Фантом появился неожиданно. Конан заметил его чисто случайно, ощутив холодное дыхание за своею спиной.
– Так, значит, Сердце Аримана?! Я должен был догадаться… – насмешливо произнес Тезиас. – Итак, ты отказываешься повиноваться мне! Смотри же…
Не отвечая ни слова, Конан стремительным движением схватил волшебный камень и направил луч Сердца на Тезиаса. Но прежде, чем Пелиас открыл рот, чтобы произнести заклинание, фантом исчез.
– Ишь как драпанул! – расхохотался король. – А еще бог!
– Боюсь, мы упустили его, – мрачно заявил волшебник.
Вскоре с улицы донесся неясный шум. Звук возрастал, приближаясь. Нехорошее предчувствие овладело Конаном и его друзьями.
– Пойду узнаю, что это такое, – сказала Зенобия. Ее стройная фигурка скрылась в дверях опочивальни.
Через минуту в покои вбежал Просперо. На бравом солдате не было лица.
– Господин! Ты не поверишь – я и сам не верю.
– Что еще? – вскричал Конан.
– К твоему дворцу движутся бесчисленные толпы тарантийцев. Дикий гнев внезапно обуял их; они крушат все на своем пути. Все как один люди кричат, что ты, Конан… – верный Просперо замялся.
– Ну, говори!
– …Что ты продал душу дьяволу и что вместо тебя страной правит злой колдун по имени Пелиас!
Со стоном изумления волшебник опустился на пол.
– И еще они говорят, – краска залила лицо храброго Просперо, – что ты отменил культ Митры и объявил богом Аквилонии этого колдуна. Что ты приносишь ему в жертву по сто девственниц за ночь, а сам питаешься кровью собственноручно задушенных тобою же младенцев… Что ты…
– Ну все, довольно, я понял! – рассвирепел Конан. – Прикажи солдатам гнать прочь этих сумасшедших!
Просперо сжался под гневным взглядом короля:
– Аквилонские солдаты кричат то же самое.
– Что, мои солдаты? – Конан, казалось, вот-вот разрушит стены своим ревом.
– Да, и они. Верные воины едва сдерживают толпу, но им долго не продержаться: люди продолжают прибывать тысячами.
В окно полетели камни. До Конана донеслись яростные вопли:
– Выходи, киммерийский змей! Мы скормим тебя собакам! Долой ублюдка, пожирающего наших детей! Смерть Конану-узурпатору!
У короля даже не было времени на выражение захлестнувших его чувств: в опочивальню ворвался Паллантид, начальник Черных Драконов – королевской гвардии.
– Король! Прибывают гонцы из близлежащих деревень. Они сообщают: все жители в панике бегут из своих домов и направляются сюда! Прошел слух, будто злой колдун Пелиас, захвативший власть над Аквилонией, с минуты на минуту сотрет с лица земли их жилища!
Пелиас охнул и пробормотал что-то на неизвестном Конану языке. Дворец дрожал, сотрясаемый ударами стенобитных машин. Ломают ворота, машинально отметил Конан.
– Митра покарает всякого, кто не оторвет кусок плоти от смердящего тела киммерийской собаки! – зычный голос приближался. – Смерть узурпатору!
В дверях показался Публио, верный канцлер короля. В глазах всегда спокойного и рассудительного канцлера застыло безумие, а полное лицо искажала отвратительная гримаса. Увидев Конана, Публио что есть силы завопил:
– Эй, воины, сюда, я нашел его! И колдун с ним! Тотчас за его спиной возникла дюжина вооруженных рыцарей; глаза их светились ненавистью.
– Вот он! – вскричал Публио, указывая на короля. – Благословение Митры и мешок золота тому, кто первым убьет варвара!
Оттолкнув канцлера, рыцари с ревом ворвались в опочивальню. Не раздумывая, Конан схватил Сердце Аримана и заорал:
– Пелиас, Просперо, Паллантид! Живо за мной!
Нажав на известный одному ему рычаг, Конан распахнул скрытую в стене дверь. Четверо преследуемых успели скрыться в тайном коридоре прямо перед носом у озверевших рыцарей.
– Что стоите, собаки? – услышали они дрожащий от ярости голос Публио. – Найдите и убейте узурпатора! Колдуна хватайте живьем – мы спустим с него кожу!
Конан и его друзья, не оглядываясь, бежали по тайному ходу.
– Гипноз, жуткий, безмерно чудовищный гипноз… – задыхаясь от внезапных переживаний и стремительного бега, бормотал старый волшебник.
Внезапно они услышали пронзительный женский крик. У Конана защемило сердце. Он остановился и рванул на себя одну из дверей тайного коридора; древний ход имел связь почти со всеми помещениями дворца.
Ворвавшись в комнату, они застали удивительную картину. Королева Зенобия держала кувшин, в котором раньше была вода. Теперь эта вода с шипением стекала с призрачного тела Тезиаса. Судя по всему, фантом испытывал нестерпимую боль.
– Он боится воды, Конан! – радостно воскликнула Зенобия.
– Глупая девчонка! – зашипел Тезиас. – Я ничего не боюсь, а вот ты навеки останешься водой!
Огромные черные глаза фантома сверкнули молнией. В тот же миг ноги Зенобии потекли, и тело королевы, превращаясь в воду, стало медленно стекать в кувшин.
Бледный Пелиас выкрикнул заклинание, и фантом, изменившись в лице, растворился в воздухе. Конан бросился к своей королеве.
– Любимая, я спасу тебя! – в отчаянии шептал он, стараясь удержать в своих руках части тела Зенобии, еще не успевшие стать водой.
В комнату ворвались вооруженные рыцари Публио.
– Беги, дорогой! Я верю в тебя… – успела прошептать Зенобия, прежде чем ее голова, также как и тело, превратилась в воду и вылилась в жестяной кувшин.
Горестный, пронзительный рев смертельно раненного зверя заставил рыцарей остановиться. Обезумевший от горя, Конан обнажил меч и пошел на рыцарей. Просперо и Паллантиду встали рядом с королем.
– Ну, кто первый, шакалы? – хрипло спросил киммериец.
– Ты не можешь драться с ними – они же заколдованы! – воскликнул Пелиас. – Твои подданные не ведают, что творят!
Волшебник метнул в рыцарей какой-то шарик, и те замерли, словно каменные.
– Это ненадолго остановят их, – заметил чародей. – А теперь – бежим!
– Клянусь Кромом, я вернусь за твоей душонкой, падаль! – воскликнул Конан и, подхватив кувшин с Зенобией, скрылся в тайном коридоре. Его спутники последовали за ним.
Тезиас чувствовал себя ужасно: все части его воображаемого тела ныли, словно тело было настоящим и с него сдирали кожу. Голова нещадно болела, и разум, казалось, выплескивается наружу. Даже порции космической энергии, которой он подкрепился, не принесли желаемого облегчения.
Воистину завоевание Аквилонии оказалось тяжким трудом! Его мыслительной души едва хватило, чтобы устроить всенародное умопомешательство. Однако спектакль получился славный! То, что его враги остались живы, ничуть не огорчало Тезиаса. Так было даже интереснее! Тезиас представил себе искаженное гневом лицо короля-гиганта, вынужденного, подобно мыши, спасаться тайными ходами, и расхохотался. Он, Тезиас, придумал для киммерийца нечто худшее, чем смерть, – всенародное унижение и позорное бегство. Участие в этом бегстве старого учителя еще более воодушевило Тезиаса.
