– Я тоже не маг-медикус. Я – бранный маг. Мне читали краткий курс первой помощи.
– Вовремя пришли, сударыня! – Иржи Хамусек утер слезы кулачищем. – Завтра бы вы эту пташку уже не застали…
Едва домовладелец уразумел, что разрушение частной собственности отменяется, к нему вернулась привычная хамоватость.
– Она останется жить у нас, – Кристиан уставился на Хомяка, как на заклятого врага. – Иначе…
– Иначе что?
– Иначе скажу, что это ты в Герду камень кинул. И донос напишу. Лично…
Он сосредоточился, вспоминая.
– Самому обер-квизитору фон Шмуцику. Мало не покажется!
– Да ты!.. да я!.. Щенок! – задохнулся от негодования Хомяк. – Всю вашу семейку!.. к ногтю!..
– Помолчите, милейший, – холодно бросила Исидора. – У меня от вас голова болит.
Толстяк прикусил язык. Горгулья свечой взмыла вверх – плеснули, грозя пожаром, крылья багряной мантильи – и опустилась на балкон рядом с гарпией. В следующую секунду она уже водила ладонью у лица бесчувственной Герды.
– Жива. Кажется, сотрясение. Средней степени, по шкале Скультетуса. Ее надо перенести на кровать.
Отчего профессор во второй раз не воспользовалась левитирующим заклятием, никто не знал. «Возможно, – предположила гарпия, – при сотрясении левитация противопоказана?» К счастью, маленькая цветочница оказалась легче перышка. Или это Исидора была сильнее, чем сулила ее внешность? Взяв раненую на руки – из Кристиана сейчас вышел бы аховый помощник, да и гарпия находилась не в лучшей форме – профессор без труда уложила ее на кровать.
Убедившись, что дыхание не вызывает опасений, а кровь остановилась, Горгулья вернулась на балкон.
– Молодой человек! Да-да, вы, с глефой. Будьте так любезны, сходите за лекарем.
Кто бы усомнился, что Тибор Дуда бегом отправится выполнять просьбу? И магия была тут ни при чем – личное обаяние, и только.
– Нужна вода – промыть рану. Остальное – дело лекаря.
Когда гарпия несла из кухни воду в ковшике, в коридоре объявился Кристиан. Давай, мол, пособлю. Келена шикнула на дурака: тебе самому лекарь нужен! Сиди у окна, карауль. Как придет, да с Гердой закончит – покажешь руку.
Падение добавило Непоседе ума. Перечить он не стал.
– …Все. Пусть спит. Теперь мы можем поговорить?
– Если не возражаете, профессор, то на кухне.
Исидора сдерживала шаг, следуя за ковыляющей гарпией. Войдя, она плотно притворила за собой дверь. Остывшая печь, стол с кастрюлями, два табурета… Идеальное место для беседы между студенткой и профессором. Вздохнув, Горгулья остановилась у окна, смотря на улицу, где еще недавно бесновалась толпа.
Гарпия ждала у стенного шкафчика.
Обе женщины чувствовали себя неуютно. Слишком близко. Как в бою. Окажись между ними хоть полдюжины шагов, было бы легче. Но выбирать не приходилось.
– Я пыталась вас убить. Я виновата.
Голос Исидоры, обычно громкий и внятный, звучал шелестом травы. Горгулья не умела извиняться. Она просто констатировала факт. Без прелюдий, без долгих объяснений. Причины, мотивы – ничто не играло роли. Я пыталась вас убить.
Я – виновата.
– Знаю. И не держу на вас зла.
– Вы не умеете держать зла. Я в курсе.
– Не умею. У каждой из нас свои особенности. Это плохо?
– Не мне судить. Вы не отказываетесь от своего предложения?
– Какого?
Гарпия прекрасно знала – какого. Но профессор должна была сказать это слово сама. Разговор складывался сухой, почти враждебный. Горгулья по-прежнему стояла к гарпии спиной. Келена тоже уставилась на печь, будто следила за молоком, грозящим убежать.
Хорошо, что не было свидетелей. Свидетели вечно ошибаются.
– Вы обещали помочь мне. Один раз я утратила контроль над собой. Я не хочу, чтобы это повторилось. Не знаю, поймете ли вы… Мне показалось, что я на войне. Что мой дед – рядом. Что время ничего не значит. Сегодня я видела толпу под вашими окнами. И мне опять показалось, что я – на войне. Что мы обе – на войне. Помогите мне.
Исидора собралась с духом.
– Я прошу вас.
У нее больше нет паразита на якоре, поняла Келена. Якорь остался, а паразита нет. Она убила его. Джош Кровопийца умер бы, а не обратился за помощью к ненавистным гарпиям. Собственно, он и умер. Наверное, дед проклял бы внучку, узнай он, что та оказалась сильнее.
– Давайте чаю заварим? – предложила гарпия.
Caput XIX
Но что есть запрет, и что есть судьба,
и что есть от рая ключи,
Коль выпал час плясать на гробах
и рыжих собак мочить,
И туже затягивать ремешок,
и петь, как поет листва –
Давай, дружище, на посошок,
нам завтра рано вставать!
Томас Биннори
– Это за вами, – сказал Мартин Гоффер, вернувшись.
– Кто? – спросил капитан.
Штернблад сидел в саду, под яблоней. Ждал, что яблоко отломится от черенка, упадет с ветки, стукнет по темечку – и ему наконец откроется способ победить давнего неуязвимого противника – казначея Пумперникеля. Кто это придумал, что лейб-стражник должен обзаводиться конем, сбруей и амуницией за свой счет? Какой скупердяй отказывается выделить средства для содержания слуг королевских телохранителей? И ведь известно, кто придумал, а хоть меч ему на голове точи…
– Ассистент Кристобальда Скуны. С каретой. Говорит, прислан отвезти вас в гости к мастеру. Я вчера передал вам приглашение. Помните?
Мартин тихонько вздохнул. У кумира был один-единственный, малюсенький изъян. О вещах, не слишком важных с его точки зрения, Штернблад забывал намертво. Раздавая направо и налево обещания приехать в гости или явиться на новоселье, он позже удивлялся – или делал вид, что удивляется – если его корили за обман. Частенько Мартин решал самостоятельно: что важно для кумира, а что – нет.
И напоминал по сто раз.
– Ну да, конечно! Скажи, пусть обождет полчасика.
Полчаса на сборы – для молниеносного капитана это было слишком. Но Мартин удержался от комментариев. Вытирая лоб платком, он боролся с головокружением. Выйдя на улицу, где ждала карета, Гоффер почувствовал себя очень скверно. Заныли рубцы, оставшиеся после боя с гарпием. Ударили молоточки в висках. Во время разговора с посланцем хотелось вертеть головой – шея затекала. Особенно раздражал тот факт, что ассистент вызывал в памяти какой-то знакомый облик, но какой именно, вспомнить не удавалось.
Так бывает при встречах с гипнотами – особенно с молодежью, не научившейся в полной мере сдерживать опасный дар.
