Скоро натиск союзников Андроника выдохся, и горцы отхлынули к воротам, теснимые партафской пехотой. Вражеский командир только этого и ждал: тяжёлая конница ринулась вперёд, намереваясь смять пехоту Ласкария. Аль-мухадтар явно просчитался, наивно полагая, что пятьсот горцев и две сотни лучников - это всё, что есть в руках у противника. Когда катафракты с улюлюканьем набросились на отступавших пехотинцев Ибрагима, Андроник двинул клибанариев и айсаров. Они спустились с холмов, окружавших долину. Ловушка захлопнулась.
Ласкарий со стены видел, как разворачиваются задние ряды катафрактов и партафских пехотинцев, видел, как клин клибанариев вспорол центр вражеского войска. Враги начали бежать на фланги, но там их уже поджидали айсары-копьеносцы.
Войско противника охватила паника и хаос. Лёгкая конница, плюнув на всё, попыталась прорваться к городу через айсаров, но удалось это отнюдь не многим. Лишь два десятка всадников смогли выйти из окружения, остальные отхлынули от строя федератов.
В это же время открылись Серебряные ворота и на помощь своим собратьям кинулись остальные жители гор. Крича что-то на своём языке, они сначала остановили партафских пехотинцев, решивших последовать примеру своей конницы и прорваться, а затем и отбросили катафрактов. Вот горец поднырнул под лошадь одного из всадников, на которого наседало пятеро воинов, и мечом проткнул незащищённое брюхо коня. Умирающий конь рухнул на землю, накрыв собою всадника, которого скоро добили. Примерно то же самое происходило по всему полю. Лишь самый центр, где находился вражеский командир, ещё держался.
– Камандир, пазволь принести голову таго гяура к тваим нагам! - крикнул Андронику, стоявшему на платформе над воротами, Ибрагим.
– Это сделаю я, Ибрагим! - вперёд наконец-то выехал Менгли-Дубрей, полностью закованный в броню. Он лично добавил в доспех катафракта несколько дополнительных пластин и рёбра жёсткости для кирасы, что сделало его слишком уж похожим на железного голема. Андроник боялся, что чувство сострадания к противнику у него стало големьим...
– Уступаю тебя таго гяура! - Ибрагим отсалютовал партафцу мечом и начал смотреть, что же предпримет Менгли-Дубрей.
Партафец медленно поскакал вперёд, все воины расступались перед ним, искренне сожалея об участи врага.
Когда до рядов противника оставалось всего несколько шагов, Менгли-Дубрей высоко над головой поднял боевой молот и припустил коня в галоп. Через мгновение он протаранил строй пехотинцев, сшиб с коня одного из катафрактов и оказался лицом к лицу с вражеским командиром. Партафец, явно поняв, что является целью этого катафракта, поднял левую руку вверх, что означало вызов на поединок. Одновременно с этим горцы и партафцы перестали драться. Аркадцы тоже остановились, ожидая, что же будет дальше. Только на холмах айсары добивали пытавшихся сбежать врагов.
Партафский командир был в тяжёлых доспехах катафракта, только шлем он снял, чтобы воины могли его отличить от других всадников. На поясе у него висел меч с вделанным в эфес опалом.
– Я предлагаю поединок, воин. Прошу тебя назвать имя и свой титул. Хотелось бы знать, кого мне придётся убить! - ухмыльнулся партафец, явно надеясь на скорую победу.
– Данри-Бек Менгли-Дубрей, аль-мухадтар конницы султана Аббаса Великолепного! - Менгли-Дубрей будто стал выше, гордо вскинув голову.
– Дубрей, это ты? - партафский командир был явно поражён: с его лица сползла ухмылка, а пальцы, державшие эфес меча, разжались. Но потом партафец взял себя в руки и потребовал. - Сними шлем, и докажи это, воин.
– Если ты не узнаёшь мой голос, Рустам - Бек, то вот тебе моё лицо! - Менгли-Дубрей снял со своей головы шлем.
Не случись войны, это могло бы сойти за встречу старых друзей. Менгли-Дубрей и Рустам с детства дружили: их отцы были соседями, и часто посещали усадьбы друг друга. И Дубрей, и Рустам вместе пошли в конницу, где быстро продвинулись до командиров конной сотни. Затем судьба разделила их. Во время войны Партафы с Тайсарским каганатом Дубрей командовал конной тысячей, а вот Рустам участвовал в обороне северной границы от аркадских армий. Именно тогда имперская граница стала проходить по Гусиному броду и Красной реке, как её называли партафцы. А затем Менгли повысили до звания аль-мухадтара, а Рустама отправили на границу с Королевством.
– Ты почти не изменился, Дубрей! Но как ты... почему ты... с ними? - Рустам непонимающим взглядом уставился на Менгли-Дубрея.
– Возвращаю трон законному владельцу, не более! Ты готов к битве?
– Ты об Аббасе? Но он же погиб в битве, прикрываемый только пехотой Менгли-Хазрея! Ты же сам там был, должен об этом помнить.
– Султан Аббас выжил лишь из-за снисходительности Иоанна Ватаца. А всё, что ты сказал - чушь, глупее которой я ещё не слышал. - Между тем битва снова разгорелась с ещё большей силой.
– Тогда, получается, что Менгли-Хазрей... Воины, сложить оружие! И так слишком много партафцев погибло сегодня!
Приказу никто не последовал. Воины, стоявшие за спиной придвинулись ближе к своему командиру
– Я сказал, всем сложить... - Рустам обернулся. - Как это понимать?
– Великий султан предупреждал нас об этом. Этот приказ - предательство Партафы, а каждый предатель должен умереть! - тихо ответил один катафрактов-телохранителей и вынул меч. За ним последовали остальные два десятка воинов. Другие партафцы то ли не заметили, то ли не захотели заметить этого и продолжали бой с наступавшими айсарами и горцами.
– Измена! - воскликнул Рустам и обрушил удар своего меча на катафракта.
Всадник вскинул голову и упал, погрузившись в сугроб снега. Это послужило сигналом остальным. Десяток "бессмертных" кинулся на Рустама. Менгли-Дубрей, секунду поколебавшись, оказался рядом со своим другом. После того, как Рустам-Бек отдал приказ сложить оружие, в глазах Дубрея он снова стал другом детства. А Менгли-Дубрей привык защищать друзей.
– Мы ещё повоюем, Рустам!
– Да, Менгли! Как же я ошибся, - Рустам ударил по одному из нападавших мечом, и тот отлетел в сторону, истекая кровью.
– Рустам, ты ещё искупишь ошибку. И я тоже искуплю свою! - Менгли отбил очередной вражеский удар своим молотом.
Осталось только восемь противников. Хотя партафцев тут было раз в десять больше, но все они, кроме "бессмертных", были поглощены боем с горцами.
Вот один из партафцев ринулся на Рустама, но Менгли-Хазрей в очередной раз отклонил удар своим молотом и размозжил голову нападавшего.
– Ещё целых семеро, Менгли!
– Всего семеро, Рустам! - Дубрей замахнулся и ударил по приближавшемуся противнику, но тот отскочил в сторону, и удар пропал втуне.
– Смерть изменникам! - проорал, видимо, главный из семерых и ткнул мечом в коня Рустама. Костяные пластинки на шее не выдержали и треснули, по белой кости потекла красная струйка крови. Конь начал заваливаться, но Рустам в последнее мгновение успел спрыгнуть.
