскость, — закончил Бакмастер.
— Именно, сэр, — согласился капитан. — Семнадцать лет жизни во Франции. Что тут скажешь? Она француженка до мозга костей, хотя и старается это скрыть.
Бакмастер кивнул.
— А теперь вы скажете, что на самом-то деле еще более ценным сотрудником ее делают немецкие корни.
Он и не пытался скрыть сарказм.
Джепсон сухо улыбнулся.
— Нет, полковник. Я скажу, что ее наполовину немецкое происхождение, немецкое свидетельство о рождении и великолепное владение языком позволяют нашему плану звучать… ну, хотя бы отчасти реалистично.
— Никем другим в такой ситуации мы рисковать просто не можем, — вставил Боддингтон.
— Вся ее легенда — чистая правда, — гнул свое Джепсон. — Я не то чтобы поддерживаю операцию, сэр. Это по части Бурне-Паттерсона. — Он бросил взгляд на главу оперативного отдела. — Но мне кажется, возможность уникальная. У этой молодой особы есть все шансы забраться под шкуру врага.
— Благодарю, капитан Джепсон. Мы вас поняли.
— Сэр, — Джепсон поднялся, кивнул Боддингтону и Бурне-Паттерсону, затем посмотрел на Бакмастера и замялся, словно хотел прибавить что-то еще. Но, так ничего и не сказав, развернулся и вышел.
Бакмастер несколько секунд молчал, постукивая пальцами и обдумывая услышанное, потом перевел взгляд на Боддингтона.
— Итак, перескажите вкратце, что нам известно.
Боддингтон сверился с пометками в блокноте.
— Записи из особняка на Трент-парк таят в себе много интересного. Немецкие генералы поразительно откровенны в речах — им и в голову не приходит, что мы слышим каждое слово. Несколько недель назад у них зашел разговор об этом типе, Маркусе Килиане. Всех подробностей мы не знаем, но его отец был героем прусской войны. Он родом из богатой баварской семьи, аристократ, голубая кровь и все такое.
