– Этого я тебе обещать не могу. ~ Хихикнув, она погладила его двойной подбородок. – Попроси что-нибудь еще.
– Как раз за этим мы явились к тебе. Святейшая, – проговорил принц. – Разреши взять в поход наших детей, Калис и Натепа.
– Как, и вы не боитесь подвергать малолеток превратностям военной жизни? – деланно удивилась королева.
Камня, пропустив колкость мимо ушей, заметила:
– Они не малолетки. Калис двенадцать, а Натепу десять. Как раз тот возраст, когда уже можно приобщаться к славе. Обещаю, Натеп будет сражаться вместе со мной…
– А Калис – со мной, – добавил Джосер. – Пусть наши дети познают вкус победы вместе с нами. Это все, о чем мы просим, Ваше Величество.
– А может, вы просто боитесь оставить их в Луксуре, со мной?- хитро вопросила Тхутмертари. – Боитесь, как бы с ними не приключилось то, что случилось с Ринией, вашей младшенькой? Напрасно боитесь. Калис не девственница, она носит семя змеядов, а Натеп скоро сам сможет исполнять свой долг перед новой расой. Клянусь Сетом, я не тронула бы их.
Принц и принцесса пожали плечами.
– Мы сказали все, – сказала Камия.
– Решай, сестра. Ты слышала нашу просьбу, – прибавил Джосер.
Золотоволосая девушка одарила их улыбкой, ослепительной и благожелательной, и они снова отметили про себя, как прекрасна она и какая невообразимо черная душа скрывается за этой божественной красотой…
– Я согласна, – просто сказала королева и отпустила их.
Глядя, как за принцем и принцессой закрывается дверь, Тхутмертари задумчиво прошептала:
~ Клянусь Сетом, я не тронула бы ваших детей! Зачем они нужны были мне? А теперь трону. Вы сами напросились, и я не могу поступить иначе.
Вошел звероподобный Патрас и доложил ей:
– Дети здесь, Ваше Величество. Верховная жрица нетерпеливо кивнула.
– Введи их, Патрас. И еще. Доставь ко мне Калис и Натепа, дочь и сына принца Джосера. Да так, чтоб ни принц, ни его жена не видели.
– Будет исполнено, Святейшая, – бесстрастно сообщил стражник, не способный ничему удивляться.
Тхутмертари прошла к небольшой нише и взяла оттуда нефритовую шкатулку. Прозвучало короткое заклинание, и шкатулка открылась. Она была заполнена блестящим черным порошком. Глаза девушки загорелись, и она нервно облизнулась. Да, это как раз то, что нужно, пронеслась в ее голове мысль. В шкатулке находилась пыльца черного лотоса, загадочной травы, растущей в джунглях мертвой реки Зархебы и насылающей ужасные сновидения, в которых грань между жизнью и смертью утрачивает свои очертания. Обычный человек, едва вдохнув аромат черного лотоса, мгновенно умирает. Но опытные стигийские маги издавна используют эту пыльцу для приобщения к тайнам темного знания и в кошмарных снах черпают силы для колдовства…
Заслышав шум, девушка оторвала взгляд от шкатулки. Патрас и с ним еще несколько стражников, людей и змеядов, втолкнули в опочивальню стигийской королевы детей. Тхутмертари насчитала тринадцать девочек и тринадцать мальчиков; последними шли Калис и Натеп. Детям было от пяти до двенадцати лет. Дочь Джосера была самой старшей. Рты детей были заткнуты кляпом, а руки связаны за спиной. Увидев, что находится в нефритовой шкатулке, Патрас смертельно побледнел. Значит, и тебе, животное, ведом страх, ухмыльнулась волшебница. Страх присутствовал также в глазах стражников и, что совсем не понравилось королеве, детей.
– Разве ты не дал им дурманящее зелье, укрепляющее дух, Патрас? – жестко осведомилась Тхутмертари.
– Дал, Святейшая. Все дети приняли его. Кроме этих. – Он указал на отпрысков Джосера и Камни.
