— Да. А ты будешь сражаться за моего брата?
Дорвен положила руки на плечи Альморе.
— Твой брат очень храбр, — промолвил Дьюранд. Ламорику предстояло биться с Радомором в одиночку — и Дьюранд никак не мог это предотвратить. — Я сделаю для него все, что смогу.
В ближнем к ним стойле высился здоровенный вороной жеребец. Он глядел на Дьюранда сверху вниз из теплого сумрака.
— Это Бледный, — сообщила Альмора.
Огромные темные глаза великана мерцали откуда-то из-под стропил.
— Очень красив, — отозвался Дьюранд.
— Сэр Геридон говорил, это смешно, назвать его Бледным, — сказала Альмора. — Потому что он такой черный. Вот эта полоска на носу — только и есть на нем светлая, как столб в заборе. Сэр Геридон сам на нем и ездит. — Она прикусила губу. — А мне не разрешают. Сэр Геридон говорит — был бы Бледный таким ручным, чтобы катать девчонок, какой же из него тогда боевой конь, да?
Скрипнула дверь. В конюшню вошли Оуэн, Берхард и Бейден. Мгновенно оглядевшись, они сняли со стен упряжь и тихо вышли.
Дьюранд сглотнул и кивнул девочке.
— Тогда отойди-ка в сторонку, сейчас я буду его выводить.
— Он же сэра Геридона, — запротестовала Альмора, но Дорвен повела ее прочь из конюшни.
— Я о нем позабочусь, — пообещал Дьюранд.
— Я буду смотреть. Папа обещал. Мы все должны смотреть — каждый год.
И малышка вприпрыжку помчалась вперед. Дорвен кивнула — когда будет сражаться брат Альморы, девочку и близко нельзя подпускать к ристалищу.
На миг они остались вдвоем.
Дорвен поцеловала его — глубоким, бездыханным поцелуем, закрыв глаза, — а потом оторвалась от возлюбленного и поспешила за своей подопечной.
Дьюранд с бешено бьющимся сердцем пошел прочь.
* * *
— Кра!
Дьюранд застыл у выхода во внешний двор. А потом увидел. По обеим сторонам сидели на стенах иссиня-черные птицы. Падальщики. Многие сотни. Они занимали каждый свободный кусочек стены, каждую амбразуру над беспокойной толпой.
Дьюранд вывел геридоновского Бледного во двор. Не только пернатые зрители спешили на турнир — чуть ли не все население Акконеля высыпало на улицы, что вели к ристалищу. Жители города, с посеревшими лицами, замерзшие, стояли на поросших травой склонах под стенами. В одном конце ристалища ждал герцог Радомор, на другом — застыл Ламорик, выжидая, пока Гутред подтягивал подпругу его коню.
Все, кроме старого оруженосца, не сводили глаз с Радомора. Герцог Ирлакский казался огромным, точно каменный идол. Лицо его тонуло в тени, однако никакая тень не могла скрыть, каким огнем горят черные глаза. На обоих плечах сидели, глядя на противника, грачи — ухмыляющиеся, самодовольные. Рядом возвышался и его паладин, рыцарь-поединщик: закованный в броню монстр вышиной с каменных королей на Орлиной горе. Сейчас он склонил голову в шлеме на сложенные чашей руки в тяжелых латных рукавицах.
— Эй! — Берхард протянул Дьюранду какой-то ржавый узел. — Оуэн нашел кольчугу тебе по размеру и гамбезон, из которого еще не вся набивка повыпадала… если потом мы будем участвовать в общей схватке.
— Отлично, — поблагодарил Дьюранд. Ржавчина слишком уж походила на старые пятна крови; надеясь, что под коростой найдется надежное колечко-другое, он принялся натягивать кольчугу.
С возвышения на толпу взирал герцог Абраваналь — и взгляд его был холоднее льда. Рядом с ним сидели Дорвен и маленькая Альмора — темные глаза малышки были куда серьезнее, чем пристало маленькой девочке.
— Вбивают вешки, — пробормотал Берхард. — Герольды сейчас на стороне Радо. Я с ними парой слов перемолвился. — Он показал на пространство перед стеной. — Первый шест из бузины.
У подножия откоса для публики рыжеволосый герольд покосился на пять тысяч пернатых наблюдателей перед тем, как передвинуть кол, отмечавший южный конец ристалища.
Конзар подошел к Ламорику. На голове у того были кольчужный капюшон и стеганый подшлемник на кожаных застежках.
— Постарайтесь выбить его из седла.
— Превосходная мысль! Хорошо, что у меня есть с собой копья, — саркастически усмехнулся Ламорик.
Гутред надел на плечи своего господина шит, проверяя длину лямок.
Дьюранд оглянулся на Берхарда.
— Бузина. Славное дерево, да?
— Ну, «проклятым» его называют чаще, чем «веселым»: уж больно сильно пахнет, да и сердцевина слишком мягкая. Зато, слыхал я, эту самую сердцевину легко выдолбить, чтобы сделать свисток. Это уже вполне весело.
Герольд двумя быстрыми ударами вбил бузинный кол — черные крылатые наблюдатели ответили на стук хриплым зловещим карканьем.
— Старайтесь выжать все, что можно, из первой же сшибки, — продолжал Конзар. — Точный удар — и быть может, вы и ваше имя еще поживете на свете. Выбейте его из седла — кто знает, вдруг у него лопнет ремешок на плече или нога в стремени застрянет, тогда все кончится, почти не успев начаться.
Гутред водрузил одолженный из замковых запасов шлем поверх кольчужных колец и мягкой подстежки, с несчастным видом пытаясь стереть пальцем бурые пятна.
Ламорик сощурился.
— К черту, Гутред, ты уже шесть раз пробовал. Мне хочется пожить хотя бы до начала турнира.
Гутред уже проверял шпоры хозяина.
Герольд со своим подручным достигли восточного угла ристалища, прямо у ног Радомора. Два грача нагло смотрели на них, как всегда нахохлившись. Радомор буквально курился в еще остававшемся около него клочке тени. Герольд вытащил очередной кол.
— А это кладбищенское дерево, — заметил Берхард. — Тис.
— Владыка Судеб, — покачал головой Дьюранд.
— Роковой тис, так его называют.
Герольд как следует стукнул по верхушке шеста палицей. Шест не поддался. От второго удара кол расщепился — в притихшем дворе треск прозвучал особенно звонко, — но вошел глубоко в землю. Кони затрясли головами.
— Дерево смерти, вбитое быстро, — продолжал отсчет Берхард. — И треснувшее.
— И о чем это говорит? — спросил Дьюранд.
— Даже думать не хочу.
— Вы просто кучка вздорных старух! — в сердцах воскликнул Ламорик. — Долго еще?
Конзар гнул свое:
— Если дойдет до пешей схватки, Радомор сильнее вас. Он боец сильный и коварный, руки у него длинные, да к тому же сукин сын не знает колебаний.
— Пойти, что ли, поставить на него? — фыркнул Ламорик.
Гутред так дернул подпругу на скакуне Ламорика, что всадник чуть не потерял равновесие.
— Ваш противник увечен, ваша светлость, — пробурчал он.
— Ах да, — протянул Ламорик, припоминая. — Что-то с шеей. И?..
