Стоило дозорному отпустить их, как Дьюранд ринулся вперед, петляя по грязной сырой аллее под прикрытием ряда домов, пока не достиг двери крохотной, похожей на мышку женщины. Она и ростом едва-едва дотягивала ему до пояса.
— «Мне должно скитаться по длинным дорогам. Должно ждать на перепутьях и предлагать советы заблудшим».
— Мадам, мы крайне признательны, — проговорил Ламорик.
Женщина сообщила, что никогда не могла отказать чужеземцам в помощи, и показала куда-то вперед. Выше по улице виднелся алтарь, откуда на беглецов взирала оборванная деревянная фигура в широкополой шляпе. Кто-то зажег там лампу, и Дьюранд шагнул в переулок. В руке скульптура сжимала узловатый посох.
Странник. Дьюранд почти различал монетки, сверкающие у него в глазах.
Знамение. Молодой рыцарь ахнул. Подумать только, на расстоянии в две сотни лиг и целую жизнь от замка его отца настоятель умудрился выбрать те самые слова, что сказал Дьюранду Странник, когда они стояли вместе на дне колодца в Коль.
Ламорик схватил его за плечо.
— Ради Небес! — Он дернул Дьюранда, побуждая того двигаться дальше.
Они бежали — и прятались. Промчались по аллее и вырвались на знаменитую лестницу Ста Ступеней. Переждали обход в храме, посвященном Девяти Спящим, на фасаде которого мерцали алебастровые дети, до блеска отполированные руками тех, кто потерял своих близких.
— Что-то не помню, чтобы нам было так далеко, — заметил Ламорик. — Похоже, мы дали кругаля через весь город.
Помимо тонкого серпа луны единственными источниками света были огоньки на алтарях да яркие окна дворца на вершине. Беглецы двинулись вниз. Дьюранд то и дело невольно поглядывал на возвышающуюся Орлиную гору.
Скоро к запаху торфяного дыма примешался запах гниющих водорослей и ила.
— Значит, уже недалеко, — обрадовался Ламорик.
В конце концов они юркнули в таверну на Фарьер-стрит. Над дверью на ржавых цепях висела голова каменного короля. Ниже по улице Дьюранд заметил величественный вход в монастырь: веер скульптур, несомых стоящими при входе каменными владыками или Небесными Силами — все ярко освещенные огромной жаровней. Возле огня грели руки солдаты; Дьюранду показалось, будто он различает одного из чиновников Рагнала.
От двери таверны беглецов окликнул какой-то человек в черном одеянии.
— Да вы хоть представляете, сколько клиентов я потерял из-за…
Дьюранд вытащил клинок из ножен. Стражники уже поворачивались, а эти слова не были условленным сигналом. Приставив острие к животу незнакомца, Дьюранд заставил того пятиться, пока не загнал в дом. Людям Рагнала придется очень постараться, чтобы захватить Дорвен или ее мужа.
Гермунд прижался глазом к дверной щели.
— Не думаю, чтобы эти мошенники что-то заметили.
Дьюранд развернул пленника лицом к остальным и передвинул клинок наверх — к горлу незнакомца. Глаза у того так и вылезли из орбит.
— Что ты должен сказать? — требовательно осведомился Ламорик.
— Ох, Владыка Небесный, да как же там… Ах, да! «Бери, что угодно, а я облачусь в обноски дорог, и это раздвоенное дерево станет мне знаком».
Услышав еще один отрывок из слов Странника, Дьюранд освободил незнакомца.
Стену таверны озарял одинокий глиняный светильник — что само по себе было вовсе не удивительно, но вот от зрелища, что открылось беглецам при свете пламени, все четверо на миг остолбенели. Там, где положено было находиться задней стене, выступали из мрака широкие лбы. Тени плавали в глазах королей, королев и героев — от пола до потолка. Одна скульптура, изображавшая какого-то толстяка, стояла чуть в стороне.
— И как вы называете это место? — спросил Гермунд.
— Трактир «Шарики», — ответил трактирщик. — Имею честь быть его владельцем.
Гермунд подошел к одному из окон.
— Пути дальше нет. Там добрых две дюжины человек.
— Они устроили на углу сменный пункт, — догадался Дьюранд. — По-моему, я видел там одного из клерков. А остальные, верно, сержанты и гонцы.
— Проклятие! — выдохнул Ламорик.
Трактирщик закрыл лицо длинными костлявыми руками.
— Я говорил жрецам, что с радостью выручу их, — ведь они так помогли, когда хворала моя сестра, но я просто не могу себе позволить закрыться на целую ночь. Налоги, подати, да и постоянные клиенты. Я еще должен платить за специальное разрешение на торговлю после сигнала к гашению огня… Я ни в чем не виноват! Жрецы не предоставили мне способа связаться с ними, если вдруг возникнут осложнения.
Дорвен тем временем шагнула к столу, на котором мерцал светильник. Дьюранд заметил там кляксу красного воска для печатей.
Трактирщик оглянулся.
— Пожалуй, вам лучше вернуться. Может, найдется еще какой другой путь.
Он словно бы в рассеянности взял со стола небольшой предмет, но Дьюранд опередил его — и теперь обхватил ладонью костлявый кулак трактирщика.
— Господин трактирщик, — промолвила Дорвен, — простите нам излишнее любопытство в сегодняшний вечер.
— В каждом ремесле завсегда свои секреты, — начал тот, однако Дьюранд уже сдавил его кулак, второй рукой ухватив владельца таверны за плечо.
— Твоя помощь нам очень важна.
— Мы не имеем никакого отношения к властям, — заверила Дорвен. — Пожалуйста.
Трактирщик разжал кулак и показал им кольцо с печаткой — с угловатым орлом, которого Дьюранд мгновенно узнал.
Гермунд наклонил голову набок.
— Печать начальника гавани — или очень хорошая ее копия. И, подозреваю, загляни мы в ваши подвалы, уж верно нашли бы там такую печать на иных бочках, не упомянутых в учетных книгах. Так ведь?
Трактирщик пожал плечами и неопределенно повел рукой.
— Когда цена слишком высока или спрос мал, портовые сборы никому не по карману. Мне мучительно больно лишать…
Гермунд вскинул руки.
— Понимаю, понимаю! Зато, по-моему, ты — именно такой человек, который знает, как незаметно пронести в гавань предмет размером со здоровенный бочонок.
— Начальники гаваней не всегда платят своим работникам так, как они того заслуживают. Есть способы.
Гермунд покачал головой и подмигнул.
— У нас хватит средств, чтобы подмаслить таможенника-другого. А?
— Есть и другие пути, но их главная ценность — строжайшая секретность. — Дьюранд по-прежнему держат трактирщика на плечо. — Один… один не очень далеко отсюда. Стена стара. Есть отверстие — под домом моего знакомого.
— Вы сказали, жрецы помогли вашей сестре, — вступила Дорвен. — Я понимаю, сколько беспокойства мы вам доставляем, и ни за что не стала бы просить вас снова рисковать — но мы в отчаянном положении.
