Лизетта взяла конверт, надеясь, что дедушка не видит, как ей стыдно.
— Много остановок до Ватерлоо? — поинтересовался дедушка.
Лизетта понимала, что он просто цепляется за любую тему для разговора, старается отвлечь их от скорого прощания.
— Вроде бы нет. Кажется, только Уокинг и Клафам. Буду в Лондоне примерно в четверть шестого.
— А когда уезжаешь в Шотландию?
— Завтра. — Мысли о предстоящей ночной выброске с парашютом над Францией снова выдвинулись на передний план.
— Может, скажешь все-таки, где ты там будешь в Шотландии? — не унимался дедушка. — Вдруг нам потребуется с тобой связаться?
— Не могу. Я попрошу кого-нибудь вам позвонить, чтобы вы знали, куда обрашаться в случае чего. Мне передадут, если я вам понадоблюсь. — Уже слышался шум поезда, вот-вот станут видны клубы пара. Лизетта продолжала отчаянно болтать, стремясь заполнить эти последние минуты, удержаться от слез — но, главное, не дать заплакать дедушке с бабушкой. — Наверняка меня сперва на какие-нибудь курсы пошлют. Я еще такой новичок.
— Хорошо, когда можешь приносить пользу, — с легкой завистью в голосе произнес дедушка.
— Все мы должны вносить свою лепту, — торжественно сказала бабушка. — Мы гордимся тобой, милая. Когда все закончится, приезжай, проведи с нами толком хоть один отпуск. Устроим пикник на Френчам-понд. Мы ведь так туда и не выбрались.
Уж лучше бы она этого не говорила! Не застучи по рельсам колеса, все трое неминуемо бы расклеились!
— Вот и поезд! — Лизетта проговорила это торопливо и, пожалуй, излишне бодро.
— До свидания, моя милая, милая девочка! — Бабушка обняла ее. Лизетте потребовалась вся сила воли, чтобы не заплакать. Она стискивала бабушку в объятиях чуть крепче и чуть дольше, чем собиралась. Но обратил на это внимание дедушка.
— Можешь и меня так обнять. — Лизетта поняла: он догадывается, что она что-то скрывает. — Иди сюда! — он обхватил ее длинными руками и прижал к себе. От дедушкиного пальто пахло дегтярным мылом. — Береги себя, слышишь? — его голос дрогнул. — И поскорее к нам возвращайся.
Лизетта не могла даже ответить — мешал комок в горле. Как будто они договорились: бабушке ничего не рассказывать. Она сжала его руку — да так, что костяшки пальцев побелели.
— Вы уж приглядывайте друг за другом, — сказала она, роясь в сумочке в поисках билета, хотя отлично знала, что он в кармане.
Поезд со скрежетом остановился у платформы. Дедушка открыл массивную дверь.
Лизетта торопливо шагнула внутрь. На счастье, УСО обеспечило ей билет в первом классе, можно будет посидеть в тишине и одиночестве. Девушка украдкой вытерла глаза, глубоко вздохнула, бросила пальто на сиденье и высунулась в окно, чувствуя, что более или менее овладела собой.
— Я вас люблю! — крикнула она, когда двери по всей платформе начали захлопываться.
Протяжный свисток паровоза заглушил ответ.
Поезд дернулся, заскрежетали колеса. Лизетта высунулась в окошко сильнее. Дедушка держал ее за одну руку, бабушка — за другую. Поезд начал набирать ход, отнимая у них внучку…
— Au revoir ! — закричала бабушка вслед.
— Au revoir, — отозвалась Лизетта, посылая им воздушные поцелуи и гадая, увидит ли родных вновь.
Когда чуть позже она открыла дедушкин конверт, внутри не оказалось ни слова о виски и никаких денег. Он написал лишь, что если она не вернется из Франции целой и невредимой, он сам за ней отправится и отыщет, где бы она ни была. И Лизетта ему верила.