Девушка недоверчиво хмыкнула. Калис и Натеп как раз держались не хуже других.
– Развяжите им руки, – велела она стражникам, а когда ее приказание было исполнено, внушительно прибавила: – Теперь ступайте. Никого не пускайте ко мне, пока я сама не выйду. Что бы ни происходило здесь. Тебе ясно, Патрас?
– Слушаюсь и повинуюсь, Ваше Величество, – ответил детина и вместе со своими подчиненными поспешил покинуть страшную опочивальню.
Оставшись наедине с детьми, Тхутмертари опустилась в кресло; шкатулку с пыльцой черного лотоса она поставила на столик рядом. Поманив к себе пальцем Натепа, она вынула кляп из его рта и нежно поцеловала в лоб. Мальчик молчал, глядя в сторону.
– Ты знаешь, кто я? – приветливо спросила она.
– Знаю, – хмуро ответил Натеп. – Ты убила мою сестру. Ты всех убиваешь. Меня ты тоже убьешь, да?
Волшебница заставила его посмотреть ей в лицо.
– Да, – не меняя тона, сказала она. – Но прежде я позволю тебе насладиться прелестью сна. Особого сна. Скажи, часто ли ты видишь сны, Натеп?
Мальчик угрюмо кивнул. Сильные руки Тхутмертари подняли его, посадили на колени, спиной к королеве, и разорвали на нем одежду. Натеп не сопротивлялся. Остальные дети с ужасом смотрели на них; некоторые пытались вытащить кляп. Девушка прижала Натепа к своему нагому телу, ее руки заскользили по его коже, и она проговорила:
– Я покажу тебе сон, мальчик. Тебе, твоей сестре и этим детям. Такого сна вы никогда прежде не видели и никогда более не увидите. Это будет замечательный сон! Я перенесу вас в него. Мы будем там вместе. Я даже позволю вам участвовать в нем. Чудесный сон, не правда ли?
В этот момент двое детей, мальчик и девочка, освободились от кляпа и застучали в дверь, призывая на помощь.
– Не убегайте от сна, дети, – нараспев сказала Тхутмертари и, не обращая более на них внимания, опять обратилась к Натепу: – Видишь этот порошок, мальчик? Он волшебный. И я – великая волшебница. Самая-самая великая. Выше меня стоит только мой Бог, Владыка Сет, Змей Вечной Ночи, но я стою совсем недалеко от его трона… Давай возьмем этого порошка и рассыплем его по комнате. Он поможет нам найти наш чудесный сон. Бери, не бойся!
Она высунула длинный алый язычок и медленно лизнула ухо мальчика, подталкивая его к действию. Неспешно, словно зомби, Натеп протянул руку к нефритовой шкатулке и зачерпнул небольшую щепотку.
– Нам этого мало, – терпеливо прошептала девушка ему на ухо. – Столько брал Тот-Амон, а разве Тот-Амон показывал вам чудесные сны с превращениями? Нет, мы должны взять больше волшебного порошка. Не стоит его жалеть. Ведь мы не хотим, чтобы наш сон был скучным. Мы хотим, чтобы он был увлекательным и интересным. Верно?… Поэтому нам потребуется весь этот порошок. Давай я покажу тебе, как надо…
В иную минуту Патрасу казалось, что он поставлен сторожить не двери королевской опочивальни, а Врата Ада. Жалобные крики, начавшиеся сразу после его ухода, вскоре превратились в истошные вопли, настолько жуткие и надрывные, что Патрас усомнился, могут ли издавать их человеческие уста, тем более уста детей. К воплям и стонам примешивались скользящий хныкающий смех и пронзительный, но тихий визг – эти последние уж никак не могли быть человеческими. Адские звуки чередовались один с другим, а порой и сливались в единую какофонию. За годы труда заплечных дел мастером в застенках Кеми Патрас ни разу не слышал ничего подобного. Он не мог знать, чем занимается Святейшая в своей опочивальне, но готов был отдать душу, лишь бы этого не знать никогда, не слышать и не видеть. Он не сомневался, что больше не увидит этих детей.