11
Ненадолго заскочив в лондонскую квартиру, Лизетта вернулась на курсы с чемоданом всяческой одежды — еще во французской упаковке. Лизетта так и не носила всего этого — мама прислала ей чемодан за несколько дней до автокатастрофы. Целый чемодан стильной одежды от лучших портных, с неотпоротыми ярлычками. Даже пара туфелек на низком каблучке от Шарля Журдана. Наставники Лизетты пришли в восторг и вместе со специально приглашенными стилистами подробно рассмотрели каждую вещь, дотошно проверяя, чтобы даже пуговицы были пришиты «на французский манер». Хорошо, что вещи слегка устарели, так выглядело достоверней, — кто ж во время войны носит сплошь новое? Лизетте велели немного поцарапать туфли и постирать блузки, чтобы поблекли цвета.
Завершив обучение, Лизетта встретилась в Уайтхолле с Джепсоном. Даже дух захватывало — наконец оказаться в Министерстве военных дел.
— А вы похудели, — заметил капитан.
— Да нет, просто стала мускулистей.
Он улыбнулся.
— Как настрой?
— Я готова, сэр. Для работы в тылу врага я выбрала имя Анжелина.
— Отлично. Вам подходит. Как и ваше условное имя.
— Жаворонок? — уголки ее губ изогнулись в улыбке. — Нашей группе велели выбрать птичьи псевдонимы. С жаворонком меня связывают многие ассоциации. В Германии запретили охотиться на жаворонков, и тогда лейпцигские пекари, прежде знаменитые своими пирогами с жаворонками, изобрели одно из моих любимых пирожных. А псевдоним Цыпочка вряд ли уместен.
Утратив обычную сдержанность, Джепсон расхохотался.
— С радостью сообщаю, что моя легенда очень близка к настоящей моей истории.
— Нельзя же просто взять да проигнорировать такое происхождение. Благодаря ему вы будете в большей безопасности, чем обычно бывают наши сотрудники.
— Пришлось немного подработать детали о школе, в которой я училась в Лилле, да о том, где я работала после школы — и все, комар носа не подточит.
— Вам сказали, какое у вас задание?
— Еще нет, сэр.
— Куда вас поселили?
— В квартире в Найтбридже, сэр. Роскошной. Мы там живем с еще одной женщиной-агентом. Обе ждем приказов, сэр. Пока нам велели отдыхать.
— Не слишком расслабляйтесь. Вам предстоит присоединиться к сети закаленных бойцов французского Сопротивления.
— Безусловно, сэр. — Лизетта, когда хотела, умела говорить как урожденная англичанка.
— Ну что ж, не сомневаюсь, мы будем гордиться вами, Лизетта.
— Спасибо, сэр. Надеюсь, будете.
— Непременно заходите, когда вернетесь.
Оба знали, как призрачны шансы Лизетты вернуться с задания.
Они обменялись рукопожатием, и девушка ушла в размытое солнечное сияние Бейкер-стрит до получения инструкций.
Они не заставили долго себя ждать.
Другим приходилось томиться в ожидании, пока их вызовут на задание, неделями, а то и месяцами. Лизетте позвонили в тот же вечер — ей следует явиться в новую штаб-квартиру на Уимпол-стрит, а на следующую ночь вылететь.
У Лизетты перехватило дыхание. Подумать только, ее вызвали так скоро, практически не дав времени порадоваться новой квартире! Но едва первое потрясение улеглось, девушка даже обрадовалась. Собирать ей было нечего. Всю одежду, даже наручные часики, предстояло оставить на Уимпол-стрит. Все остальное уже было готово и ждало ее в маленьком французском портпледе, что хранился в большой комнате цокольного этажа по тому же адресу. В комнате было множество шкафчиков, по числу агентов — и каждый достаточного размера, чтобы вместить специально подобранные вещи, которые агент подготовил к отбытию.
